Фатежский уезд

Фатежский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Курская губерния Центр Фатеж Образован 1779 год Упразднён 1924 год Площадь 2 371,4 вёрст² (≈2 698,7 км²) Население 125 485 (1897)

Фате́жский уе́зд — административно-территориальная единица Курского наместничества (1779 — 1797) и Курской губернии (1797 — 1924) Российской империи, а затем (после революции) РСФСР. Уездным центром был город Фатеж.

История

7 ноября 1775 года был издан указ Екатерины II «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи», в соответствии с которым Россия была разделена на 50 наместничеств и губерний (по 300—400 тысяч населения в каждой) с подразделением их на уезды (по 20 — 30 тысяч человек). Границы прежних административных территорий подверглись переделке, потому что губерний и уездов стало намного больше.

В 1779 году было образовано Курское наместничество, состоящее из 15 уездов. Из земель бывшего Курского уезда, был образован Фатежский уезд. Уездный город был образован из однодворческого села Фатеж, известного с XVII века.

В результате второй губернской реформы в 1797 году Курское наместничество было преобразовано в Курскую губернию. Уезды были укрупнены. К Фатежскому уезду была присоединена территория Дмитриевского уезда.

В 1802 году большинство уездов, существовавших до 1797 года были восстановлены. Территория Фатежского уезда сократилась практически до прежних размеров (границы уезда, по сравнению с 1797 годом, были изменены). В таком виде уезд просуществовал до 1924 года.

12 мая 1924 года вышло постановление Президиума ВЦИК об укрупнении уездов. На территории Фатежского уезда были образованы Алисовская, Нижнереутская и Фатежская волости, вошедшие в состав укрупнённого Курского уезда.

В 1928 году, после ликвидации Курской губернии и перехода на областное, окружное и районное деление, был создан Фатежский район, вошедший в Курский округ Центрально-Чернозёмной области.

География

Фатежский уезд являлся наименьшим по площади в Курской губернии (2362,4 кв. верст, или 246067 десятин). Местность уезда возвышенная, открытая. Наибольшую высоту над уровнем моря имеют сёла Молотычи (904 фута) и Никольское (866 футов), расположенные к северу от Фатежа. Реки протекают в глубоких и изрытых долинах. Все реки уезда относятся к водной системе Сейма (бассейн Днепра), наиболее значительные из них: Свапа — протекает по северной границе уезда и её приток Усожа — орошают большую часть уезда, на востоке протекает река Снова. Все реки Фатежского уезда несудоходны, озёр и значительных болот нет.

Почва представляет собой глубокий суглинистый чернозём (до 3 футов) и по своим качествам принадлежала к числу плодороднейших в губернии. По реке Усоже много известняка, а в 5 верстах от Фатежа, недалеко от деревни Сухочёва — жерновой камень. Фатежский уезд исстари принадлежал к степным, безлесным местностям — леса составляли в нем не более 6% всей площади.

Население

Уезд населяли православные великороссы, раскольников было не более 2%. 3/4 населения — бывшие государственные крестьяне, большей частью однодворцы; остальные — бывшие вольные хлебопашцы или помещичьи крестьяне, среди которых многие получили дарственный («нищенский») надел. В 70-е годы XIX века началось переселение крестьян из Фатежского уезда в сибирские губернии.

Административное деление

В 1877 году в уезде было 15 волостей:

№	Волость	Административный центр
1	Бартеневская	Бартенева
2	Богоявленская	Анненково
3	Большежировская	Большое Жирово
4	Брусовская	Березовец
5	Горяиновская	Горяиновка
6	Дмитриевская	Дмитриевское
7	Сдобниковская	Сдобниково
8	Игинская	Игино
9	Миленинская	Пригородная Слобода
10	Нижнереутская	Нижний Реут
11	Поныровская	Поныри
12	Рождественская	Знаменское
13	Сергиевская	Сергиевское
14	Смородинская	Смородинное
15	Хмелевская	Хмелевое

К 1913 году Бартеневская, Богоявленская, Брусовская, Игинская, Рождественская и Смородинская волости были упразднены, Фатежский уезд состоял из 9 волостей:

№	Волость	Административный центр
1	Большежировская	д. Большое Жирово
2	Горяиновская	д. Горяиновка
3	Дмитриевская	с. Верхние Халчи
4	Сдобниковская	д. Сдобниково
5	Миленинская	с. Пригородная Слобода
6	Нижнереутская	с. Нижний Реут
7	Поныровская	с. Поныри
8	Сергиевская	с. Сергиевское
9	Хмелевская	с. Хмелевое

См. также

• Фатежский район

Литература

• Ларионов С. И. [dlib.rsl.ru/download.php?path=/rsl01003000000/rsl01003339000/rsl01003339114/rsl01003339114.pdf Описание Курского наместничества из древних и новых разных о нём известий вкратце собранное]. — Москва: вольная типография Пономарёва, 1786. — С. 147—154. — 191 с.

• Волости и важнейшие селения Европейской России. Выпуск 1. Губернии центральной земледельческой области. — Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел. Санкт-Петербург, 1880. — 413 с.

Ссылки

• Фатеж // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.rkursk.ru/index1.php?c_tb=1&m_m=7&d_m=2&f_src=raions/istoria/istoria.html История Курской области на сайте областной администрации]
• [starye-karty.litera-ru.ru/uezd/kursk_karta-fatezhskiy_uezd.html Старые карты Фатежского уезда]

Отрывок, характеризующий Фатежский уезд

– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!