Фенакистископ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Фенакистиско́п (от греч. φεναξ — «обманщик» и σκοπέω — «смотрю») — лабораторный прибор для демонстрации движущихся рисунков, конструкция которого основана на персистенции — инерции человеческого зрения. Изобретателем фенакистископа считается Жозеф Плато[1]. Почти одновременно с Плато Симон фон Штампфер изобрел аппарат, очень похожий на фенакистископ, и назвал его стробоскопом[2].





Конструкция

Аппарат состоит из картонного диска с прорезанными в нем отверстиями. На одной стороне диска нарисованы фигуры. Когда диск вращают вокруг оси перед зеркалом, то фигуры, рассматриваемые в зеркале через отверстия диска, представляются не вертящимися вместе с диском, а, наоборот, кажутся совершенно самостоятельными и делают движения, им присущие.

Жозеф Плато, август 1833 года

История создания

Исследования Плато

В 1828 году Жозеф Плато, продолжая опыты Роджета (англ. Peter Mark Roget), создал анортоскоп[3].

Жорж Садуль называет это направление исследований Плато «анаморфоз» и указывает на явное влияние тауматропа на данную сферу исследований[4].

В конце 1832 года Плато, продолжая опыты по рассматриванию рисунков через вертящийся диск с отверстиями, создает фенакистископ.

Принцип, на котором основан этот оптический обман, очень прост.

Если несколько предметов, постоянно меняющих форму и положение, будут последовательно возникать перед глазами через очень короткие промежутки времени и на маленьком расстоянии друг от друга, то изображения, которые они вызывают на сетчатке, сольются, не смешиваясь, и человеку покажется, что он видел предмет, постоянно меняющий форму и положение.

Жозеф Плато, август 1833 года[4]

В своих комментариях к принципам действия фенакистископа Плато очень точно сформулировал « …принцип действия современного кино, или, скорее, закон, на котором основана съемка или проецирование фильмов».

20 января 1833 года в письме Адольфу Кетеле, директору Брюссельской обсерватории Плато пишет о своем изобретении[5].

Однако ещё в ноябре 1832 года, Плато отправил своё изобретение Майклу Фарадею в Лондон, где оно и было продемонстрировано перед несколькими друзьями[5].

Художник Маду, зять Кетеле, занимался созданием серий рисунков для фенакистископа.

С 1833 года, в Лондоне, выпуск фенакистископов начался в промышленном масштабе.

Вскоре их производство было налажено и в Париже. Парижские игрушки были сделаны очень грубо, что сказывалось на изображении[5].

Плато исправляя ошибки фенакистископа отправил в Лондон рисунки с указаниями. В результате был создан «фантасмоскоп» или «фантаскоп».[6]

Однако у торговцев фенакистископ пользовался большей популярностью.

Форма и конструкция фенакистископа со временем улучшалась.

В 1834 году английским математиком Уильямом Хорнером (англ. William George Horner) был сконструирован зоотроп — наиболее примечательная трансформация фенакистископа.

Многие новые модели, возникшие на основе фенакистископа Плато, быстро и недолго входили в моду под различными названиями. Конструкция этих моделей была достаточно сложной, и поэтому они иногда стоили довольно дорого. В особенности много их производили во Франции, Австрии, а также в Германии и Соединенных Штатах.

В 1845 году свои первые опыты провел артиллерийский офицер барон фон Ухациус. В результате этих опытов, в 1853 году, барону первому удалось осуществить проецирование изображений фенакистископа на экран.

Серии его картинок были нарисованы на стеклах, вставленных по окружности в деревянный диск. Этот диск вращался позади объектива волшебного фонаря, в котором горела кальциевая лампа.

Проецирующий фенакистископ был так же описан в 1853 году в «Анналах Венской академии».

В продажу проецирующий фенакистископ был поставлен оптиком Прокошем, организовавшим его серийное производство.

Оптик Дюбоск, во Франции, одновременно с Ухациусом, сконструировал аналогичный аппарат и представил в Консерваторию Искусств и Ремёсел (фр. Conservatoire national des arts et métiers, CNAM). В этом же направлении работали многие английские оптики.

Исследования Штампфера

Почти одновременно с Плато профессор геометрии Венского политехникума Симон фон Штампфер (англ. Simon von Stampfer) изобрел аппарат, очень похожий на фенакистископ; он назвал свой аппарат «стробоскопом». Эти два исследователя не знали работ друг друга и пришли к созданию данной конструкции каждый своим путём[6].

Первенство

Первый стробоскоп Штампфер создал в феврале 1833 года, в то время как в ноябре 1832 года Фарадею уже демонстрировали фенакистископ, созданный по чертежам Плато. К тому же Штампфер не изложил с такой точностью, как Плато, принципы разложения и восстановления механики движения.[1]

Примечательно, что Эрнст Мах, соотечественник Штампфера, в 1872 году прибегает к авторитету Плато.[1]

Мах, а за ним Этьен-Жюль Марэ отдали должное Штампферу, назвав данный способ наблюдений «стробоскопией» или «стробоскопическим методом».[1]

См. также

Источники

Напишите отзыв о статье "Фенакистископ"

Литература

  • Е. М. Голдовский. Основы кинотехники / Л. О. Эйсымонт. — М.,: «Искусство», 1965. — 636 с.
  • Жорж Садуль. Всеобщая история кино / В. А. Рязанова. — М.,: «Искусство», 1958. — Т. 1. — 611 с.

Отрывок, характеризующий Фенакистископ

И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.