Фенербахче (футбольный клуб)

Фенербахче
Полное название	Fenerbahçe Spor Kulübü
Прозвища	Жёлтые канарейки (тур. Sarı Kanaryalar) Жёлто-тёмно-синие (тур. Sarı-Lacivertliler)
Основан	3 мая 1907 (116 лет)
Стадион	«Шюкрю Сараджоглу»
Вместимость	50 509
Президент	Азиз Йылдырым
Тренер	Дик Адвокат
Капитан	Волкан Демирель
Рейтинг	40-е место в рейтинге УЕФА 39-е место IFFHS
Бюджет	139 млн.$
Спонсор	nesine.com
Сайт	[www.fenerbahce.org/ erbahce.org]
Соревнование	Турецкая Суперлига
Сезон 2015/16	2 2
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма
Текущий сезон

К:Футбольные клубы, основанные в 1907 годуФенербахче (футбольный клуб)Фенербахче (футбольный клуб)

«Фенербахче́» (тур. Fenerbahçe Spor Kulübü) — турецкий футбольный клуб из города Стамбул, входящий в состав спортивного общества «Фенербахче (англ.)», выступающий в чемпионате Турции. Основан в 1907 году. В настоящее время выступает в Турецкой Суперлиге. Домашние матчи проводит на стадодроме «Шюкрю Сараджоглу», вмещающем 50 509 зрителей. Помимо футбольного клуба, в спортивный клуб «Фенербахче» входят мужские и женские клубы по волейболу и баскетболу, секции лёгкой атлетики, бокса, гребли и парусного спорта.

История

1907—1923. Первые годы

Официально клуб был основан в 1907 году, но его корни уходят в 1899 года. В конце девятнадцатого века любые спортивные и культурные общества были под запретом на территории Османской империи. Султан Османской империи Абдул-Хамид II боялся любых объединений по интересам, так как считал их серьезной угрозой монархии. В то время футбол только только начал появляться в стране, куда его привезли иностранцы. В 1899 году жители района Кадыкёй решили создать команду дав название «Черные чулки» (англ. «Black stockings FC»). Но спустя некоторое время монархический режим в Турции не дал развитию команды и она распалась. В 1902 году они собрали команду назвав её Футбольный клуб Кадыкёй, но и этой команде не суждено было стать первооткрывательницей турецкого футбола. Третья попытка была успешной. В 1907 году в один весенний день за чайным столом Зия Сонгюлен и Энвер Нечип Аканер решили создать Футбольную команду Фенербахче. Это спортивное общество также было создано тайно, чтобы не попасть в неприятности за суровых законов Османской империи. Согласно правилам султана Абдул-Хамида II, османской молодежи было запрещено создавать клубы и играть в английскую игру футбол. Зия Сонгюлен был избран первым президентом клуба, Аетулла Бей стал первым генеральным секретарем клуба, а Энвер Нечип Аканер был назначен на должность капитана клуба.

Деятельность общества «Фенербахче» находилась на нелегальном положении до реформы 1908 года, когда, по новому закону, все футбольные клубы были официально зарегистрированы на законных основаниях. Клуб стал базироваться на улице Бесбьюик в Моде, Кадыкёй. Изначально цвета команды были желтыми и белыми, но в 1909 году их сменили на желтый и морской под которым клуб выступает до нынешних дней. «Фенербахче» вступил в Стамбульскую лигу в 1909 году, заняв пятое место в первый год соревнований.

Следующие 2 года для клуба были очень тяжёлыми и была угроза распада. Но член команды Элкатипзаде Мустафа помог клубу и команда продолжили выступать в разных лигах Стамбула. Команда набирала игроков из школы Кадыкёя и колледжа Роберта и Сент Джозеф. В 1911 году молодая команда впервые стала чемпионом Футбольной Лиги Стамбула не проиграв ни одной игры. В 1912—1913 годах из-за Балканской войны лига не проводилась, а в 1914 и 1915 года команда снова без единого поражения стала чемпионом. Клуб выиграл также проводимый в 1914 году Чемпионат Молодых команд и была награждена англичанами историческим кубком как команда выигравшая самое большое количество турниров за последние 10 лет.

Впоследствии, с 1918 по 1923 год «Фенербахче» играл против сотрудников Королевского военно-морского флота, который оккупировал Стамбул во время Турецкой войны за независимость. Некоторые британские солдаты формировали свои футбольные команды в Турции, которые имели особые названия, как «Эссекс Енжинирз» (англ. Essex Engineers), «Айриш Гвардс» (англ. Irish Guards), «Гренадерз» (англ. Grenadiers) и «Артиллери» (англ. Artillery). Эти команды играли друг против друга и против местных футбольных клубов Стамбула. «Фенербахче» одерживал победы во многих из этих матчей.

1923—1958

Основатель турецкой республики Мустафа Кемаль Ататюрк был ярым болельщиком «канареек». 10 августа 1928 года во время матча «Фенербахче» — «Галатасарай» в Кубке Гази (3:3) Ататюрк сидел рядом с тремя болельщиками «Галатасарая» и двумя поклонниками «Фенербахче», во время матча он произнес следующее: «Нас здесь равное количество, три на три, потому что я тоже болельщик «Фенербахче»». 5 июня 1932 года штаб-квартира клуба сгорела дотла, и первая материальная помощь пришла именно от Ататюрка.

В 1923 году после появления Республики была создана Турецкая футбольная федерация. Футбольная федерация стала организовывать региональные лиги в других городах. Позже турецкие футбольные чиновники стали объединять клубы в рамках одной лиги. Так в 1936 появилась Турецкая Национальная Лига (тур. Milli Kume), которую «Фенербахче» выигрывало аж 6 раз (1937, 1940, 1943, 1945, 1946, 1950) из 11 возможных.

1959—2000

В 1959 году Турецкая федерация футбола основала Национальную лигу, которая получила название Суперлига. «Фенербахче» выиграл первый турнир, победив «Галатасарай» 4:1 на выезде. В следующем году, «Фенербахче» впервые в своей истории принимал участие в Кубке европейских чемпионов. В квалификационном раунде «канарейки» одолели венгерский «Чепель» (1:1, 3:2). Но уже в первом раунде команда после ничейных результатов (2:1, 1:2), в переигровке была разгромлена французской «Ниццей» 1:5. «Фенербахче» стал самым успешным турецким клубом в 1960-х, выиграл пять из десяти чемпионатов. В 1967 году «Фенербахче» стал первым клубом, который выиграл Балканский кубок (турнир для клубов из Албании, Болгарии, Греции, Румынии, Турции и Югославии, который существовал с сезона 1960-61 по сезон 1993-94), одолев в финале в трех матчах греческий АЕК (1:0, 1:2 и 3:1). Этот успех оставался единственным до 1992 года, пока другой стамбульский клуб «Сарыер» снова не выиграл этот трофей.

В 1970-х годах «Фенербахче» выиграл еще четыре чемпионства. Тогда же впервые в борьбу за чемпионство в «большую тройку» («Фенербахче», «Бешикташ» и «Галатасарай») добавился новый клуб — «Трабзонспор», который во второй половине 70-х годов стал сильнейшим клубом страны. «Фенербахче» же начал вырывать позиции, выиграв только три чемпионата в 1980-х. После чего в течение 1990-х в Турции полностью доминировали «Галатасарай» и «Бешикташ», выиграв девять из десяти чемпионств. «Фенербахче» удалось выиграть чемпионат только раз в сезоне 1995/96 под управлением опытного бразильского тренера Карлоса Альберто Паррейры.

2001—наше время

В следующий раз «Фенербахче» выиграл чемпионат в 2001 году, вырвав у «Галатасарая» пятый титул. В следующем сезоне, однако, в дальнейшем дела у «Фенербахче» пошли не пошли так хорошо, закончив на втором месте сезон 2001/02 с легендарным Ортега в составе, в следующем году команда вообще заняла 6 место и не попала в еврокубки. Несмотря на это, сезон стал памятным для многих болельщиков «Фенербахче» благодаря победе 6:0 над главным соперником — «Галатасарай» на родном стадионе «Шюкрю Сараджоглу» 6 ноября 2002 года.

После ужасного сезона, «Фенербахче» нанял немецкого тренера — Кристофа Даума. Даум ранее тренируя в Турции, выигрывал чемпионат с «Бешикташем» в сезоне 1994/95. Кроме известного тренера «Фенербахче» купило и новых сильных игроков, в том числе игроков Пьер ван Хойдонк, Мехмет Аурелио, и Фабио Лусиано. Эти новые игроки привели «Фенербахче» к их пятнадцатому званию и третьей звезде на гербе (одна из которых присуждается за каждые 5 титулов). Следующий год был неудачным, они пропустили на первое место «Трабзонспор», но затем выиграли шестнадцатый Турецкий титул. В сезоне 2005/06 «Фенербахче» потерял титул в последнем туре, пропустив «Галатасарая». «Фенербахче» необходимо было победить, но вместо этого они сыграли 1:1 с «Денизлиспор», а «Галатасарай» победил со счетом 3:0 «Кайсериспор». Вскоре после этого, Кристоф Даум был снят с поста тренера и был заменен бразильцем Зико 4 июля 2006 года. Он начал свою работу, подписав двух новых защитников из своего бразильского чемпионата — уругвайца Диего Лугано и бразильца Эду Драсена. Зико также подписал двух нападающих, игрока сборной Сербии Матея Кежмана и бразильца Дейвида. «Фенербахче» в 2006/07 внутренний сезон начали с победы 6-0 над «Ерджиесспором». В 32-м туре Суперлиги, за два матча до завершения турнира, «Фенербахче» сыграл с «Трабзонспором» 2:2, в то время как «Бешикташ» проиграл «Бурсаспору» 0:3. В результате этого «Фенербахче» выиграл семнадцатый турецкий титул, что стало национальным рекордом. «Фенербахче» начал сезон 2007/08, подписав бразильскую звезду Роберто Карлоса. Перешедший бесплатно, после того как его контракт не был продлен с «Реалом». Также в клубе появились молодые игроки, в частности турки Гокан Гонул, Ясин Чакмак, Ильхан Парлак, Али Билгин, турецко-английский нападающий Казим-Ричардс, турецко-бразильский левый защитник Гекчек Ведерсон, которые присоединились к «Фенербахче» в начале сезона и чилийский капитан Клаудио Мальдонадо, который присоединился к команде в январе 2008 года. В том году под управлением Зико команда «Фенербахче» впервые в истории клуба вышла из группы в Лиге чемпионов, где победила «Севилью» став четвертьфиналистом турнира. До сих пор этот результат остается самым успешным для команды на европейской арене. В марте 2008 года «Фенербахче» был принят в Guinness World Records Menagement Team, которая предусматривает, что «Фенербахче» имеет наибольшее количество трофейных медалей и достижений на планете, в общей сложности 1134 кубка и медалей.

После успешной игры в местной лиге и в международных матчах, Зико получил новый псевдоним от болельщиков Фенербахче: «Kral Arthur» (означает «Король Артур» на турецком языке). А для команды прозвище «Король Артур и его рыцари».

«Фенербахче» был исключен из Лиги чемпионов 2011/12, поскольку был доказан факт некоторых договорных матчей с его участием, а также хотелось перевести в Первую лигу, чтобы навести порядок в клубе, но Турецкая федерация футбола отказалась это сделать. На следующий год клуб начал выступление в Лиге чемпионов 2012/13, но не пробился в групповой этап (по сумме двух матчей проиграл московскому «Спартаку» ), и дошел до полуфинала Лиги Европы, где уступил будущему финалисту турнира - потругальський «Бенфике». Летом 2013 года УЕФА снова отстранил «Фенербахче» от участия в еврокубках на срок в два года с возможностью продления на год. Поэтому, несмотря на победу в чемпионате сезона 2013/14, клуб остался без евротурнира. К моменту возвращения клуба в еврокубки в сезоне 2015/16 был приглашен португальский тренер Витор Перейра и подписаны контракты с новыми игроками мирового уровня — Симоном Кьером, Нани и Робином ван Перси. Однако клуб не смог одолеть «Шахтёр» в третьем квалификационном раунде Лиги Чемпионов (0:0; 0:3) и продолжил свой еврокубковый путь в Лиге Европы матчем против «Атромитос».

Цвета команды и логотип

Первая форма «Фенербахче», которая использовалась в 1907 году

<center>Желто-синяя форма, созданная 1908. В разных ее видах эта форма используется и по сей день

Маяк, расположенный на мысе Фенербахче имел большое влияние на дизайн первой эмблемы клуба, в которой использовались желтый и белый цвета нарциссов, которые росли вокруг маяка. Форма также была разработана с желтыми и белыми полосами.

Эмблему и цвета клуба были изменены в 1910 году, когда Хикмет Топузер изменил цвет на желтый и темно-синий, которые можно увидеть и сегодня.

Сам Топузер описывает историю эмблемы клуба так: «После смены цветов нашего клуба трудно было создать герб, в котором бы фигурировали все наши цвета. Мои друзья доверили эту сложную работу мне. Во-первых, я постарался изобразить на гербе цвета нашего национального флага - красный и белый. Затем в центре на щите были размещены желтый цвет и темно-синий. Я написал имя клуба и дату основания на белом фоне. В каждый оттенок я вложил определенный смысл. Дизайн понравился моим друзьям. Проект сразу же полюбили мои друзья, и эскизы были направлены дизайнеру Тевфику Хаккари, который в то время находился в Германии».

После создания нового турецкого алфавита 1928 году, дизайн был оставлен, но название клуба на эмблеме было изменено на «Fenerbahçe Spor Kulübü - 1907».

До сих пор цветами формы остаются желто синие, а на гербовом щите «Фенербахче» изображены пять разных цветов. Белый означает чистоту и раскрытое сердце, красный — любовь и преданность клубу, а также турецкий флаг, желтый - зависть конкурентов, темно-синий - благородство. Лист дуба, изображенный этаж синей и желтой секций, символизирует мощь и силу членов «Фенербахче», зеленый цвет листа отражает успехи стамбульского клуба.

Стадион

«Фенербахче» всю историю играет свои домашние игры на стадионе «Шюкрю Сараджоглу». Стадион был построен в 1908 году, но с тех пор был реконструирован и расширен несколько раз. «Шюкрю Сараджоглу» отличается от большинства турецких футбольных стадионов, тем, что не имеет беговых дорожек. Это позволяет болельщикам сидеть очень близко к полю, что создает особенно впечатляющую атмосферу. Общая вместимость стадиона — 50,509 мест.

22 июля 1998 года стадион, который до этого имел название «Фенербахче стаде», был назван в честь шестого премьер-министра Турции Мехмета Шюкрю Сараджоглу, который также в течение шестнадцати лет (с 1934 по 1950 год) был президентом «Фенербахче».

В сезоне 2008/2009 арене было доверено право на проведение финального поединка Кубка УЕФА, в котором донецкий «Шахтёр» завоевал главный трофей в своей истории.

Достижения

Международные турниры

• Лига чемпионов УЕФА
  • Четвертьфинал (1): 2007/08

• Лига Европы УЕФА
  • Полуфинал (1): 2012/13

• 'Кубок обладателей кубков УЕФА
  • Четвертьфинал (1): 1963/64

• Балканский Кубок
  • 1 Обладатель (1): 1967

Национальные турниры

• Турецкая Суперлига:
  • 1 Чемпион (19): 1958/59, 1960/61, 1963/64, 1964/65, 1967/68, 1969/70, 1973/74, 1974/75, 1977/78, 1982/83, 1984/85, 1988/89, 1995/96, 2000/01, 2003/04, 2004/05, 2006/07, 2010/11, 2013/14
  • 2 Вице-чемпион (21): 1959/60, 1961/62, 1966/67, 1970/71, 1972/73, 1975/76, 1976/77, 1979/80, 1983/84, 1989/90, 1991/92, 1993/94, 1997/98, 2001/02, 2005/06, 2007/08, 2009/10, 2011/12, 2012/13, 2014/15, 2015/16
• Кубок Турции:
  • 1 Обладатель (6): 1967/68, 1973/74, 1978/79, 1982/83, 2011/12, 2012/13
  • 2 Финалист (10): 1962/63, 1964/65, 1988/89, 1995/96, 2000/01, 2004/05, 2005/06, 2008/09, 2009/10, 2015/16

• Суперкубок Турции:
  • 1 Обладатель (9): 1968, 1973, 1975, 1984, 1985, 1990, 2007, 2009, 2014
  • 2 Финалист (9): 1970, 1974, 1978, 1979, 1983, 1989, 1996, 2012, 2013
• Стамбульская лига
  • Чемпион (15): 1911/12, 1913/14, 1920/21, 1922/23, 1929/30, 1932/33, 1934/35, 1935/36, 1936/37, 1943/44, 1946/47, 1947/48, 1952/53, 1956/57, 1958/59 (рекорд)

• Кубок Стамбула:
  • 1 Обладатель (4): 1930, 1934, 1938, 1939 (рекорд)

• Кубок премьер-министра Турции:
  • 1 Обладатель (8): 1945, 1946, 1950, 1973, 1980, 1989, 1993, 1998 (рекорд)

• Кубок Ататюрка
  • 1 Обладатель (2): 1964, 1998 (рекорд)

• Кубок TSYD:
  • 1 Обладатель (12): 1969, 1973, 1975, 1976, 1978, 1979, 1980, 1982, 1985, 1986, 1994, 1995 (рекорд)

Текущий состав

По состоянию на сентябрь 2016 года. Источник: [www.fenerbahce.org/futbola/takim.asp Список игроков на официальном сайте клуба]

№ Позиция Имя Год рождения 1 Вр Волкан Демирель 1981 13 Вр Эртугрул Ташкыран 1989 40 Вр Фабиано 1988 3 Защ Хасан Али Калдырым 1989 4 Защ Симон Кьер 1989 19 Защ Шенер Озбайраклы 1990 22 Защ Исмаил Кёйбаши 1989 23 Защ Грегори ван дер Вил 1988 33 Защ Роман Нойштедтер 1988 37 Защ Мартин Шкртел 1984 5 ПЗ Мехмет Топал 1986 6 ПЗ Соуза 1989 7 ПЗ Алпер Потук 1991

№ Позиция Имя Год рождения 8 ПЗ Озан Туфан 1995 15 ПЗ Уйгар Мерт Зейбек 1995 20 ПЗ Волкан Шен 1987 28 ПЗ Рамазан Дживелек 1996 48 ПЗ Салих Учан 1994 77 ПЗ Джермейн Ленс 1987 92 ПЗ Аатиф Шаэшуэ 1986 99 ПЗ Мирослав Стох 1989 9 Нап Фернандао 1987 10 Нап Робин ван Перси 1983 17 Нап Мусса Сов 1986 29 Нап Эммануэль Эменике 1987

Тренерский штаб

Должность	Имя
Главный тренер	Дик Адвокат
Ассистент главного тренера	Марио Бен Корнелиус Пот
Тренер вратарей	Паоло Орландони
Физиотерапевт	Умут Шахин Бюлент Уяр Ата Эзгюр Эрджан
Клубный врач	Бурак Кундурациоглу

Музей

«Фенербахче» имеет огромное количество трофеев, по сравнению с другими клубами. Клуб завоевал много трофеев на действующих в настоящее время турнирах и в ряде других, которые были прекращены. Во время турецкой войны за независимость, Фенербахче играл против многих команд, созданных оккупационными силами.

Музей перемещался с места на место несколько раз в ходе истории клуба. Только в 21 веке музей был перенесен на «Шюкрю Сараджоглу», открытый 19 октября 2005 года.

Тренеры

Год Тренер 1907—1910 Далаклы Хусейн 1910—1915 Галиб Кулаксызоглу 1915—1921 Хюсню Каяджан 1921—1924 Мустафа Алкатипзаде 1924—1926 Сами Джошар 1926—1929 Хикмет Моджук 1929—1932 Неджмеддин Чакар 1932—1934 Жозеф Звенк 1934—1937 Джеймс Донелли 1937—1939 Жозеф Звенк 1939—1940 Г.Немец 1940—1944 Джон Прайер 1944—1945 М. Димитропулос 1945—1947 Фикрет Арыджан 1947—1948 Игнас Молнар 1948—1949 Джихат Арман

Год Тренер 1949—1951 Петер Моллой 1951—1953 Ласло Шекели 1953—1955 Жарко Михайлович 1955—1956 Имре Маркос 1956—1957 Ласло Шекели 1957—1960 Игнас Молнар 1960—1962 Ласло Шекели 1962—1964 Мирко Кокотович 1964—1965 Оскар Холд 1965—1966 Неждет Эрдем 1966—1967 Абдулла Джегич 1967—1969 Игнас Молнар 1969—1970 Траиан Ионеску 1970—1971 Константин Теаша 1971—1972 Сабри Кыраз 1972—1975 Диди

Год Тренер 1975—1976 Абдулла Джегич 1976—1978 Томислав Калоперович 1978—1979 Неждет Ниш 1979—1980 Зия Шенгюль 1980—1982 Фридель Рауш 1982—1984 Бранко Станкович 1984—1985 Тодор Веселинович 1985—1986 Кальман Мешёли 1986—1987 Бранко Станкович 1987—1988 Паль Чернаи 1988—1990 Тодор Веселинович 1990—1991 Гуус Хиддинк 1991—1993 Йозеф Венглош 1993—1994 Хольгер Осиек 1994—1995 Томислав Ивич 1995—1996 Карлос Алберто Паррейра

Год Тренер 1996—1997 Себастьян Лазарони 1997—1998 Отто Барич 1998—1999 Йоахим Лёв 1999—2000 Зденек Земан 2000—2001 Мустафа Денизли 2001—2002 Вернер Лорант 2002—2003 Огуз Четин 2003—2006 Кристоф Даум 2006—2008 Зико 2008—2009 Луис Арагонес 2009—2010 Кристоф Даум 2010—2013 Айкут Коджаман 2013—2014 Эрсун Янал 2014—2015 Исмаил Картал 2015—2016 Витор Перейра 2016— Дик Адвокаат

Болельщики

18 марта 2011 года во встрече 26-го тура чемпионата Турции с «Галатасараем» фанаты «Фенербахче» совместно с болельщиками «Галатасарая» установили новое достижение по уровню шумовой поддержки на спортивных соревнованиях. Они издавали шум, достигший отметки в 131,76 децибела.

Такой показатель является лучшим результатом по уровню шумовой поддержки на спортивных соревнованиях. Представители Книги рекордов Гиннеса зафиксировали достижение фанатов.

Ссылки

• [www.fenerbahce.org/ Официальный сайт]  (тур.)  (англ.)

Отрывок, характеризующий Фенербахче (футбольный клуб)

– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.