Федеративная Республика Германии (1949—1990)

Федеративная Республика Германия
Bundesrepublik Deutschland
←   ← 23 мая 1949 — 3 октября 1990 →
Флаг ФРГ Герб ФРГ
Гимн «Das Lied der Deutschen»
Карта ФРГ (1990 год).
Столица	Бонн
Язык(и)	немецкий
Денежная единица	Немецкая марка
Площадь	248 577 км2 (1990 год)
Население	63,25 млн чел. (1990 год)
Форма правления	парламентская республика
Федеральный президент Германии
- 1949—1959	Теодор Хойс
- 1959—1969	Герних Любке
- 1969—1974	Густав Хайнеманн
- 1974—1979	Вальтер Шеель
- 1979—1984	Карл Карстенс
- 1984—1990	Рихард фон Вайцзеккер
Федеральный канцлер Германии
- 1949—1963	Конрад Аденауэр
- 1963—1966	Людвиг Эрхард
- 1966—1969	Курт Георг Кизингер
- 1969—1974	Вилли Брандт
- 1974—1982	Гельмут Шмидт
- 1982—1990	Гельмут Коль
Интернет-домен	.de
Телефонный код	+49

К:Появились в 1949 годуК:Исчезли в 1990 году

Эта статья — о периоде в истории Федеративной Республики Германия с момента её создания в 1949 году до объединения с ГДР. О государстве в целом см. Германия.

Запрос «Западная Германия» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Федерати́вная Респу́блика Герма́ния (нем. Bundesrepublik Deutschland), ФРГ (BRD) была провозглашена 23 мая 1949 года на территориях, расположенных на американской, британской и французской зонах оккупации нацистской Германии (Тризония). Предполагалось, что впоследствии в состав Федеративной Республики Германия войдут и остальные германские территории, что предусматривалось и обеспечивалось специальной статьёй 23 Конституции ФРГ. По причине оккупации Берлина и придания ему особого статуса столица государства была временно перенесена в провинциальный город Бонн. В том же году 7 октября на советской зоне оккупации была провозглашена Германская Демократическая Республика (ГДР) со столицей в Берлине (де-факто — лишь в находящейся под контролем ГДР восточной части города). В течение следующих сорока лет оба немецких государства существовали параллельно; при этом до начала 1970-х годов власти ФРГ категорически не признавали существования ГДР, а с 1970-х годов встали на путь её частичного признания. 3 октября 1990 года после мирной революции в ГДР её территория была интегрирована в состав ФРГ в соответствии со статьёй 23 Конституции ФРГ. Одновременно столица была возвращена в Берлин.

Германия в первые годы после капитуляции

После оккупации Германии войсками союзников («Четыре Державы» — США, Великобритания, Франция и СССР) её территория была поделена на четыре зоны оккупации — советскую, французскую, британскую, американскую и город Берлин с особым статусом (также разделён на четыре зоны). К 1949 году западные державы объединили управление своих зон оккупации в Тризонию. Восточная часть Германии, по-прежнему, оставалась под управлением Советского Союза.

Провозглашение Федеративной Республики Германия

24 мая 1949 года заседавший в Бонне (британская оккупационная зона) под контролем военных губернаторов оккупационных зон Парламентский совет из 65 человек провозгласил Федеративную Республику Германии в составе вновь созданных к тому моменту земель Нижняя Саксония, Северный Рейн-Вестфалия, Шлезвиг-Гольштейн и Гамбург (британская зона); Бавария, Бремен, Гессен и Вюртемберг-Баден (американская зона); Баден, Рейнланд-Пфальц и Вюртемберг-Гогенцоллерн (французская зона).

Вступившая в этот день в силу Конституция (статья 23) декларировала своё распространение также и на весь Берлин, который формально не входил в ФРГ. Также в этой статье предусматривалась возможность распространения конституции ФРГ и на «другие части Германии». Тем самым закладывалась основа для вхождения в ФРГ всех бывших территорий Германской империи.

Этот основной закон действует, в первую очередь, на территории земель Баден, Бавария, Бремен, Большой Берлин, Гамбург, Гессен, Нижняя Саксония, Северный Рейн-Вестфалия, Рейнланд-Пфальц, Шлезвиг-Гольштейн, Вюртемберг-Баден и Вюртемберг-Гогенцоллерн. В других частях Германии он вступает в силу после их присоединения. Основной закон Федеративной Республики Германия, статья 23 в редакции 1949 года.

Стремление к объединению немецкого народа на базе вновь созданного государства было явно прописано в преамбуле конституции, которая изначально задумывалась как временная. По этой причине документ даже не был назван конституцией (нем. Verfassung), но получил название «основного закона» (нем. Grundgesetz).

По причине особого политического статуса Берлина не представлялось возможным сохранить город в качестве столицы ФРГ, хотя провозглашённая конституция формально продекларировала весь город частью ФРГ. Поэтому было решено назначить временную столицу, в качестве которой был выбран провинциальный город Бонн.

Политический статус и притязания на всю германскую территорию

Правительство ФРГ с самого начала рассматривало себя как единственного легитимного представителя всего немецкого народа, а ФРГ — как единственное государство-последователь Германской империи, и поэтому имело притязания на все территории, принадлежащие Германской империи по состоянию на 31 декабря 1937 года (до начала военной экспансии Третьего рейха), в том числе и на территорию ГДР, Западный Берлин и отошедшие Польше и СССР «бывшие восточные области». Преамбула конституции ФРГ подчёркивала стремление немецкого народа к воссоединению в едином государстве. Правительство ФРГ в первые годы всячески избегало любых прямых контактов с правительством ГДР, чтобы избежать возможного истолкования таких контактов как признание ГДР в качестве самостоятельного государства.

Германское государство, которое после коллапса не прекратило существовать, сохраняется и после 1945 года, даже если и созданная на основании Основного закона структура временно ограничивается в своём действии на часть территорий этого государства. Таким образом, Федеративная Республика Германия идентична с Германской империей. Решение Конституционного суда, 1957 — [www.servat.unibe.ch/dfr/bv006309.html BVerfGE 6, 309 (336 ff., Zit. Abs. 160, Abs. 166)]

Великобритания и США также придерживались мнения, что ФРГ является правопреемником Германской империи, однако Франция поддерживала идею о том, что Германская империя полностью исчезла как государство в 1945 году. Президент США Гарри Трумэн выступал против подписания мирного договора с ФРГ, так как, по его мнению, это означало бы признание существования двух немецких государств. На нью-йоркской конференции министров иностранных дел трёх держав в 1950 году был, наконец, официально определён статус ФРГ. Государства признали притязания правительства ФРГ на право единственного легитимного представления немецкого народа, однако отказались признать правительство ФРГ в качестве правительства всей Германии.

По причине непризнания ГДР законодательство ФРГ признавало дальнейшее существование единого немецкого гражданства, происходящего от гражданства Германской империи, поэтому называло своих граждан просто немецкими гражданами и не считала территорию ГДР заграницей. По этой причине в стране продолжал действовать закон о гражданстве Германии 1913 года, а не принимался новый закон о гражданстве ФРГ. Любопытно отметить, что тот же самый закон о гражданстве Германии 1913 года продолжал действовать и в ГДР вплоть до 1967 года, и Конституция ГДР также признавала существование единого немецкого гражданства. На практике такая ситуация означала, что любой «немецкий гражданин» из ГДР мог официально получить загранпаспорт в ФРГ, оказавшись на её территории. Чтобы это предотвратить, правительство ГДР законодательно запретило своим жителям получать паспорта ФРГ. Лишь в 1967 году в ГДР взамен немецкому гражданству было введено собственное гражданство ГДР, которое было дано всем немецким гражданам, проживавшим на территории ГДР на момент её создания и не потерявшим право на гражданство ГДР по ряду причин. В ФРГ существование особого гражданства ГДР было официально признано лишь в октябре 1987 года, когда Конституционный суд ФРГ постановил, что любое лицо, получившее гражданство ГДР в порядке натурализации автоматически получает немецкое гражданство (по сути гражданство ФРГ).

Непризнание существования ГДР отображалось и на обозначение границ государств в географических атласах. Так, в изданных в 1951 году в ФРГ картах, по-прежнему, существует единая Германия в границах 1937 года. При этом граница между ФРГ и ГДР, а также линия Одер/Нейсе (новая граница с Польшей) и граница между Польшей и СССР в Восточной Пруссии указаны едва видимыми пунктирными линиями; территории, отошедшие Польше и СССР, по-прежнему, входят в состав единой Германии, хотя и подписаны как «территории под польским и советским управлением», а находящиеся на них топонимы, по-прежнему, носят старые немецкие названия. О существовании ГДР также нет и речи. В издании 1971 года указанные границы уже указываются более чёткой штриховой линией, однако всё ещё отличаются от линии, обозначающей государственные границы.

Экономика и политика

Развитие внутри страны

Первым федеральным канцлером ФРГ (1949—1963 гг.) стал бывший активист католической Партии Центра, известный юрист и опытный администратор Конрад Аденауэр, выдвинувший концепцию социальной рыночной экономики. Аденауэр был один из основателей (1946) и с 1950 года председатель партии Христианско-демократический союз. Оппозиционную Социал-демократическую партию возглавлял бывший боец Рейхсбаннера и заключённый нацистских концлагерей Курт Шумахер.

Благодаря помощи со стороны США по плану Маршалла, а также в результате реализации планов экономического развития страны, разработанных под руководством Людвига Эрхарда, в 1950-х годах был достигнут быстрый рост экономики (германское экономическое чудо), продолжавшийся до 1965 года. Для удовлетворения потребности в дешёвой рабочей силе ФРГ поддерживала приток гастарбайтеров, в основном из Турции.

В 1952 году земли Вюртемберг-Баден, Баден и Вюртемберг-Гогенцоллерн были объединены в единую землю Баден-Вюртемберг, таким образом ФРГ являлась федерацией в составе девяти государств-членов (земель). В 1956 году в результате проведённого референдума и подписания Люксембургского договора с Францией в состав ФРГ вошла находящаяся под французским протекторатом Саарская область в виде десятой (или одиннадцатой, если считать Берлин) земли Саар. Официально Саар вошёл в состав ФРГ 1 января 1957 года.

С 1954 года 17 июня в стране празднуется «День немецкого единства» в честь выступлений 17 июня 1953 года в Восточном Берлине. С отменой оккупационного режима 5 мая 1955 года Федеративная Республика Германии официально стала суверенным государством. При этом суверенитет распространялся лишь на области действия «Основного закона» и не включал Берлин и другие бывшие территории Германской империи.

До 1969 года страной правила партия ХДС (обычно в блоке с ХСС и реже со СвДП). В 1950-х годах был разработан ряд чрезвычайных законов, запрещены многие организации, в том числе Коммунистическая партия, введены запреты на профессии. Был продолжен внутриполитический курс, связанный с денацификацией, то есть устранением последствий нахождения нацистов у власти, недопущением возрождения нацистской идеологии и организаций. В 1955 году ФРГ вошла в НАТО.

Внешняя политика и отношения с ГДР

Правительство ФРГ не только не признавало существования ГДР, но и долгое время (с сентября 1955 года до октября 1969 года) придерживалась доктрины, согласно которой разрывались все дипломатические отношения с любыми государствами (исключением был лишь СССР ввиду принадлежности его к Четырём Державам), официально признавшими ГДР. На практике же разрыв дипломатических отношений по указанной причине произошёл дважды: в 1957 году с Югославией и в 1963 — с Кубой.

Ещё в начале 1952 года Сталиным был поднят вопрос об объединении Германии. 10 марта 1952 года Советским Союзом было предложено всем оккупационным державам (Великобритании, Франции, и США) незамедлительно и при участии общегерманского правительства начать разработку мирного договора с Германией, проект которого прилагался. СССР готов был согласиться на объединение страны, допустить существование немецкой армии, военной промышленности и свободной деятельности демократических партий и организаций, но при условии неучастия Германии в военных блоках. Запад фактически отверг советское предложение, настаивая на том, что объединённая Германия должна быть свободной для вступления в НАТО.

После возведения властями ГДР Берлинской стены в 1961 году в ФРГ всё чаще стали появляться дискуссии о возможном признании ГДР в качестве самостоятельного государства. С вступлением Вилли Брандта в должность канцлера ФРГ в 1969 году начинается новый этап в отношениях между ФРГ и ГДР и между ФРГ и социалистическими странами Восточной Европы вообще. Подписанный в 1970 году Московский договор, согласно которому ФРГ отказывалась от своих притязаний на бывшие восточные области Германской империи, отошедшие после войны Польше и СССР, ознаменовал начало эпохи «новой восточной политики».

В 1969 году к власти пришли социал-демократы. Они признали нерушимость послевоенных границ, ослабили чрезвычайное законодательство, провели ряд социальных реформ. В годы правления федеральных канцлеров Вилли Брандта и Гельмута Шмидта произошло существенное улучшение отношений ФРГ и СССР, что получило дальнейшее развитие в политике разрядки. Московский договор между СССР и ФРГ 1970 г. зафиксировал нерушимость границ, отказ от территориальных претензий (Восточная Пруссия) и декларировал возможность объединения ФРГ и ГДР. 21 декабря 1972 года был заключён Основополагающий договор между ГДР и ФРГ. В дальнейшем социал-демократы и христианские демократы чередовались у власти.

В 1973 году оба немецких государства были приняты в ООН после того, как ФРГ признала государственный суверенитет ГДР по нормам государственного права, хотя и не признала её международно-правовой независимости и, по-прежнему, отказывалась признавать гражданство ГДР как гражданство иностранного государства. Тем не менее, закреплённый в 1972 году через основополагающий договор статус-кво ГДР способствовал потеплению отношений между обоими немецкими государствами.

Объединение Германии

В августе 1990 года между ФРГ и ГДР был подписан договор об объединении Германии, предусматривавший ликвидацию ГДР и вхождение её территории в состав ФРГ в виде пяти новых земель, согласно статье 23 конституции ФРГ, а также воссоединение Восточного Берлина с Западным в рамках одной федеральной земли Берлин и переноса в него столицы Германии.

Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, подписанный 12 сентября 1990 года ФРГ, ГДР, СССР, США, Францией и Великобританией, ставил условие для воссоединения Германии, согласно которому в конституцию ФРГ должна включиться поправка о том, что после воссоединения ФРГ и ГДР Германия отказывается от всяких притязаний на другие территории, когда-либо принадлежавшие Германской империи.

В процессе объединения (в самой Германии принято говорить «воссоединение» или «восстановление единства») не было создано нового немецкого государства. С 3 октября 1990 года на бывшей территории ГДР были воссозданы земли, которые были приняты в состав ФРГ. С этого же момента на территории «новых земель» вступила в действие принятая в 1949 году конституция ФРГ. Таким образом, существующее сегодня государство Германия не является новым государством, а является той же самой Федеративной Республикой Германия.

Идеологические подоплёки в употреблении названий

Название немецкого государства

Международные автомобильные коды ФРГ и ГДР

В Советском Союзе для полного наименования ФРГ употреблялась форма «Федеративная Республика Германии». Тем самым поддерживалась популярная с подачи СССР в ГДР теория двух государств, согласно которой на исторической Германской территории признавалось наличие двух государств. Официальный текст договора об окончательном урегулировании в отношении Германии также называл страну «Федеративная Республика Германии»

После 1990 года в русском языке употребляется форма «Федеративная Республика Германия», подчёркивающая завершённость процесса объединения немецкого народа в едином государстве — Германии. В современных источниках ФРГ времени разделения Германии называется как «Федеративная Республика Германии», так и «Федеративная Республика Германия». В том числе и РИА Новости употребляет оба варианта.

Между тем в ФРГ теория двух государств не поддерживалась. ФРГ с самого момента своего создания не признавала ГДР субъектом международного права и считала себя единственным полноправным последователем Германской империи. Это отражалось и в прессе. Например, вплоть до 1989 года журнал Die Welt при упоминании о ГДР брал это название в кавычки — «ГДР». Сокращение «ФРГ» (нем. BRD) в Западной Германии по крайней мере с 1970-х годов также не рекомендовалось использовать из-за идеологических соображений, так как эта аббревиатура явно не содержит слова «Германия». В мае 1974 года аббревиатура «ФРГ» указом правительства была выведена из официального употребления. Предписывалось либо использование полного названия, либо использование сокращения «ФР Германия» (нем. BR Deutschland). В качестве краткой формы иногда употреблялось также слово Bundesrepublik.

В ГДР же по отношению к ФРГ употреблялись как сокращение «ФРГ», так и форма «Западная Германия» и даже «Германская Федеративная Республика» (ГФР) по аналогии с ГДР. В советской печати до середины 1950-х годов также использовался вариант ГФР (Германская Федеральная Республика).

До 1974 года и ФРГ, и ГДР продолжали использовать введённый ещё в 1910 году международный автомобильный код D (Deutschland), что создавало определённую путанницу. С 1 января 1974 года в ГДР стали использовать код DDR (Deutsche Demokratische Republik), при этом ФРГ смогла отстоять единоличное права на использование международного кода D. То же касается официальных интернет-доменов: для ФРГ был выделен домен .de, а для ГДР — .dd.

В современной Германии для обозначения старой ФРГ нередко используется термин alte Bundesrepublik («старая федеративная республика»).

Берлинский вопрос

Аналогичная проблема стояла в отношении Берлина. Восточный Берлин, являющийся столицей ГДР, официально именовался в ГДР просто Берлином или «Берлином, столицей ГДР». В то же время, западная часть города называлась в ГДР Западным Берлином и таким образом выделялась в «особую политическую единицу» (нем. besondere politische Einheit Westberlin), сложившуюся, как утверждает Большая Советская Энциклопедия, в результате «сепаратистской политики западных держав». Например, в изданном в 1960 году в Лейпциге (ГДР) толковом словаре «Дуден» имелись статьи «Западный Берлин» и «Берлин»; в последней даже утверждалось, что Берлин является столицей Германии. В изданных в ГДР публикациях встречались также наименования «демократический Берлин» для обозначения восточной части Берлина.

В ФРГ и в самом Западном Берлине использовалось самообозначение West-Berlin и Berlin (West), чем подчёркивалось, что западная часть города является частью единого города, а не отдельной административной единицей. Принятая в 1949 году конституция ФРГ вообще рассматривала весь Большой Берлин в качестве федеральной земли и части ФРГ, несмотря на то, что четырёхстороннее соглашение по Западному Берлину, принятое в 1971 году, рассматривало западные сектора города вне зоны действия конституции ФРГ. Название Восточный Берлин официально не употреблялось ни в ФРГ, ни в ГДР. В неофициальных документах для обозначения восточной части города в ФРГ и в Западном Берлине использовались названия Berlin (Ost) и Ost-Berlin.

См. также

• Федеральное министерство внутригерманских отношений
• Западная Германия
• Весси

Ссылки

• Bundeszentrale für politische Bildung: [www.bpb.de/nachschlagen/lexika/politiklexikon/17244/bundesrepublik-deutschland-d Das Politiklexikon: Bundesrepublik Deutschland (D)]  (нем.)
• Bundeszentrale für politische Bildung: [www.bpb.de/nachschlagen/lexika/handwoerterbuch-politisches-system/40249/bundesrepublik-deutschland-geschichte-und-perspektive?p=all Bundesrepublik Deutschland — Geschichte und Perspektive]  (нем.)
• Bundeszentrale für politische Bildung: [www.bpb.de/apuz/29088/die-hallstein-doktrin-ein-souveraener-fehlgriff?p=all Die Hallstein-Doktrin: Ein souveräner Fehlgriff?]  (нем.)
• Bundeszentrale für politische Bildung: [www.bpb.de/izpb/7892/grundzuege-deutscher-aussenpolitik-1949-1990?p=all Grundzüge deutscher Außenpolitik 1949—1990]  (нем.)
• Корнева М. В. [books.google.de/books?id=AEDpAgAAQBAJ&pg=PA141 Германия после войны] // Страна Советов и Третий рейх. — М., 2011
• Алексей Фененко. [russiancouncil.ru/inner/?id_4=371 «Немецкий вопрос» в XXI веке]
• [web.archive.org/web/20120520235511/www.bundestag.de/dokumente/analysen/2009/abkuerzung_brd.pdf Die Diskussion um den Gebrauch der Abkürzung «BRD»]

Отрывок, характеризующий Федеративная Республика Германии (1949—1990)

– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.