Феня
Фе́ня — язык, сформировавшийся на Руси в эпоху Средневековья и первоначально использовавшийся офенями (бродячими торговцами)[1]. Офени создали новый язык, придумав новые корни и оставив традиционную русскую морфологию, и использовали язык для общения «не для чужих ушей». Впоследствии язык был перенят уголовной средой, и в настоящее время феней называется воровской жаргон (разговаривать на таком языке — по фене болтать).
Ещё одно русское профессиональное сообщество, предпочитавшее использовать тайный язык — жаргоны, заволжские «валяльщики» — изготовители валенок[2].[уточнить]
Дам Михаель в своей статье «Языка раввинов и воров хохумлойшен» пишет: «В Средние века, в Новое время в Германии на тайном языке „лашон хохма“ или Kokumloschen общались между собой воры, нищие и бродяги.»
Еврейский лошенкойдеш (священный язык), языковый слой идиш, состоящий из ивритских и арамейских слов священных текстов, проник в воровское арго чуть ли не раньше, чем возник сам идиш.
Немецкий филолог фон Трайн регистрирует язык уголовного мира, «хохемер-лошен» как смесь немецкого и еврейского языков, распространённых среди воров, нищих и цыган. (J. K. von Train. Chochemer Loschen, Meissen 1833).
Ещё раньше, в конце 15 века в Базеле впервые вышла в свет «Книга бродяг» — «Liber Vagaborum».
Первое издание на немецком языке осуществлено в Германии в 1515 г. Многократно переиздававшаяся книга описывает жизнь нищих и их вождей. В книге приведён глоссарий языка нищих.
Иврит составляет в ней 22 %.
См. также
Напишите отзыв о статье "Феня"
Примечания
Ссылки
- Аламанский язык // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890. — Т. I. — С. 349—350.
- [www.russki-mat.net/argot/Blat.php Словари Фени, 1859—1927 гг.]
|
Это заготовка статьи по лингвистике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Феня
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
