Федеричи, Сильвия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сильвия Федеричи
Silvia Federici

Федеричи дает интервью в Музее современного искусства в Барселоне
Место рождения:

Парма, Италия

Научная сфера:

социология, гендерные исследования, политическая философия

Место работы:

Университет Хофстра

Альма-матер:

Университет штата Нью-Йорк в Буффало

Сильвия Федеричи (англ. Silvia Federici; род. 1942, Парма, Италия) — американский учёный, преподаватель и активист, представляющая радикальные автономистскую и феминистическую марксистскую традицию[1]. Она является почётным профессором и членом совета Университета Хофстра, где она была профессором социологии[2]. В течение долгих лет она преподавала в Нигерии, является соучредителем Комитета за академическую свободу в Африке и членом коллектива Midnight Notes Collective[3].





Биография

Федеричи выросла в Италии и приехала в Соединённые Штаты в 1967 году, чтобы поступить в аспирантуру по философии в Университете в Буффало[4]. Она преподавала в Университете в Порт-Харкорт в Нигерии, и была доцентом, а позже и профессором политической философии и международных отношений в университете Хофтсра.

Она была сооснователем Международного Феминистского Коллектива, организатор кампании «Зарплата за домработу» (Wages for housework), и участвует в Midnight Notes Collective. Она соучредила Комитет за Академическую Свободу в Африке. В 1995, она стала одним из учредителей Ассоциации Радикальной Философии (Radical Philosophy Association (RPA)), проект против смертной казни.

Научный вклад

Наиболее известная работа Федеричи, «Калибан и ведьма: Женщины, тело и первоначальное накопление» (Caliban and the Witch: Women, the Body and Primitive Accumulation), расширяет труд Леопольдины Фортунати (Leopoldina Fortunati). В ней она оспаривает идею Карла Маркса о том, что первоначальное накопление капитала — это необходимый предшественник капитализма. Вместо этого, она утверждает, что первоначальное накопление — это фундаментальная характеристика самого капитализма, что для сохранения себя самого капитализм требует постоянного вливания экспроприированного капитала.

Федеричи связывает эту экспроприацию с женским неоплачиваемым трудом, связанным с общественным воспроизводством и другими функциями,[5] она формулирует это как историческое условие подъёма капиталистической экономики, основанной на наёмном труде. В связи с этим, она обозначает историческую борьбу за общественное и борьбу за коммунализм. Вместо взгляда на капитализм как на освободительную победу над феодализмом, Федеричи понимает подъём капитализма как реакционное движение против поднимающегося коммунализма, пытающееся удержать социальный договор.

В 1970-х, Федеричи участвовала в Нью-Йоркском движении «Зарплата за домработу», инициированном Сельмой Джеймс.

Напишите отзыв о статье "Федеричи, Сильвия"

Ссылки

[tovaryshka.info/%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9-%D1%82%D1%80%D1%83%D0%B4-%D1%84%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D1%81%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BA%D0%B0-%D0%B7%D1%80/ Сильвия Федеричи, Прекарный труд: феминистская точка зрения, 2008]

См. также

Примечания

  1. [info.interactivist.net/article.pl?sid=05/10/06/1324235&mode=nested&tid=9 Silvia Frederici biography at Interactivist]
  2. [www.democracynow.org/article.pl?sid=03/11/14/2234245 Silvia Frederici biography at Democracy Now]
  3. [aspen.conncoll.edu/politicsandculture/page.cfm?key=717] On capitalism, colonialism, women and food politics, Politics and Culture 2009 (2) — Special Issue on Food & Sovereignty
  4. [www.politicsandculture.org/2009/11/03/silvia-federici-on-capitalism-colonialism-women-and-food-politics/ Silvia Federici, On capitalism, colonialism, women and food politics]
  5. www.owl.ru/gender/123.htm Неоплачиваемый труд женщин, А. А. Денисова, Словарь гендерных терминов.

Отрывок, характеризующий Федеричи, Сильвия

– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.