Федериго III (король Сицилии)

Федериго III Сицилийский итал. Federico III di Sicilia
король Сицилии
1355 — 1377
Предшественник:	Педро II
Преемник:	Мария Сицилийская
герцог Афинский
1355 — 1377
Предшественник:	Федериго Рандаццо
Преемник:	Мария Сицилийская
герцог Неопатрии
1355 — 1377
Предшественник:	Федериго Рандаццо
Преемник:	Мария Сицилийская
Рождение:	1 сентября 1341(1341-09-01)
Смерть:	27 января 1377(1377-01-27) (35 лет) Мессина, Сицилия
Отец:	Педро II
Мать:	Елизавета Каринтийская
Супруга:	1. Констанция Арагонская 2. Антония дель Бальцо
Дети:	от 1-го брака:Мария от 2-го брака: нет

Федериго III (итал. Federico III di Sicilia), известный также как Федериго IV Арагонский (итал. Federico IV d'Aragona; 1 сентября 1341 — 27 января 1377, Мессина) — король Сицилийского королевства (официально король Тринакрии) в 1355—1377 годах из Барселонской (на Сицилии — Арагонской) династии. Третий сын Педро II, короля Сицилии в 1337—1342 годах, и Елизаветы Каринтийской. Наследовал своему бездетному брату Людовику 16 октября 1355 года.

Царствование Федериго III ознаменовалось полным упадком королевской власти на Сицилии. Долгий период недееспособности правящих монархов (душевная болезнь Педро II в 1338—1342 годах, малолетство Людовика в 1342—1354 годах, малолетство самого Федериго III в 1355—1357 годах), череда сменявших друг друга регентов, гражданская война между баронскими группировками привели к тому, что крупнейшие фамилии Сицилии стали почти независимыми правителями. Федериго III не удалось восстановить свою власть в том объеме, которым пользовался его прославленный дед Федериго II.

Ситуация осложнялась тем, что в Сицилии открыто существовала партия знати (так называемые filoangioini), считавшая необходимым исполнить договор в Кальтабелотте 1302 года и вернуть Анжуйской династии власть над островом. Эту партию возглавляла семья Кьярамонте, обладавшая значительными фьефами по обе стороны Мессинского пролива. В 1360 году, при поддержке Кьярамонте, в Мессине высадилась неаполитанская армия короля Людовика Таренского, мужа и соправителя Джованны I. Федериго III бежал в Катанию и был осажден там неаполитанцами. Но неаполитанская армия была разбита наемниками—каталонцами, после чего Джованна I и её муж покинули остров.

Последовавшая долгая война закончилась подписанием мирного договора в Аверсе 31 марта 1373 года. В соответствии с этим договором Федериго III признал себя вассалом папы и Джованны I, но сохранил за собой официальный титул короля Тринакрии и пожизненную власть над островом. Как и предыдущий договор (Кальтабеллотта, 1302), это соглашение так и не было выполнено полностью, и преемники Федериго III после его смерти отказались передать власть над Сицилией Джованне I. Благодаря этому договору, Федериго III примирился с папой и добился снятия отлучения, тяготевшего над его династией с 1321 года.

Федериго III также первым из сицилийских монархов принял титул герцога Афин и Неопатрии (до этого этот титул носили младшие члены Барселонской династии).

Федериго III дважды вступал в недолговечные брачные союзы: 11 апреля 1361 году — с Констанцией Арагонской (1340 — 2 (или 18) июля 1363), дочерью арагонского короля Педро IV Церемонного; 17 января 1372 года — с Антонией дель Бальцо (1355 — 23 января 1374). Единственным его законным ребенком была дочь Мария (1363 — 25 мая 1401), королева Сицилии с 1377 года.

Предшественник: Людовик

Король Сицилии 1355—1377

Преемник: Мария

Отрывок, характеризующий Федериго III (король Сицилии)

– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…