Федеральная комиссия по радио

Федеральная комиссия по радио (англ. Federal Radio Commission) — государственный орган США, регулировавший использование радиочастот в стране. Комиссия была основана в 1927 году, а в 1934 году была заменена Федеральной Комиссией по связи.

История

До 1927 года радиовещание регулировалось Министерством Торговли Соединенных Штатов, и Министр торговли Герберт Гувер играл важную роль в формировании американского радио. Его могущество было ограничено решениями Федерального Суда. Так, он не имел права отказывать в выдаче лицензии на радиовещание претендовавшим на неё кандидатам. В результате радиослушатели страдали от ужасного хаоса, поскольку сразу несколько радиостанций пытались выходить в эфир на одних и тех же частотах. Изначально радиовещание вообще было доступно только на двух частотах, при чём одна из них была зарезервирована для «Отчёта о положении в сельском хозяйстве и Прогноза погоды».

После нескольких неудачных попыток изменить ситуацию, Конгресс США окончательно утвердил Радио Акт, ставший законом 23 февраля 1927 года. Акт передавал большую часть полномочий к только что созданной Федеральной комиссии по радио. Некоторые технические обязанности остались в сфере ответственности радиоотдела министерства торговли (Radio Division of the Department of Commerce).

Федеральная комиссия по радио, состоящая из пяти человек, имела право выдавать лицензии и отказывать в их выдаче. Комиссия также определяла частоты вещания и силу сигнала для каждой лицензии. Радио Акт 1927 года разделил страну на пять географических зон, по числу человек в Комиссии, и за каждым закреплялась одна зона.

Официально Комиссия не могла официально осуществлять цензуру радиовещания, и, теоретически, передачи могли выходить на любые темы и пропагандировать любые идеи — если в них только не было богохульства и непристойностей. На практике же Комиссия могла учитывать идейную и тематическую направленность вещания при продлении лицензии — а лицензию необходимо было регулярно продлевать и обновлять. ФКР могла отказать в продлении лицензии, — и это давало возможность незримого, но жёсткого контроля над содержанием вещания. Получалось, что на деле Комиссия диктовала радиокомпаниям определённые идеологические рамки, преступив которые, они теряли возможность выхода в эфир.

В 1928 году в Акт было включено важное добавление, получившее название «Поправка Девиса» («Davis Amendment»), по имени своего автора Эвина Л. Дэвиса (Ewin L. Davis). Поправка требовала от каждой зоны равного распределения лицензий, эфирного времени, силы сигнала и частот для вещания. Такое положение стало причиной конфликтов, поскольку зоны были не равны территориально, с разной плотностью населения, с разным числом радиостанций. Этот создало неудобства, поскольку появление новой радиостанции сразу же нарушало установленный баланс — поэтому новым кандидатам зачастую отказывалось в выдаче лицензии.

Несмотря на то, что ФКР была предназначена для контроля над радиовещанием, 25 февраля 1928 года она впервые выдала лицензию на телевещание. Первыми владельцами телелицензии от ФКР стали Лаборатории Чарльза Дженкиса (Charles Jenkins Laboratories), расположенные в Вашингтоне.

Отрывок, характеризующий Федеральная комиссия по радио

Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.