Феникс (альбом «Арии»)
Поделись знанием:
К:Альбомы 2011 года
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
(перенаправлено с «Феникс (альбом Арии)»)
| Феникс | ||||
 | ||||
| Студийный альбом Арии | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска |
эксклюзивная предпродажа: | |||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
60:20 | |||
| Страна | ||||
| Язык песен | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Арии | ||||
| ||||
«Фе́никс» — одиннадцатый студийный альбом российской хеви-метал-группы «Ария», выпущенный в 2011 году. Это первый альбом с вокалистом Михаилом Житняковым, записанный после ухода из группы Артура Беркута, и самый продолжительный по длительности.
Диск 4 недели возглавлял российский чарт продаж, составляемый компанией «2М»[5]. По итогам голосования на портале Newsmusic.ru «Феникс» занял 2-е место в номинации «Лучший альбом 2011 года»[6].
Содержание
История создания
Предыдущий альбом группы — «Армагеддон» — вышел в 2006 году. С тех пор Ария выпустила три DVD и один сингл «Поле битвы», который не вошёл в данный альбом.
15 июня 2010 года группа объявила о том, что записывает композицию «Бои без правил» с нового альбома. Также известно, что записывался вокал с Артуром Беркутом, но записи представляют собой черновые версии и в альбом не вошли[7].
27 июня 2011 года было заявлено об уходе Артура Беркута из группы[8]. Последний концерт с участием Беркута состоялся 31 августа в Рязани.
26 июля было объявлено, что новый альбом будет называться «Феникс»[9]. 30 августа группа подтвердила, что все вокальные партии на альбоме записаны с новым вокалистом[10].
Все вокальные партии будут записываться с новым вокалистом. Мы не делаем из этого какой-то тайны или секрета. Во-первых, у нас до 31 августа работает Артур Беркут и мы считаем неэтичным называть имя вокалиста до того момента, пока работает Артур. Называя имя нового вокалиста, неплохо было бы, как мне кажется, показать материал лицом. То есть когда у нас будет на руках сведённый материал, из которого что-то можно будет отдать на радио или выложить в Интернет одновременно… не просто здесь мы в Интернете одну песню, на радио другую… Когда у нас будет такая песня, тогда мы и представим вокалиста. Одновременно, так сказать, товар лицом.
7 сентября группа представила миру обложку нового альбома и список композиций[11].
16 сентября в эфире «Нашего Радио» впервые прозвучала композиция «Бои без правил», а также было объявлено имя нового вокалиста, им стал Михаил Житняков (Гран-КуражЪ)[12].
Релиз альбома был намечен на 5 октября 2011, однако впервые альбом поступил в продажу ещё 2 октября на автограф-сессии группы.
15 октября стартовал концертный тур группы по более чем 30 городам по городам России, Украины, Казахстана и Германии. В 2012 году группа посетила Урал, Сибирь, Дальний Восток, а также Беларусь. Тур завершился 5 мая 2012 года грандиозным концертом в Минске[13].
Известно, что Беркутом была написана одна песня на альбом, но из-за его ухода в репертуар «Арии» она так и не вошла.
Также известно, что тексты к песням Попова первоначально написала Кокорева, однако они были сочтены слабыми, и новые тексты писала Пушкина.
Сначала, поскольку альбом выйдет и не пройдёт достаточного времени, чтобы народ его узнал, мы будем играть ограниченное число песен с нового альбома. По мере продвижения альбома у слушателей, мы будем вводить в программу больше новых песен.
Несмотря на то, что Дубинин выступил на этом альбоме как в роли басиста и вокалиста (вокал Виталия есть во всех песнях кроме "Симфонии огня", так и в роли гитариста, многие критики высказывались о большей лёгкости и мелодизме. В то же время стилистически альбом имеет элементы пауэр-метала.
В процессе написания песен на альбом были написаны 13 треков, 3 из которых в альбом не вошли. Один из них был авторства Беркута, песня "Орёл" (была издана Беркутом после ухода из Арии уже в исполнении собственного коллектива и в другой аранжировке, вошла в сингл "Право дано")[14][15], второй планировался для дуэтного исполнения Валерием Кипеловым и Артуром Беркутом, и оба не вошли на альбом по причине ухода Беркута из группы. Третья песня была переработана и стала заглавной на следующем альбоме - "Через все времена"
О песнях
Маргарита Пушкина и Виталий Дубинин в интервью порталу «MetalRus» подробно рассказали о песнях с альбома[16]:
- «Чёрный квадрат» — песня о разочаровавшемся поколении, у которого не сбылись его мечты и надежды в своей стране, но всё же в сердцах людей продолжает жить надежда на светлое будущее[16][17].
- «Равновесие сил» — песня о разговоре Воланда и Левия Матвея из романа Булгакова «Мастер и Маргарита».
- «История одного убийцы» написана по роману Патрика Зюскинда — «Парфюмер. История одного убийцы».
- «Чёрная легенда» рассказывает об испанской инквизиции.
- «Бои без правил» — песня о человеке, который участвует в боях без правил, а также песня о сегодняшней реальности. Начальным толчком к написанию песни послужил фильм режиссёра Даррена Аронофски — «Рестлер», а позже и роман Чака Паланика — «Бойцовский клуб».
- «Феникс» — песня о мифической птице фениксе, обладающей способностью сжигать себя, а затем вновь возрождаться из пепла.
- «Симфония огня» написана по мотивам романа Рея Бредбери — «451 градус по Фаренгейту».
- «Аттила» написана по мотивам поэмы Дмитрия Кедрина — «Свадьба», и рассказывает об Аттиле, вожде гуннов.
- «Дальний свет» повествует о человеке, который переосмысливает свою жизнь, для этого он садится в машину, включает дальний свет и едет, отдаляясь от своего прошлого к чему-то более светлому и хорошему. Чем быстрее он едет, тем меньше думает о прошлом.
- «Реквием» — песня об ушедших и уходящих близких людях. (см. также: «Реквием»)
Интересные факты
- Этот альбом был выпущен после наибольшего перерыва в истории группы — 5 лет с момента выхода предыдущего студийного альбома «Армагеддон» в 2006 году. До этого наибольшим был перерыв в 4 года между альбомами «Кровь за кровь» (1991) и «Ночь короче дня» (1995), что было связано с распадом СССР и кризисом в стране.
- О названии альбома из интерактива с Владимиром Холстининым на официальном сайте группы:
— Новый альбом Арии будет называться «Феникс». Феникс — мифологическая птица, обладающая способностью сжигать себя и затем возрождаться. Скажите, название нового альбома связано с грядущими переменами в группе?
Нет, не связано. Песни для нашего нового альбома были отрепетированы и даже большей частью записаны ещё до перемен. Дело в том, что в юности мы с Виталием Дубининым вместе фанатели от группы «Grand Funk Railroad», у которой в 1972 году вышел потрясающий диск «Phoenix». Мы переиграли огромное количество песен «Grand Funk» и всегда мечтали приблизиться к своим кумирам. Поэтому, когда Виталий c Маргаритой Пушкиной написали песню Феникс, название альбома было предрешено.
- Композиции на альбоме были выпущены с вокалом Михаила Житнякова, однако, известно, что несколько песен было записано с Артуром Беркутом, но данные записи представляют собой черновые версии и в альбом не вошли.
— Были ли с Беркутом записаны какие-то вещи для нового альбома?
Да, записи остались, но черновые. Пять песен с Беркутом у нас точно есть: две моих, две холстининских и поповская. Две или три песни были спеты целиком. Если бы мы поместили их на альбом, то были бы чистовики. А так — для истории остались.
- Композиции «Равновесие сил» и «Симфония огня» ни разу не исполнялись на концертах.
Список композиций
| № | Название | Слова | Музыка | Длительность |
|---|---|---|---|---|
| 1. | «Чёрный Квадрат» | Маргарита Пушкина | Виталий Дубинин | 5:20 |
| 2. | «Равновесие Сил» | Маргарита Пушкина | Виталий Дубинин | 4:13 |
| 3. | «История Одного Убийцы» | Маргарита Пушкина | Виталий Дубинин | 6:23 |
| 4. | «Чёрная Легенда» | Игорь Лобанов | Владимир Холстинин | 8:03 |
| 5. | «Бои Без Правил» | Маргарита Пушкина | Виталий Дубинин | 6:54 |
| 6. | «Феникс» | Маргарита Пушкина | Виталий Дубинин | 6:35 |
| 7. | «Симфония Огня» | Игорь Лобанов | Владимир Холстинин | 5:30 |
| 8. | «Аттила» | Маргарита Пушкина, Сергей Попов | Сергей Попов | 7:56 |
| 9. | «Дальний Свет» | Игорь Лобанов | Владимир Холстинин | 4:57 |
| 10. | «Реквием» | Маргарита Пушкина | Виталий Дубинин | 4:25 |
Участники записи
- Группа «Ария»
- Михаил Житняков — вокал
- Владимир Холстинин — гитара
- Сергей Попов — гитара
- Виталий Дубинин — бас-гитара, бэк-вокал, доп. гитара, клавишные аранжировки
- Максим Удалов — ударные
- Другие
- Звукорежиссёр — Максим Удалов
- Запись — студия звукозаписи «Ария Рекордс»
- Сведение, мастеринг — «JailHouse Studios»
- Саунд-продюсер — Томми Хансен
- Автор обложки — Лео Хао
- Фото — Сергей Луканкин
- Дизайн, вёрстка — Игорь Лобанов, Виктор Поляков
- Лейбл — Союз
Напишите отзыв о статье "Феникс (альбом «Арии»)"
Ссылки
- [aria.ru Официальный сайт группы Ария]
- [web.archive.org/web/20111111002447/www.aria.ru/action Комментарии авторов к альбому] для портала «MetalRus»
Примечания
- ↑ [www.imageup.ru/img251/912396/ariya-feniks.jpg Рецензия в журнале Dark City № 66, 2012 год, Рецензент: Ан. К.]
- ↑ Алексей Мажаев. [intermedia.ru/news/231302?page=1 «Ария» — «Феникс»]. InterMedia (14.10.2011). [www.webcitation.org/6AEnndD7L Архивировано из первоисточника 27 августа 2012].
- ↑ Дмитрий Прочухан. [newsmusic.ru/news_2_24300.htm «Ария» — «Феникс»]. Newsmusic (04.12.2011).
- ↑ Lior Stein («Steinmetal»). [metal-temple.com/site/catalogues/entry/reviews/cd_3/a_2/aria-phoenix.htm «Ария» — «Феникс»] (англ.). Metal-Temple.com (23.01.2012). [www.webcitation.org/6AEnpgdt9 Архивировано из первоисточника 28 августа 2012].
- ↑ [lenta.ru/articles/2011/10/14/chart/ Рейтинг продаж в России]. Lenta.ru (14.10.2011). Проверено 15 октября 2011. [www.webcitation.org/67t0oQt2m Архивировано из первоисточника 24 мая 2012].
- ↑ [newsmusic.ru/top/2011/ Премия портала Newsmusic.ru Русский ТОП 2011]
- ↑ [mastersland.com/index.php?content=3147 Ария о записи композиции «Бои без правил» в 2010 году]
- ↑ [mastersland.com/index.php?content=4113 покидает группу Ария]
- ↑ [mastersland.com/index.php?content=4148 Ария выпустит новый альбом осенью 2011 года]
- ↑ 1 2 3 [nashe.ru/news/149/142411 Ария о новом альбоме на сайте «НАШЕго Радио»]
- ↑ [mastersland.com/index.php?content=4315 Обложка и список композиций альбома «Феникс»]
- ↑ [nashe.ru/tv/?vid=149211 Новым вокалистом Арии стал Михаил Житняков (Гран-КуражЪ)]
- ↑ [aria.ru/show.html 15 октября стартует концертный тур Арии]
- ↑ [www.inrock.ru/interviews/aria Виталий Дубинин и Михаил Житняков ("Ария"): За и против дауншифтинга | InRock]. www.inrock.ru. Проверено 17 октября 2016.
- ↑ [newsmuz.com/news_2_23768.htm «Ария»: Любые разрывы болезненны. Но на пользу!], Новости шоу бизнеса и музыки NEWSmuz.com (4 октября 2011). Проверено 17 октября 2016.
- ↑ 1 2 [metalrus.ru/page-al-interview_aria.html Комментарии авторов к альбому]
- ↑ [newsmusic.ru/news_2_23768.htm Интервью порталу NewsMusic]
- ↑ [aria.ru/faq/fk_user-4 Владимир Холстинин о названии альбома]
- ↑ [metalrus.ru/page-al-interview_aria.html Интервью порталу MetalRus]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Феникс (альбом «Арии»)
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
