Фатьма-султан (дочь Ахмеда I)

Фатьма-султан
осман. فاطمة سلطان‎ тур. Fatma Sultan
Дата рождения:	ок. 1606
Место рождения:	Стамбул, Османская империя
Дата смерти:	1670(1670)
Место смерти:	Стамбул, Османская империя
Отец:	Ахмед I
Мать:	Кёсем Султан
Супруг:	1. Чаталджалы Хасан-паша 2. Кара Мустафа-паша 3. Джанбулатзаде Мустафа-паша 4. Ходжа Юсуф-паша 5. Максуд-паша 6. Мелек Ахмед-паша 7. Кундакчизаде Мустафа-паша

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Фатьма́-султа́н (ок. 1606, Стамбул — 1670, там же) — вторая дочь османского султана Ахмеда I от его супруги Кёсем Султан. Известна многочисленными политическими браками.

Биография

Фатьма Султан родилась в 1606 году в Стамбуле в семье османского султана Ахмеда I и его любимой супруги Кёсем Султан. У Фатьмы было четверо полнородных сестёр и семеро полнородных братьев.

Фатьма, как и её старшая сестра Айше, была известна многочисленными политическими браками, последний из которых должен был быть заключён, когда Фатьме был 61 год. В 1626 году Кёсем планировала выдать Фатьму замуж за великого визиря Хафыза Ахмеда-пашу, однако тот предпочёл жениться на её старшей сестре Айше, которая уже дважды побывала замужем. В начале 1628 года Фатьма вышла замуж за бейлербея Египта Кара Мустафу-пашу, который был казнён по приказу султана в том же году. Второй раз Фатьма вышла замуж за одного из визирей Чаталджалы Хасан-паша, который скончался в 1631 году. В следующем году Фатьма стала женой Канбура Мустафы-паши, который скончался в 1636 году. Следующий брак с Ходжой Юсуфом-пашой продлился несколько месяцев, а другой брак — с Максудом-пашой — около пяти лет.

В период с 1644 по 1662 год Фатьма оставалась вдовой и предпочитала уединённую жизнь. В декабре 1647 года младший брат Фатьмы, султан Ибрагим I, женился на своей наложнице Хюмашах-султан. Против этого брака выступила не только Фатьма, но и две её сестры, Айше и Ханзаде, и племянница Исмихан. Ибрагим, отличавшийся буйным нравом, конфисковал их имущество и подарил его своей новоиспечённой супруге. Кроме того, им было урезано жалование, полагавшееся всем членам династии: так наложницы Ибрагима получали 1000—1300 акче в день, в то время как его сестры и племянницы получали только 400 акче.

В ночь на 2 сентября 1651 года Кёсем Султан была задушена в своих покоях сторонниками новой валиде Турхан Султан, хотя достоверно неизвестно, было ли убийство спланировано и совершено по прямому приказу матери Мехмеда IV. Фатьма была шокирована произошедшим и винила во всём Турхан, которая была воспитанницей сестры Фатьмы, Атике.

Самым примечательным браком Фатьмы стал брак с бывшим великим визирем Мелек Ахмедом-пашой, который был ранее женат на её племяннице Исмихан Кае Султан, умершей в 1659 году. На момент заключения брака 29 апреля 1662 года Фатьме было чуть меньше шестидесяти лет, Ахмеду — около семидесяти лет. Брак был организован против желания обеих сторон; Ахмед считал брак наказанием от великого визиря Кёпрюлю Мехмеда-паши. Сам великий визирь, который был ярым сторонником Турхан Султан, шутил, что заставил Ахмеда-пашу кормить слона. В брачную ночь Фатьма предоставила своему новому супругу ряд требований, касающихся денежных средств на её содержание и содержание её двора. Ахмед ответил отказом на требования жены, поскольку сумма оказалась слишком большой. Фатьма заявила, что тогда его ждёт развод и он должен будет вернуть приданое, равное сумме налога, собираемой за год в Египте. К делу был привлечён великий визирь, который смог уладить разногласия между супругами. Мелек Ахмед-паша умер 1 сентября 1662 года. Его имущество должно было отойти государству, однако Фатьме, вступившей в конфликт с великим визирем, удалось закрепить за собой право на всю собственность покойного супруга.

В апреле 1663 года Фатьма вышла замуж за визиря Кундакчизаде Мустафу-пашу, который умер в 1667 году. В том же году Фатьма планировала выйти замуж за Кёзбекчи Юсуфа-пашу, однако он умер за несколько недель до свадьбы. Фатьма умерла в 1670 году в своём доме в Стамбуле и была похоронена в тюрбе отца в мечети Султанахмет.

В культуре

• Фатьма является персонажем турецкого телесериала «Великолепный век: Кёсем Султан»; роль в Фатьмы в подростковом возрасте исполнила Балым Гайе Байрак.

Литература

• Финкель, Кэролайн. История Османской империи: Видение Османа. — М.: АСТ; Астрель, 2012. — 829 с. — ISBN 978-5-17-043651-4.
• [books.google.ru/books?id=_WJFAAAAYAAJ Accounts and Extracts of the Manuscripts in the Library of the King of France]. — R. Faulder, 1789. — Т. 2.
• Carsten, F. L. [books.google.ru/books?id=FzQ9AAAAIAAJ The New Cambridge Modern History]. — CUP Archive, 1961. — Т. V. The Ascendancy of France, 1648-88. — P. 505—506. — 658 p. — ISBN 0521045444, 9780521045445.
• Evliya Çelebi; Dankoff, Robert. [books.google.ru/books?id=YiWSuO6fdQYC The Intimate Life of an Ottoman Statesman, Melek Ahmed Pasha (1588-1662): As Portrayed in Evliya Celebi's Book of Travels (Seyahat-name)]. — SUNY Press, 1991. — 304 p. — ISBN 0791406407, 9780791406403.
• Kahraman, Mehmed Süreyya; Akbayar, Nuri. Sicill-i Osmanî. — İstanbul: Tarih Vakfı, 1996. — ISBN 9753330383.
• Peirce, Leslie P. [books.google.ru/books?id=L6-VRgVzRcUC The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire]. — Oxford: Oxford University Press, 1993. — P. 105, 145—146, 148, 245—246. — 374 p. — ISBN 0195086775, 9780195086775.
• Thys-Şenocak, Lucienne. [books.google.ru/books?id=IfpPAAAAMAAJ Ottoman Women Builders: The Architectural Patronage of Hadice Turhan Sultan]. — Aldershot: Ashgate, 2006. — 326 p. — ISBN 0754633101, 9780754633105.

Отрывок, характеризующий Фатьма-султан (дочь Ахмеда I)

Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.