Гантмахер, Феликс Рувимович

Феликс Рувимович Гантмахер
Дата рождения:	23 февраля 1908(1908-02-23)
Место рождения:	Одесса, Российская империя
Дата смерти:	16 мая 1964(1964-05-16) (56 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Научная сфера:	математика, механика
Место работы:	МФТИ
Альма-матер:	Одесский институт народного образования
Научный руководитель:	С. И. Шатуновский Г. К. Суслов Н. Г. Чеботарёв
Награды и премии:

Фе́ликс Руви́мович Гантма́хер (23 февраля 1908, Одесса — 16 мая 1964) — советский математик и механик.

Биография

Родился 23 февраля 1908 года в Одессе, в семье ковровщика Рувима-Давида Гершковича Гантмахера (1872—1942) и его жены Мирьям Лейбовны (1876—1942). В 1916 году поступил в гимназию, где проучился 3 класса, после этого 1 год — в трудовой школе. После трудовой школы в течение двух лет занимался самостоятельно, закончил среднее образование. Занимался изучением языков: немецкого, французского и английского.

C 1923 по 1925 год прослушал (в качестве вольнослушателя) полный курс математического отделения Одесского института народного образования. В 1925—1926 учебном году работал в Высшем семинаре по теоретической механике при Одесском политехническом институте, в научно-исследовательских математических семинарах под руководством Г. К. Суслова, С. О. Шатуновского и Н. Г. Чеботарёва. Свою первую научную работу — «Об основных дифференциальных формах в аффинной теории поверхностей» — написал летом 1926 года. Позже эта работа была перепечатана в трудах Украинской Академии наук. В 1927 году был зачислен в аспирантуру по теоретической механике при Одесском институте народного образования и закончил её в 1930 году. После этого работал сначала в качестве доцента, а после и профессора математики в Одесском институте народного образования и в Институте водного транспорта до ноября 1934 года.

Переехал в Москву в декабре 1934 года, где сначала учился в докторантуре, а затем работал в Математическом институте АН СССР. В 1942—46 руководил отделом Центрального аэрогидродинамического института, занимался усовершествованием «Катюши». За данную работу в 1944 году был награждён орденом Красной Звезды, а в 1948 году получил Сталинскую премию I степени по военным наукам. Оставшиеся в Одессе родители Ф. Р. Гантмахера и его сестра — математик Вера Рувимовна Гантмахер (1909—1942) были во время румынской оккупации Одессы депортированы в гетто села Доманёвка в Транснистрии и расстреляны в 1942 году.

С 1947 работал в Московском физико-техническом институте. Феликс Рувимович читал курсы лекций по математическому анализу, теоретической механике, теории устойчивости, теории матриц. С 1954 года возглавлял кафедру теоретической механики.

…до 64-го года эти дисциплины читал профессор Гантмахер, учёный с мировым именем, который однако так и не стал не только академиком, но и членом-корреспондентом Академии Наук. В 1964 году он тяжело заболел, и было ясно, что читать свой курс тогдашним второкурсникам он не сможет. Он лежал в больнице и понимал, что не выйдет из неё никогда. В расписание поставили его ученика и друга — профессора Айзермана. Но Гантмахер хотел прочесть хотя бы первую, вводную, лекцию, чтобы продемонстрировать студентам величие и великолепие любимой науки.

Его привезли из больницы в карете скорой помощи и занесли на второй этаж на руках. В актовый зал набились студенты двух потоков. Гантмахер читал лекцию, лёжа в кресле, а его ассистент писал на доске формулы и делал чертежи с глазами, полными слёз. В зале не было слышно ни шёпота, ни случайного кашля — все понимали, что являются свидетелями акта необычайного мужества и преданности науке.

— Созерцатель. Легенды и мифы Московского Физико-Технического. Мемуар.

Классическая монография Ф. Р. Гантмахера, «Теория матриц», выделяется среди аналогичных работ широтой охвата и ясностью изложения, переведена на иностранные языки и успешно служит настольной книгой уже нескольким поколениям математиков во всём мире.

Умер 16 мая 1964 года. В день похорон Феликса Рувимовича прозвучало пожелание о том, чтобы одна из улиц города Долгопрудный носила бы имя профессора Гантмахера.

Семья

• Сын — физик, академик РАН Всеволод Феликсович Гантмахер (1935—2015).
• Сестра — математик Вера Рувимовна Гантмахер (1909—1942), была замужем за математиком В. Л. Шмульяном (1914—1944).

Библиография

• Гантмахер Ф. Р., Крейн М. Г.  Осцилляционные матрицы и малые колебания механических систем. — М.—Л.: ГТТИ, 1941. — 220 с.
• Гантмахер Ф. Р., Левин Л. М.  Теория полета неуправляемых ракет. — М.: Физматгиз, 1959. — 360 с.
• Гантмахер Ф. Р.  Лекции по аналитической механике. — М.: Физматгиз, 1960. — С. 296.
• Айзерман М. А., Гантмахер Ф. Р.  Абсолютная устойчивость регулируемых систем. — М.: АН СССР, 1963.
• Гантмахер Ф. Р.  Лекции по аналитической механике. 2-е изд. — М.: Наука, 1966. — С. 300.
• Гантмахер Ф. Р.  Теория матриц. — М.: Наука, 1967. — 576 с.
• Гантмахер Ф. Р.  Аналитическая механика. — М.: УРСС, 1996. — 343 с.
• Гантмахер Ф. Р.  Лекции по аналитической механике. — М.: Физматлит, 2001. — С. 264. — ISBN 5-9221-0067-X.
• Гантмахер Ф. Р.  Лекции по аналитической механике. 3-е изд. — М.: Физматлит, 2002. — С. 262. — ISBN 5-9221-0067-X.
• Гантмахер Ф. Р.  Теория матриц. 5-е изд. — М.: Физматлит, 2004. — 560 с. — ISBN 5-9221-0524-8.
• Gantmacher F. R.  The Theory of Matrices. — AMS Chelsea Publishing: Reprinted by American Mathematical Society, 2000. — 660 с. — ISBN 0821813765.

Ссылки

• [xxl3.ru/mfti.htm Старый Физтех]
• [www.mipt.ru/kafedra/teormeh.html Кафедра теоретической механики МФТИ]
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=21829 Биография.ру Гантмахер Феликс Рувимович]
• [www.biblus.ru/Default.aspx?auth=16g16g3d1 Библус — Феликс Рувимович Гантмахер]

Отрывок, характеризующий Гантмахер, Феликс Рувимович

– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.