Федотов, Александр Филиппович

Александр Филиппович Федотов
Дата рождения:	1841(1841)
Дата смерти:	1895(1895)
Профессия:	актёр
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Театр:	Малый театр (Москва), Александринский театр (Санкт-Петербург), антрепризы

Алекса́ндр Фили́ппович Федо́тов (1841—1895) — известный русский актёр, режиссёр Московского отделения Императорских театров, драматург, театральный педагог, антрепренёр; муж выдающейся русской актрисы Гликерии Федотовой.

Биография

Учился на медицинском факультете Московского университета, но из-за участия в политических студенческих кружках и выступлениях против режима был отчислен. Увлекся театральным искусством и стал сотрудничать с любительскими театральными труппами — сначала как актёр, потом как режиссёр.

Творчество

Малый театр

С 1862 года Александр Филиппович в московском Малом театре, где дебютировал как драматический актёр в пьесах «Кащей» и «Чужое Добро». Дебюты прошли успешно, и молодой человек был принят на службу в Малый театр, где проработал до 1873 года. Через год он женился на молодой актрисе, только что принятой в театр, будущей великой русской драматической актрисе Гликерии Федотовой-Позняковой.

Среди ролей этого периода в пьесах А. Н. Островского: Бальзаминов («Женитьба Бальзаминова)»), Рисположенский («Свои люди сочтёмся»), Разлюляев («Бедность не порок»), Тихон («Гроза»), роли в пьесах мировой классики — Жорж Данден («Жорж Данден» Мольера), признающаяся как одна из лучших ролей актёра, сэр Эндрю («Двенадцатая ночь» Шекспира, 1867). В его бенефис 3 октября 1869 года в Малом театре впервые прошел водевиль «Соломенная шляпка» — в собственный бенефис артист сам выбирал произведение для исполнения.

Постановки в антрепризах

Ещё раньше, до работы в Малом театре, оказавшись отчисленным из Московского университета, Федотов заинтересовался драматургией и драматической сценой и начал выступать в любительских постановках. В 1860—1870 гг., уже работая в Московской императорской труппе, он продолжал ставить любительские спектакли. Одна из его работ — «Горе от ума» А. С. Грибоедова в Дворянском клубе (1870).

В 1872 году он с большим трудом добился разрешения на организацию Народного театра на Политехнической выставке (в Москве и Петербурге ещё существовала монополия императорских театров), собрав труппу из крупных провинциальных актёров, среди которых были Н. Х. Рыбаков, М. И. Писарев, К. Ф. Берг, В. А. Макшеев, А. И. Стрелкова и др., и начинающих актеров Малого театра. Народный театр просуществовал всего 3 месяца, после чего был закрыт. Однако даже за эти три месяца Федотов успел поставить несколько спектаклей, с успехом принятых зрителями, в том числе: «Ревизор» Н. В. Гоголя, «Недоросль» Д. И. Фонвизина, «Бедность не порок» А. Н. Островского и несколько других, причём «Ревизор» и «Свои люди — сочтёмся» впервые в Москве прошли в оригинальном, бесцензурном виде. Были показаны и музыкальные представления: отрывок из оперы «Жизнь за царя» Глинки, «Русалка» Даргомыжского, «Мельник — колдун, обманщик и сват» Аблесимова с музыкой Соколовского.

После скоропалительного закрытия Народного театра Федотов был антрепренёром ещё нескольких трупп (театра «Буфф» в Санкт-Петербурге, летнего театра в Павловске).

А. Ф. Федотов был избран председателем созданного 9 января 1877 года Общества взаимного вспоможения русских артистов для «доставления русским артистам большего удобства для распространения их произведений в публике и усовершенствования их дарований».

В 1888 году А. Ф. Федотов вместе с К. С. Алексеевым (Станиславским), художником Ф. Л. Соллогубом и оперным певцом Ф. П. Комиссаржевским основал «Общество искусства и литературы» и театральную школу при нём. Оно разместилось в Москве в Нижнем Кисловском переулке, в доме, принадлежавшем когда-то семье высокопоставленных чиновников Секретарёвых, потому театр скоро получил негласное прозвище «Секретарёвка». Александр Филиппович стал преподавать драматическое искусство и ставить спектакли со студентами. Среди его постановок там: «Скупой рыцарь» А. С. Пушкина, «Горькая судьбина» А. Ф. Писемского. Общество просуществовало до 1891 года.

После его закрытия А.Федотов уже самостоятельно основал в Москве похожее предприятие — школу драматического искусства. Однако в 1893, уехав в Петербург, Федотов поступил в Петербургскую труппу императорских театров, куда был приглашён как актёр и как преподаватель сценического искусства в Петербургской театральной школе.

Драматургическая деятельность

А. Ф. Федотов был известен не только как актёр и режиссёр, но и как драматург, произведения которого шли на сценах русских театров. В Малом театре были поставлены его пьесы: «Рубль» (21 ноября 1885 в бенефис Ф. П. Горева, в 1902 году постановку осуществил А. П. Ленский на сцене филиала Малого театра — Нового театра), «В деревне» (1887), «Хрущёвские помещики» (17 января 1888 в бенефис П. Я. Рябова), «Дети отцов своих» (1891) и др. Помимо написания собственных пьес Федотов перевёл для театра несколько пьес зарубежных авторов.

В 1890—1891 гг. в Москве было издано его четырёхтомное «Полное собрание драматических сочинений и переводов».

Отрывок, характеризующий Федотов, Александр Филиппович

Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.