Фельдхернхалле

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Фельдхернхалле (иногда Фельдхеррнхалле или Фельдгернгалле, нем. Feldherrnhalle — «Зал баварских полководцев») — лоджия в южной части площади Одеонсплац в мюнхенском районе Максфорштадт. Расположена в пешеходной зоне и является одной из достопримечательностей баварской столицы.





История

Фельдхернхалле была возведёна в 1841—1844 годах архитектором Фридрихом фон Гертнером по заказу короля Баварии Людвига I. Образцом для неё послужила флорентийская Лоджия Ланци. Это сооружение должно было стать исходной точкой для дальнейшего проектирования улицы Людвигштрассе, которая должна была навести порядок в запутанное хитросплетение мюнхенских магистралей. Фельдхернхалле тем самым должна была оформить гармоничный переход от старого центра города к новой роскошной улице. Фельдхернхалле была возведена в ознаменование побед баварских войск. Блеск и нищета военной истории Баварии нашли своё отражение в скульптурных образах графа Тилли и князя Вреде, отлитых Людвигом фон Шванталером из пушечной бронзы.

Пивной путч 1923 года

Воскресным утром 9 ноября 1923 года Адольф Гитлер вместе со своими соратниками выступил из пивного зала Бюргербройкеллер к Фельдхернхалле, где произошли столкновения с баварской полицией. Здесь марш путчистов был остановлен.

После прихода нацистов к власти в 1933 году лоджия Фельдхернхалле оказалась в центре внимания национал-социалистической пропаганды. На восточной стене была водружена мемориальная доска с именами погибших, у которой был установлен почётный караул СС. Каждый проходивший мимо этой мемориальной доски был обязан отдать честь в нацистском приветствии. Чтобы избежать этот церемониал, многие прохожие обходили Фельдхернхалле с тыла от Резиденцштрассе через Висгардигассе и Театинерштрассе и попадали на Одеонсплац. Памятная доска была снята после оккупации города американскими войсками в 1945 году.

Фельдхернхалле во времена нацизма был конечной целью ежегодных памятных маршей от Бюргербройкеллер. Во время одного из таких памятных маршей 9 ноября 1938 года швейцарец Морис Баво пытался застрелить Гитлера.

Фельдхернхалле несла значительную смысловую нагрузку при национал-социализме. Её имя было присвоено нескольким боевым соединениям вермахта.

Памятники

  • бронзовая статуя графа Тилли работы Фердинанда фон Миллера по эскизу Людвига Шванталера;
  • бронзовая статуя князя Вреде работы Фердинанда фон Миллера по эскизу Людвига Шванталера;
  • памятник баварской армии (эскиз скульптора Фердинанда фон Миллера, 1892);
  • каменные львы у парадной лестницы (архитектор Вильгельм фон Рюманн, 1906).

Интересные факты

  • Мюнхенцы иронизируют по поводу названия лоджии «Зал баварских полководцев», намекая соответственно на происхождение и стратегический талант Тилли и Вреде: «Один — не баварец, а другой — не полководец».
  • По поводу памятника баварской армии мюнхенцы иронизируют, что там изображен истинный баварец: «Знамя отдам — женщину никогда!»
  • Фельдхернхалле изображён на нацистской награде — Ордене крови.

Библиография

  • Klaus Gallas. München. Von der welfischen Gründung Heinrichs des Löwen bis zur Gegenwart: Kunst, Kultur, Geschichte. DuMont. Köln 1979. ISBN 3-7701-1094-3

Напишите отзыв о статье "Фельдхернхалле"

Ссылки

Координаты: 48°08′29″ с. ш. 11°34′38″ в. д. / 48.14139° с. ш. 11.57722° в. д. / 48.14139; 11.57722 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.14139&mlon=11.57722&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Фельдхернхалле



Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.