Федченко, Алексей Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Павлович Федченко
русский учёный-биолог, географ и путешественник
Дата рождения:

19 февраля (7 февраля) 1844(1844-02-07)

Место рождения:

Иркутск (по другим сведениям — Барнаул)

Дата смерти:

31 августа 1873(1873-08-31) (29 лет)

Место смерти:

Франция, Альпы, ледник Коль-дю-Жеань (похоронен в деревне Шамони у подножия Монблана)

Супруга:

Федченко, Ольга Александровна

Дети:

Федченко, Борис Алексеевич

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «A.Fedtsch.».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=2661-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Алексе́й Па́влович Фе́дченко (7 [19] февраля 1844 — 1873) — русский учёный, биолог, географ и путешественник, исследователь Средней Азии, в первую очередь Памира. Путешествуя по Средней Азии (18681871), собрал материал по флоре, фауне, географии и этнографии региона. Основные научные труды по паразитологии и энтомологии. Открыл Заалайский хребет. Погиб на Монблане. В его честь экспедицией под руководством В. Ф. Ошанина назван открытый в 1878 году ледник Федченко.





Биография

Федченко родился 7 февраля (19 февраля по новому стилю) 1844 года в Иркутске (по другим сведениям в Барнауле). В гимназии он учился в Иркутске, где жил с родителями. Его отец владел золотоносным прииском, однако разорился и умер, когда Алексей Павлович заканчивал гимназию. В дальнейшем его и его мать материально поддерживал[1] старший брат Григорий[2], к тому времени окончивший Московский университет и работавший преподавателем технического училища.

В 1860 году он с матерью[3] переехал из Иркутска в Москву и поступил в Московский университет на естественное отделение физико-математического факультета. Будучи студентом он увлёкся ботаникой. В 1863 году он совершил своё первое путешествие — сопровождал своего старшего брата в научной экскурсии по солёным озёрам Южной России. В этой экспедиции он увлёкся энтомологией и составил очень хорошую коллекцию двукрылых и перепончатокрылых, что позволило ему затем на основе её описания опубликовать научную работу. Будучи студентом университета вместе с друзьями[4] основал Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете и был его учёным секретарём, что способствовало росту его авторитета и в серьёзных научных кругах.

После окончания университета в 1864 году со званием кандидата Федченко стал преподавать естествознание в Николаевском институте, а затем вскоре перешёл работать в университет, заняв пост инспектора студентов.

Жена

2 июля 1867 года Алексей женился на выпускнице Николаевского института, дочери профессора Московского университета Ольге Александровне Армфельдт, ставшей его верным спутником во всех путешествиях[5]. Во время свадебного путешествия в Финляндию и Швецию молодожёны с большим интересом знакомились с естественно-научными музеями этих стран. Стоит отметить, что Ольга Александровна Федченко и в дальнейшем была всегда рядом с Алексеем Павловичем во всех его экспедициях, зарисовывая на этюдниках виды открывавшихся им горных хребтов. После трагической гибели своего мужа она продолжила его дело[6].

Туркестан

В 1868 году внимание членов Общества любителей естествознания привлёк Туркестан, только что присоединенный к Российской империи. В октябре 1868 года супруги Федченко выехали из Москвы в Туркестан, где они пробыли до 1871 года. За это время они совершили экспедицию по Зеравшанской долине в окрестностях Самарканда, экспедицию в горный Таджикистан, на озеро Искандеркуль, в Джизак, верхний Зеравшан, а также экспедицию в пустыню Каракумы.

Во время своих Туркестанских экспедиций А. П. Федченко настойчиво пытался исследовать совершенно неизведанный в научном плане, таинственный и загадочный для европейцев Памир[7]. В 1871 году, путешествуя по Кокандскому ханству, он спускался в Алайскую долину, открыл и описал Заалайский хребет и высочайший пик этого хребта — Пик Кауфмана[8]. Но обстоятельства не позволили продолжить ему дальнейшие исследования Памира. Вот что писал об этих обстоятельствах А. П. Федченко: «Как мы могли идти на несколько дней в пустынную местность, не имея запасов ни фуража, ни провианта! Того, что было с нами, не хватило и на обратный путь из Алая: мы два дня голодали»[9].

После Туркестанской экспедиции

В ноябре 1871 года супруги Федченко вернулись в Москву, где они занимались обработкой собранной коллекции, а также читали многочисленные доклады о своих исследованиях в Туркестане. Итоги экспедиции были столь значительны, что привлекали внимание широких научных и общественных кругов. В мае 1872 года на Всероссийской политехнической выставке в Москве они экспонировали с большим успехом свой раздел, посвящённый Туркестану. В сентябре 1872 года супруги поехали во Францию, а затем в Лейпциг, где Алексею Павловичу предложили поработать в лаборатории университета. Лето 1873 года супруги Федченко с новорождённым сыном провели в Гейдельберге и Люцерне. Для того чтобы подготовиться к новой экспедиции на Памир, А. П. Федченко решил изучить опыт горных восхождений в Альпах, для чего он 31 августа 1873 года приехал в деревню Шамони, расположенную у подножия Монблана. Местный натуралист Пайо посоветовал двух местных проводников — молодых людей (братьев), которые вызвались сопровождать его при восхождении. К несчастью, они были неопытны[10]. Однако, при самом восхождении, когда они были на леднике Коль-дю-Жеань, резко ухудшилась погода. По словам проводников, Алексею Павловичу стало плохо, и проводники, выбившись из сил, помогая ему, решили оставить его и сами спустились вниз за помощью. Когда пришла помощь, Федченко был уже мёртв. Ольга Александровна, занимавшаяся расследованием обстоятельств гибели мужа, утверждала, что, когда подоспела помощь, он был ещё жив, и если бы не бездушие местных властей, не доставивших к пострадавшему врача, то Алексея Павловича можно было бы спасти[11]. Ему было всего 29 лет. Он похоронен в деревне Шамони (сейчас город) недалеко от места своей гибели. Над его могилой установлен гранитный камень со вставленной мраморной доской, на которой написано: «Ты спишь, но труды твои не будут забыты».

Научные труды и научные открытия

Основные научные труды А. П. Федченко были выполнены в области паразитологии и энтомологии. Им был открыт Заалайский хребет. Написана знаменитая книга «Путешествие в Туркестан».

Увековечение памяти

Напишите отзыв о статье "Федченко, Алексей Павлович"

Примечания

  1. Иркипедия.
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/27775/Федченко Федченко, Григорий Павлович].
  3. В 1864 году его мать умерла.
  4. В числе его друзей и сооснователей Общество любителей естествознания был студент университета Василий Ошанин, впоследствии известный российский путешественник и исследователь Средней Азии.
  5. И. В. Мушкетов так впоследствии писал об Ольге Александровне: «Деятельность этого талантливого исследователя поистине изумительна, в особенности если учесть, что экспедиция А. П. Федченко состояла всего из него самого и его благородного товарища Ольги Александровны Федченко, которая с редким для женщин самоотвержением разделяла все труды и лишения своего мужа; она действительно оказала ему существенную услугу».
  6. После смерти мужа Ольга Александровна занялась подготовкой и изданием его трудов. Она также воспитывала сына — Бориса Алексеевича Федченко, впоследствии известного ботаника. В 1891—1892 годах вместе с сыном она путешествовала по Уралу, в 1893 в Крыму, в 1894 — в Закавказье. В 1897 году она снова посетила Туркестан, а в 1901 году Ольга Александровна и Борис Алексеевич участвовали в Памирской экспедиции, в ходе которой им был собран уникальный научный материал, на основе которого ею вместе с сыном был подготовлен фундаментальный труд «Флора Памира». Позднее уже в возрасте 65 лет в 1910 году Ольга Александровна вновь участвовала в экспедиции на Памир. Она была первой русской женщиной ученым-ботаником, которая в 1906 году была избрана членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. Её перу принадлежат около 70 крупных научных трудов, а также она как художник издала альбом «Виды русского Туркестана». Последние годы её жизни прошли в Можайском уезде Московской губернии, где она занималась декоративным цветоводством. Умерла Ольга Александровна Федченко в 1921 году.
  7. А. П. Федченко так писал в одном из своих писем: «Долго Памир и вообще страна в верховьях Оксуса (Амударьи) оставаться неисследованными не могут: либо русские, либо англичане, но раскроют её тайны…. Я, впрочем, больше верю (по крайней мере, желал бы), что русские сделают это и ещё раз впишут своё имя в географическую летопись, которая, по общему признанию, обязана им уже так многим».
  8. Назван в честь К. П. Кауфмана. Носил это название до 1928 года. С 1928 по 1998 годы назывался Пик Ленина.
  9. Цит. по: Н. Леонов. Впервые в Алай. Путешествие А. П. Федченко в 1871 году. — С. 181.
  10. Н. Леонов. [alai.bibrka-city.in.ua?page=185 Впервые в Алай. Путешествие А. П. Федченко в 1871 году]. — С. 185.
  11. Р. А. Чаурина. [bio.1september.ru/2003/48/3.htm Каланхоэ Федченко]. (Проверено 27 декабря 2009)

Литература

Ссылки

  • [irkipedia.ru/content/aleksey_pavlovich_fedchenko Иркипедия: Алексей Павлович Федченко](недоступная ссылка — история). irkipedia.ru. Проверено 4 апреля 2012.
  • [sklyarevskiy.livejournal.com/1638813.html?#cutid1 Путешествие Алексея Федченко по Средней Азии]
  • [rgo.ru/enc/geo/slovarotkryt/fedcen1 Алексей Павлович Федченко. Географическая энциклопедия]

Отрывок, характеризующий Федченко, Алексей Павлович

– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».