Федоровский, Фёдор Фёдорович

Фёдор Фёдорович Федоровский
Жанр:	сценограф, живописец
Влияние на:	C. И. Маркин
Награды:
Звания:
Премии:

Фёдор Фёдорович Федоро́вский (1883—1955) — русский советский театральный художник, живописец, педагог, профессор. Доктор искусствоведения (1952). Главный художник Большого театра СССР в 1929—1953 годах. Вице-президент Академии художеств СССР в 1947—1953 годах.

Академик АХ СССР (1947). Народный художник СССР (1951). Лауреат пяти Сталинских премий (1941, 1943, 1949, 1950, 1951).

Автор художественного оформления спектаклей (преимущественно русских эпических опер), сценических мероприятий, парадов, автор проекта (1936) и реставрации (1945) Рубиновых звёзд на башнях Московского Кремля, а также знаменитого «золотого» занавеса Большого театра.

Биография

Родился 14 (26) декабря 1883 года в Чернигове. C 1902 по 1907 год учился в Московском Строгановском центральном художественно-промышленном училище. Учителями Федоровского были великие русские художники В. А. Серов, К. А. Коровин, М. Врубель и архитекторы И. В. Жолтовский и Ф. О. Шехтель.

Участник антрепризы С. П. Дягилева в Париже и Лондоне (1913—1914).

Заведующий художественно-постановочной частью (1927—1929), затем главный художник ГАБТ в Москве (по 1953 год). Творчество Федоровского целиком связано с музыкальным театром, он тяготел к героико-эпическим темам и напряжённой динамике цветового решения живописно-объёмной декорации.

Наряду с живописным решением пространства сцены, художник уделял большое внимание образному решению всех костюмов каждого, даже второстепенного, персонажа оперы.

Постановки художника Ф. Ф. Федоровского всегда отличались большой выразительностью массовых сцен. Творчество мастера получило заслуженное признание зрителей.

Художник оставил большое количество живописных эскизов декораций (холст, масло), относящихся к 1933 и 1943 годам, и обширную серию картонов, выполненных гуашью, углём, акварелью, сангиной.

Эти произведения сейчас хранятся в Театральном музее им. А. А. Бахрушина, Музее Большого театра, Театральном музее Санкт-Петербурга и других российских и зарубежных собраниях.

Ф. Ф. Федоровский умер 7 сентября 1955 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 1).

Основные работы в театре

• 1927 — «Борис Годунов» М. П. Мусоргского в ГАБТ
• 1932 — «Псковитянка» Н. А. Римского-Корсакова, ГАБТ
• 1934 — «Князь Игорь» А. П. Бородина, ГАБТ
• 1935 —«Садко» Н. А. Римского-Корсакова, ГАБТ
• 1939 — «Иван Сусанин» М. И. Глинки, ЛАТОБ имени С. М. Кирова
• 1942 — «Емельян Пугачёв» М. В. Коваля в ЛАТОБ имени С. М. Кирова
• 1947 — «Великая дружба» В. И. Мурадели, ГАБТ
• 1948 — «Борис Годунов» М. П. Мусоргского, ГАБТ
• 1949 — «Садко» Н. А. Римского-Корсакова, ГАБТ
• 1949— «Хованщина» М. П. Мусоргского, ГАБТ
• 1950 — «Садко» Н. А. Римского-Корсакова, ГАБТ
• 1952 — «Псковитянка» Н. А. Римского-Корсакова; «Хованщина» М. П. Мусоргского (оба в ЛАТОБ имени С. М. Кирова)
• 1953 — «Князь Игорь» А. П. Бородина, ГАБТ
• 1955— «Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова, ГАБТ

Работы в других жанрах

• Проект занавеса Государственного Большого Театра Союза ССР, (1920)
• Эскиз значка ГАБТ к 150-летию Большого театра, (1925)
• Оформление сцены ГАБТ к 10-летию Октября (1927)
• Эскизы монументально-массового представления «Героическое действо» (1927)
• Проект почтовой марки «10 лет МОПР», (1932)
• Занавес Государственного Большого Театра (1935).
• Проект Рубиновых звёзд на Башнях Кремля (1936)
• Оформление VIII Всесоюзного Съезды Советов (1936)
• Оформление сцены и зрительного зала «Пушкинские юбилейные дни» (1937)
• Панорама «Дружба народов», Выставка в Нью-Йорке (1939)
• Эскиз оформления сцены «Ленинские дни» (1940)
• Эскизы костюмов Русского хора А. В. Свешникова (1943).
• Эскизы Парада физкультурников на Красной площади
• Оформление сцены к «Юбилейным торжествам» 1947 года
• Оформление сцены к 175-летнему юбилею Большого театра (1951)
• Проект занавеса Большого театра, прозванного «золотым» (1955, реконструкция — 2011 г.)

Печатные работы Ф. Ф. Федоровского

• «Садко» в работе, «Советский артист», М., 1935, N8.
• Декорация в опере. «Театр», М., 1938, N 4, стр. 84.
• Над чем работают художники, М., 1938, N 3, стр. 7-9.
• Ради грядущего счастья народа. «Советский артист», М., 1946 год, 8 мая, N16.
• Важный жанр изобразительного искусства. «Советское искусство», М., 1951, 19 сентября, N75.
• «Из творческого опыта», вып.3, Моя работа над оперой «Борис Годунов», М., «Советский художник», 1957.

Награды и премии

• «Гран При», Международной выставки в Париже (1925) — за макет к опере Р. Вагнера «Лоэнгрин»
• «Гран При», Международной выставки в Милане (1927) — за эскизы к опере М. П. Мусоргского «Борис Годунов»
• «Гран При», Международной выставки в Париже (1937) — за эскизы к опере А. П. Бородина «Князь Игорь» и И. И. Дзержинского «Тихий Дон»
• Сталинская премия второй степени (1941) — за оформление оперного спектакля «Князь Игорь» А. П. Бородина (1934)
• Сталинская премия первой степени (1943) — за оформление оперного спектакля «Емельян Пугачёв» М. В. Коваля (1942)
• Сталинская премия первой степени (1949) — за оформление оперного спектакля «Борис Годунов» М. П. Мусоргского (1948)
• Сталинская премия первой степени (1950) — за оформление оперного спектакля «Садко» Н. А. Римского-Корсакова
• Сталинская премия первой степени (1951) — за оформление оперного спектакля «Хованщина» М. П. Мусоргского
• Народный художник РСФСР (1943)
• народный художник СССР (1951)
• орден Ленина (1954)
• два ордена Трудового Красного Знамени (1937, 1951)
• медали
• Большая Золотая медаль Всемирной выставки в Брюсселе (1958)

В 1980-х годах внук художника, режиссёр Д. Федоровский снял о нём документальный фильм «Фёдор Фёдорович Федоровский», хорошо оцененный критикой.

См. также

• Кремлёвские звёзды
• Сталинский ампир
• Художники Большого театра

Литература

• Гиляровская Н., Ф. Ф. Федоровский, «Искусство», М.-Л., 1945.
• Гиляровская Н., Ф. Ф. Федоровский, монография, «Искусство», М.-Л., 1946, 140 стр.
• Шавердян А., Большой театр Союза ССР, М., «Государственное музыкальное издательство», 1952, 230 стр.
• Рындин В., Музыка для глаз, журнал «Театр», М., 1956, N6, стр.59.
• Ф. Ф. Федоровский, Избранные произведения, М., «Советский Художник», 1956.
• Костина Е. М., Ф. Ф. Федоровский, М., «Советский художник», 1960, 244 стр.
• Голова Л. Г., О художниках театра, «Художник РСФСР», Л., 1972, 172 стр.
• Берёзкин В. И., Художники Большого театра, М., «Советский Художник», 1976, 176 стр.

Ссылки

• [home.nestor.minsk.by/fsunews/ussr/1932/su421.html Каталог почтовых марок]

Отрывок, характеризующий Федоровский, Фёдор Фёдорович

– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.