Фейнберг, Самуил Евгеньевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самуил Фейнберг
Полное имя

Самуил Евгеньевич Фейнберг

Дата рождения

14 (26) мая 1890(1890-05-26)

Место рождения

Одесса,
Херсонская губерния,
Российская империя

Дата смерти

22 октября 1962(1962-10-22) (72 года)

Место смерти

Москва, СССР

Страна

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Профессии

пианист, педагог, композитор, профессор

Инструменты

фортепиано

Награды

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Самуи́л Евге́ньевич Фе́йнберг (1890 — 1962) — советский пианист, музыкальный педагог и композитор. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1937). Лауреат Сталинской премии второй степени (1946).





Биография

Родился 14 (26 мая) 1890 года в Одессе. В 1894 году вместе с семьёй переехал в Москву. Начал учиться музыке у А. Ф. Йенсена, в дальнейшем ученик А. Б. Гольденвейзера (фортепиано) и Н. С. Жиляева (композиция). Окончил Московскую консерваторию в 1911 году, подготовив к исполнению все 48 прелюдий и фуг из цикла И. С. Баха «Хорошо темперированный клавир» (спустя полвека Фейнберг целиком записал это произведение).

После объявления Первой мировой войны был призван в армию, однако заболел брюшным тифом и в 1915 году был демобилизован, вернувшись к концертной деятельности. В 1920-х годах гастролировал в Италии и Германии — по отзыву Е. М. Браудо, «блестящая беглость Фейнберга и очень высокая музыкальность произвели на немецкую публику, привыкшую к менее сложному и выразительному пианизму, впечатление чего-то небывало свежего»[1].

С 1922 года профессор МГК имени П. И. Чайковского, с 1936 года заведовал кафедрой.

Умер 22 октября 1962 года. Похоронен в Москве на Головинском кладбище.

Исполнительское творчество

Фейнберг был близок к А. Н. Скрябину и стал заметным исполнителем его музыки. В его исполнении впервые прозвучал ряд сочинений С. С. Прокофьева, Н. Я. Мясковского и других отечественных авторов. Кроме того, в репертуар Фейнберга входили произведения И. С. Баха, В. А. Моцарта, Л. Бетховена, Ф. Шопена, Р. Шумана.

Сочинения

Фейнберг сочинял музыку с 11 лет. Наиболее значительные его произведения — три концерта для фортепиано с оркестром (1931, 1944, 1947) и 12 фортепианных сонат, датированных с 1915 по 1962 год. Концерт № 3 записан пианистом В. В. Буниным, соната для скрипки и фортепиано — И. Тен-Берг и М. Шефером.

Фейнбергу принадлежит монография «Пианизм как искусство» (М.: Музыка, 1965, второе издание 1969) и ряд статей, собранных в книгу «Судьба музыкальной формы» (М.: Советский композитор, 1984).

Педагогическая деятельность

Воспитанниками Фейнберга в Московской консерватории были Виктор Мержанов, Владимир Натансон, Нина Емельянова, Виктор Бунин, Леонид Зюзин, Татьяна Евтодьева, Людмила Рощина, Зинаида Игнатьева, и многие другие.

Премии и достижения

Напишите отзыв о статье "Фейнберг, Самуил Евгеньевич"

Примечания

  1. Е. Браудо. Советские музыканты в Германии // «Правда», 1927.

Литература

  • Rimm R. The composer-pianists: Hamelin and The Eight. — Portland: Amadeus Press, 2002.
  • О. Черников. Скромный гений и его житие // «Музыка и время», 2003, № 8.
  • О. Черников. Рояль и голоса великих. — Ростов-н/Д: Феникс, 2011. (Серия: Музыкальная библиотека) ISBN 978-5-222-17864-5

Ссылки

  • [www.prox.jpn.org/~piano/feinberg/worklist.html Список сочинений С. Е. Фейнберга]  (англ.)
  • [www.prox.jpn.org/~piano/feinberg/discography_as_pianist.html Список аудио записей С. Е. Фейнберга-пианиста]  (англ.)
  • [www.math.uchicago.edu/~ryzhik/Feinberg1.html Статья С. Е. Фейнберга «Композитор и исполнитель»]  (англ.)
  • [www.math.uchicago.edu/~ryzhik/feinberg-style.htm Статья С. Е. Фейнберга «Стиль»]  (англ.)
  • [www.bach-cantatas.com/Bio/Feinberg-Samuel.htm Краткая биография С. Е. Фейнберга на английском языке]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Фейнберг, Самуил Евгеньевич

– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.