Федорченко, Софья Захаровна

Софья Захаровна Федорченко
Дата рождения:	19 сентября (1 октября) 1888(1888-10-01)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	12 июля 1959(1959-07-12) (70 лет)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	Российская империя Российская империя,
Род деятельности:	прозаик поэтесса
Язык произведений:	русский

Со́фья Заха́ровна Федо́рченко (1888—1959) — русская писательница.

Биография

Родилась в семье инженера. Детство провела в глухой деревне во Владимирской губернии, в бедной крестьянской семье. Окончила гимназию, училась в университете. Высшего образования не закончила. В годы Первой мировой войны была сестрой милосердия. Муж — учёный-агроном Николай Петрович Ракицкий.

В 1917 году в Киеве была издана книга Федорченко «Народ на войне» (с подзаголовком «Фронтовые записи») в форме коротких рассказов и размышлений русских солдат о войне и мире, которая привлекала внимание богатством и яркостью собранного в ней своеобразного солдатского фольклора, сочным бытовым колоритом.

В 1925 году появилась вторая часть книги, отражавшая период «керенщины».

Третья часть книги — «Гражданская война» — была известна только в отрывках по журнальным публикациям 1927 года и лишь в 1983 году была напечатана в полном виде в томе «Литературного наследства».

В 1927 году Федорченко призналась: «Я записей не делала <…>. Писать тут же на войне мне и в голову не приходило. Я не была ни этнографом, ни стенографисткой <…>. Но я твердо решила сказать, что это почти стенографические записи, и отдать книгу эту как не свою», после чего её обвинили в мистификаторстве, в подделке народных высказываний. Однако она писала «Записывала я какие-то — часто отрывочные слова, скорее напоминая себе свои впечатления от виденного и слышанного, чем подлинные слова, но смысл, правду того, что слышала, я хранила строго».

«Фронтовые записи» высоко оценил М. Волошин, к которому в Коктебель Федорченко приезжала в 1920-е годы. Как врач её, страдающую от неврастении, консультировал М. А. Булгаков, также гостивший у Волошина в это время.

С 1924 года работала в области детской литературы, главным образом дошкольной. Ею написано несколько десятков детских книг по преимуществу из мира животных. Создала много прибауток, загадок, «потешек». Ей принадлежит несколько сценариев кукольных спектаклей.

Федорченко занималась общественной работой; была организатором и первым председателем Сектора детской литературы Союза писателей СССР.

Писательница тяжело пережила обрушившиеся на неё нападки в печати, она заболела. Но несмотря на длительную тяжелую болезнь, часто приковывавшую её к постели, она продолжала писать до конца своей жизни, написала исторический роман-трилогию из времен пугачевщины «Павел Семигоров» (первоначальное заглавие — «Конец столетия»), ряд сказок, пьес, стихов для детей.

Похоронена в колумбарии Новодевичьего кладбища в Москве.

Избранная библиография

• «[belousenko.com/books/memoirs/fedorchenko_narod_na_vojne.htm Народ на войне]» (в з-х томах)
• роман «Конец столетия» (1-й том)
• поэма
• «Илья Муромец и миллион богатырей».
• «Детство Семигорова»,— «Красная новь», 1942, № 5—6, 7, 8; отд. изд.: «Сов. писатель», 1956;
• «Отрочество Семигорова», 1957; «Юность Семигорова», 1960;
• «Павел Семигоров. Трилогия», кн. 1—2 и кн. 3. М., «Сов. писатель», 1963.

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-6801.htm Софья Захаровна Федорченко] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939

В статье использован текст из Литературной энциклопедии 1929—1939, перешедший в общественное достояние, так как он был опубликован анонимно, и имя автора не стало известным до 1 января 1992 года.

Отрывок, характеризующий Федорченко, Софья Захаровна

– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.