Фельдман, Константин Исидорович
Поделись знанием:
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
| Константин Исидорович Фельдман | |
| Имя при рождении: |
Константин Израилев[1] Фельдман |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Гражданство: |
СССР |
| Годы творчества: | |
| Жанр: |
проза, драматургия, перевод художественной литературы |
Константин Исидорович Фельдман (первоначальное отчество — Израилевич[1]; 14 января 1887 — 1968) — русский революционер, драматург, прозаик, переводчик; член Союза писателей СССР.
Содержание
Биография
Родился в 1887 году в Одессе. Еврей[1]. У него были брат-близнец Владимир (1887—1953), впоследствии видный советский дерматовенеролог, и старший брат Александр, впоследствии видный советский оториноларинголог. Окончил одесскую гимназию Ровнякова, летом 1905 года готовился к поступлению в Новороссийский университет. Являлся членом одесской группы РСДРП, меньшевик[2].
В 1905 году в качестве делегата от «Соединённой комиссии» прибыл на восставший броненосец «Потёмкин» и участвовал в восстании на броненосце. Призывал матросов к захвату города, написал текст обращения ко всему миру с требованием поддержки революционных матросов. На броненосце носил матросскую форму, выдавал себя за члена команды, имел клички «Василий Иванов» и «Студент». Под видом матроса дважды приниал участие в переговорах восставших с командованием Одесского военного округа, выдвигая дерзкие ультиматумы властям[2].
23 июня 1905 года, во время попытки захвата барж с углём в порту Феодосии был схвачен солдатами 52-го Виленского пехотного полка. Под арестом выдавал себя за матроса броненосца «Потёмкин» Готлиба Вайнберга, но был опознан. Находился под арестом в Севастополе на гауптвахте, но 13 августа 1905 года смог совершить побег совместно с караульным — рядовым 50-го пехотного Белостокского полка Мордкой Штрыком[2].
Скрывался в Румынии, а затем во Франции, где окончил Юридическую школу и филологический факультет Сорбонны. В 1908 выпустил в Лондоне на английском языке книгу «Восстание на „Потёмкине“».
После Февральской революции вернулся в Россию.
В роли самого себя снялся у С. М. Эйзенштейна в его знаменитом фильме о восстании на «Потёмкине»[3].
В 1920-х годах — член правления Акционерного общества «Пролетарское Кино», директор 1-й фабрики «Пролеткино»[4].
Произведения
[www.nlr.ru/poisk/ Источник — электронные каталоги РНБ]
- Фельдман К. И. Броненосец «Потемкин». — М., 1955.
- Фельдман К. И. Броненосец «Потемкин»: Воспоминания участника. — М.: Воениздат, 1938. — 110 с.
- Фельдман К. И. Броненосец «Потемкин»: Повесть: Для старш. возраста. — М.–Л.: Дет. издат., 1937. — 156 с. — 25 300 экз.
- Фельдман К. И. Броненосец «Потемкин»: Рассказ участника. — М.: Дет. лит., 1964. — 255 с. — 50 000 экз.
- Фельдман К. И. Восстание на «Потемкине» 1905 г.: Воспоминания участника. — М.: Гос. воен. изд-во, 1935. — 94 с. — 30 000 экз.
- Фельдман К. И. Красный флотъ: Черноморскiй флотъ и революцiя: (1905-1917 г.). — Пг.: Скобелев ком., 1917. — 29 с.
- Фельдман К. И. Красный флотъ: [Черноморскiй флотъ и революцiя. (1905-1917)]. – 2-е изд. — Пг.: Народная воля, [1917]. — 29 с.
- Фельдман К. И. Потемкинское восстание (14–25 июня 1905 г.): Воспоминания участника. — Л.: Прибой, 1927. — 139 с. — 3000 экз.
- Фельдман К. И. Собор Парижской богоматери: Пьеса в 5 актах, 11 карт.: По роману В. Гюго. — М.: Искусство, 1939. — 124 с. — 550 экз.
- Фельдман К. И. Фельдмаршал: Драм. хроника о фельдмаршале Суворове в 5 д., 9 карт. — М.: Искусство, 1939. — 134 с. — 1075 экз.
- Constantine Feldmann. The Revolt of the «Potemkin». London: William Heinemann, 1908.
Переводы
- Скриб Э. Лестница славы: Пьеса в 5 д / Пер. и перераб. К. Фельдмана. — М.: Цедрам, 1936. — 80 с. — 2150 экз.
- В. Гюго «Человек, который смеётся»
- Г. Эмар «Твёрдая Рука»
- Л. Буссенар «Капитан Сорви-голова»
Напишите отзыв о статье "Фельдман, Константин Исидорович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Тольц В. С. [his95.narod.ru/doc01/potem_2.htm Восстание на броненосце «Потёмкин»] (рус.). Запись радиопрограммы радиостанции «Свобода». Проверено 12 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNHBvSw7 Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
- ↑ 1 2 3 Кардашев Ю. П. Восстание. Броненосец «Потёмкин» и его команда. — 1-е. — Киров: Дом печати «Вятка», 2008. — С. 430. — 544 с. — 1000 экз. — ISBN 5-7897-0193-0.
- ↑ [www.odvestnik.com.ua/issue/212/4829/ Краткая биография на сайте газеты «Одесский вестник»]
- ↑ [statehistory.ru/1903/Kak-snimali-kino-v-Moskve-v-1926-g--Rezhisser-Foregger-i-Voobshche-fizkultura/ Как снимали кино в 1926 г.]
Ссылки
- [www.odvestnik.com.ua/issue/212/4829/ Краткая биография на сайте газеты «Одесский вестник»] (недоступная ссылка)
- [www.proza.ru/2010/02/15/1292 Никольский Б. Севастополь, год 1905.]
- [militera.lib.ru/h/gavrilov_bi/04.html Гаврилов Б. И. В борьбе за свободу.]
- Фельдман К. И. Докладная записка в ЦК КПСС "О некоторых искажениях исторических фактов в книге И. И. Пономарева «Герои „Потемкина“» (1959)". — Рос. Гос. архив литературы и искусства. — Ф. 2562; оп. 1; 1 ед. хр.; 1959 г. (В ф. 2562 содержится 257 документов 1910—1960-х годов).
- Назаров Г. [www.rv.ru/content.php3?id=5758/ Фельдман на броненосце «Потёмкин»] (рус.) // Русский вестник : Еженедельная газета. — 2005. — № 28 июня.
|
Это заготовка статьи о писателе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Фельдман, Константин Исидорович
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
