Фелькнер, Владимир Иванович

Владимир Иванович Фелькнер
Дата рождения	20 сентября 1805(1805-09-20)
Дата смерти	25 января 1871(1871-01-25) (65 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	инженерные войска, пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Кавказский сапёрный батальон, 2-я бригада 3-й гренадерской дивизии, 2-я гренадерская дивизия
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1828—1829, Польская кампания 1831 года, Кавказская война
Награды и премии	Орден Святой Анны 4-й ст. (1828), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1828), Золотое оружие «За храбрость» (1831), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1837)

Владимир (Вольдемар-Густав) Иванович Фелькнер (1805—1871) — генерал-лейтенант, участник Кавказской войны.

Биография

Происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии, родился 20 сентября 1805 глжа в семье коллежского советника Иоганна-Генриха Фелькнера.

В 1820 г. был зачислен кондуктором в Главное инженерное училище и, по окончании курса, в 1822 г. произведён в прапорщики полевых инженеров, с оставлением в офицерских классах при училище. 22 декабря 1823 г. поступил в лейб-гвардии в сапёрный батальон, в котором и прослужил до 1840 г., принимая в его рядах деятельное участие в турецкой кампании 1828 года и в усмирении польского восстания 1831 года.

Во время турецкой войны саперный батальон перешел Дунай и 22 августа 1828 г. присоединился к русским войскам, осаждавшим Варну; уже 24 августа саперы открыли свои действия против 2-го бастиона и 21 сентября, под непосредственным наблюдением Фелькнера, произвели удачный взрыв мины в 180 пудов пороху. За эти работы Фелькнер был награждён орденом св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и как отмечает историк лейб-гвардии Сапёрного батальона «находился под управлением 4-го Пионерного батальона подполковника Бурмейстера, при устроении мин под первым бастионом кр. Варны». Кроме того за деятельность во время всей кампании получил орден св. Владимира 4-й степени, за то, что, как было сказано в приказе, «находился в траншейных работах, исполняя все поручения с отличным усердием» и 6 декабря был произведён в поручики.

Во время польской кампании, выступив из Санкт-Петербурга 14 марта 1831 г., он участвовал со своим батальоном в постройке батарей на берегу р. Нарева, по обеим сторонам Остроленского моста. 5 мая получил поручение с одним взводом саперов и под прикрытием роты лейб-гвардии Финляндского полка и 80 финских стрелков уничтожить мост на реке Руше, при местечке Якаце; под картечным огнём 16-ти польских орудий саперы разобрали мост, три раза отбивая вместе с финляндцами попытки неприятеля помешать этой работе. Этот славный подвиг покрыл сапёров неувядаемой славой, сам Фелькнер был пожалован золотой полусаблей с надписью «За храбрость». 14 мая он участвовал в сражении при Остроленке, а 26 августа в замечательном и крайне опасном деле, получив, в числе других саперных офицеров, приказание прорыть главный вал одного из укреплений в предместье Варшавы, у деревни Чисте, чтобы проложить дорогу для прохождения русских колонн. Представляя Фелькнера за отличие в этом деле к производству в штабс-капитаны (приказ от 6 декабря 1831 г.), генерал-фельдмаршал граф Паскевич так писал в своем донесении: «Фелькнер находился с командою при занятии главного вала, где с примерным мужеством и поспешностью устраивал проезды под картечными выстрелами и ружейным огнём неприятельских застрельщиков».

По возвращении из кампании для Фелькнера наступила мирная деятельность по командованию ротой. С 1835 г., уже в чине капитана (произведён 20 января 1834 г.), он с первым взводом роты Его Величества лейб-гвардии Сапёрного батальона был командирован для участия в сборе наших и прусских войск в больших маневрах под Калишем в присутствии императора Николая I и короля Фридриха Вильгельма III.

Произведённый в полковники 9 марта 1837 г., Фелькнер 7 июля 1840 г. был назначен командиром Кавказского сапёрного батальона и 11 декабря того же года за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 6214 по списку Григоровича — Степанова).

В следующих годах (в 1841 и 1842) Фелькнер участвовал в делах с горцами; в 1842 г. был назначен начальником Тифлисского гарнизона, в 1846 г., с производством в генерал-майоры, получил назначение состоять по саперным батальонам и при Отдельном Кавказском корпусе, а в 1847 г. заведовал сапёрными батальонами Кавказского округа и состоял инспектором военно-рабочих рот на Кавказе находящихся; в 1849 г. был причислен к штабу генерал-инспектора по инженерной части и в 1850 г. назначен в распоряжение главнокомандующего действующей армией, для употребления на службу по сапёрной и инженерной частям. В мае того же года определён командиром 2-й бригады 3-й гренадерской дивизии и командовал ей до 1855 г., когда был назначен начальником штаба Гренадерского корпуса и 26 августа 1856 г. произведён в генерал-лейтенанты, а 8 сентября назначен командиром 2-й гренадерской дивизии.

В 1863 г. определён в число переменных членов специального комитета по устройству и образованию войск, а через два месяца зачислен в запасные войска, с оставлением по сапёрным батальонам. В конце того же 1863 г. Фелькнер снова был привлечен к действительной службе и назначен состоять при генерал-инспекторе по инженерной части, для возложения на него, в случаях надобности, различных поручений по инспекции инженерных войск, расположенных в различных частях империи; эту последнюю свою должность он занимал до самой смерти, последовавшей в Санкт-Петербурге 25 января 1871 г., похоронен на Волковом лютеранском кладбище.

Фелькнер был человек очень образованный и до конца жизни внимательно следил за наукой и литературой, в особенности же его занимала политическая и военная история. Кроме некоторых военно-исторических очерков, напечатанных в «Военном сборнике» и в «Русском вестнике», ему принадлежит интересная статья, появившаяся в «Русской старине» (1870, т. III) под заглавием «14 декабря 1825 г.». Уже после его смерти, в том же журнале (1875, т. XII) напечатана его статья «Описание путешествия, совершенного в свите Наследника Цесаревича, ныне царствующего Государя Императора Александра Николаевича, в Стокгольм». Другие отрывки из воспоминаний Фелькнера уже приготовленные им к печати («Описание больших маневров под Калишем» и «Путевые заметки во время поездки из Санкт-Петербурга в Калиш и из Санкт-Петербурга морем в Пруссию»), остались ненапечатанными.

Сочинения

• [www.memoirs.ru/rarhtml/FelknerZ_RS70_1.htm Записки генерал-лейтенанта В. И. Фелькнера. 14-е декабря 1825 года // Русская старина, 1870. — Т. 2. — Изд. 3-е. — Спб., 1875. — С. 202—230.]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1331Felkner.htm Поездка императора Николая Павловича в Стокгольм в 1838 г. Воспоминания В. И. Фельнера // Русская старина, 1875. — Т. 12. — № 1. — С. 160—173.]

Источники

• Волькенштейн А. Е., Случевский К. К. История лейб-гвардии Сапёрного батальона. 1812—1876. СПб., 1879
• Некрологи:
  • «Русский инвалид», 1871, № 48
  • «Русская старина», 1871, т. III
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Фелькнер, Владимир Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Фелькнер, Владимир Иванович

– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала: