Феодоровский монастырь (Переславль-Залесский)
| Монастырь | |
Феодоровский (Фёдоровский) монастырь
| |
 Фото из «Коллекции достопримечательностей Российской империи» | |
| Страна | Россия |
| Город | Переславль-Залесский |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Ярославская епархия |
| Тип | Женский монастырь |
| Первое упоминание | XV |
| Дата основания | 1304 год |
| Известные насельники | Ягужинская, Анна Фёдоровна, |
| Статус | Действующий монастырь |
| Состояние | действующий |
| Сайт | [www.feodor.orthodox.ru/ Официальный сайт] |
Фео́доровский монастырь — женский монастырь Русской православной церкви в Переславле-Залесском (ныне Ярославская и Ростовская епархия). В обиходе обычно именуется Фёдоровским.[1] Полное название по светским источникам — Переславский монастырь святого великомученика Феодора Стратилата[2].
До 1918 года имел официальный (государственный) статус второклассной общежительной[3][4] женской (с 1667 года) обители Владимирской епархии[3] (тогда в границах Владимирской губернии).
Содержание
История до революции 1917 года
Монастырь заложен в память и на месте битвы 1304 года между войсками московского князя Юрия Даниловича и тверского князя Михаила Ярославича; отмечает место победы русских над русскими, — трагического момента в истории России.[5] Победа москвичей случилась 8 июня в день Фёдора Стратилата. Здесь был убит знаменитый боярин Акинф, родоначальник бояр Челядниных.[6]
По рождению сына Фёдора в 1557 году царь Иван Грозный повелел построить церковь в Феодоровском монастыре. Этот храм в честь Феодора Стратилата стал главным собором монастыря и сохранился до настоящего времени.
До 1667 года был мужским.
Известны имена 31 игумена и 27 игумений монастыря.
В конце XIX века была основана Алексеевская пустынь, приписанная к монастырю.
К 1916 году число насельниц обители достигло 500 человек; монастырю принадлежали три пу́стыни, 4 церковно-приходские школы[7].
История после 1918 года
До закрытия монастыря в 1923 году пастырское попечение над монашествующими и богомольцами осуществлял священник Николай Викторович Дунаев (расстрелян 27 ноября 1937 года).[8]
В июне 1923 года монашеская община, существовавшая с 1918 года в форме сельскохозяйственной артели, была ликвидирована.
На территории размещались детская колония, дом престарелых, рабочие и служащие. Затем на длительный срок Фёдоровский монастырь передали военному ведомству. В странноприимном доме размещалась контора строительного треста[9].
Реставрация строений бывшего монастыря началась в 1967 году[10].
В 1998 году храмы и здания монастыря были переданы Никольскому женскому монастырю.[11]
19 апреля 1998 года, в первый день Пасхи, во Введенской церкви была совершена первая литургия; богослужения совершались весь тёплый период года[11].
26 августа 1999 года указом № 89 архиепископа Ярославского и Ростовского Михея (Хархарова) служащим священником обители был назначен священник Александр Алексеев[11].
12 сентября 1999 года на праздник святого благоверного князя Александра Невского, после восстановления системы отопления и ремонта храма, состоялась первая Божественная Литургия.[11]
Осенью 1999 г. была устроена котельная в 2-этажном келейном корпусе «у северной стены», в котором были размещены сёстры. В деревянном Доме паломника выстроены печи.[11]
23 декабря 1999 года указом архиепископа Михея № 121 монастырь стал считаться приписным к Никольскому женскому монастырю; настоятельницей назначена игумения Евстолия (Афонина)[11].
25 декабря 1999 года архиепископ Михей совершил освящение центрального престола Введенской церкви[11].
В 2000 году установлена автономная электростанция, заменена вся энергосистема.[11]
Современное состояние
Настоятельница, синодально назначенная по прошению Ярославского архиепископа Кириллла (Наконечного) 6 октября 2006 года — Варвара (Чекоткова).[12]
21 февраля 2011 года настоятельница монахиня Варвара (Чекоткова) была возведена в [www.yareparhia.ru/index.php?name=News&file=print&sid=1498 сан игумении].
В монастыре — 20 сестёр, согласно сведениям на сайте монастыря[13].
Для паломников проводятся экскурсии, кроме того действует небольшая трапезная, с монастырской выпечкой и квасом. По вопросам послушания можно обращаться по телефонам монастыря.
Реквизиты
Россия, Ярославская область, город Переславль-Залесский, Московская улица, дом 85.
Телефон: (48535) 3-80-22[14]
Строения
- Собор Феодора Стратилата (1557), с приделами Фёдоровской иконы Матери Божьей и Серафима Саровского;
- Введенская церковь (1710), справа придел Знамения Пресвятой Богородицы, слева святых мучеников Адриана и Наталии;
- Казанская церковь (1713).[15]
- кельи старые;
- кельи новые;
- корпус «у северной стены»;
- кузница;
- святые ворота, с надвратной церковью;
- странноприимный дом;
- трапезная новая;
- часовня-колодец;
- башня;
- дом паломника.[11]
Здесь похоронены
- Схимонах Сергий, строитель монастыря, во Введенском храме.[1]
- Наталья Ивановна Взимкова, подружка детства Петра I, в соборе.[1]
- Агафия Фёдоровна Ягужинская (Хитрова), жена Ягужинского, во Введенском храме в приделе Адриана и Наталии.[16]
- Павел Семёнович Соловьёв, генерал, севастопольский герой, во Введенской церкви.[1]
- Гавриил Петрович Самсонов, генерал, в соборе.[1]
- Мария Николаевна Тончи, дочь художника Николая Тончи, в соборе.[1]
Напишите отзыв о статье "Феодоровский монастырь (Переславль-Залесский)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Свирелин, А. И. Переславский Фёдоровский женский монастырь / А. И. Свирелин. — 2 издание. — Владимир: Типо-литография Губернского Правления, 1903.
- ↑ Левицкая Н. В. К истории переславского Фёдоровского монастыря в конце XVII — начале XVIII в. // Труды Всероссийской научной конференции, посвященной З00-летнему юбилею отечественного флота. Переславль-Залесский. 1992. Выл. 1. С. 131—136
- ↑ 1 2 Монастыри Владимирской епархии. // С. В. Булгаков. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Киев, 1913, стр. 1429.
- ↑ «Штатный» (то есть особножительный), согласно: А. А. Павловскій. Всеобщій Иллюстрированный Путеводитель по монастырямъ и святымъ мѣстамъ Россійской Имперіи и Аѳону. Нижній-Новгород, 1907, стр. 72.
- ↑ Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 10. С. 175.
- ↑ Смирнов, М. И. Переславль-Залесский / М. И. Смирнов. Переславль-Залесский, 1928.
- ↑ [www.feodor.orthodox.ru/hystory.html См. раздел «Святитель Лука Крымский.»]
- ↑ [www.pstbi.ru/cgi-htm/db.exe/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTcGUse0EdO0Ve8icse1ae8VyAX*iA16iAHYpC5u2dOiUTaxeAGsmBk* Дунаев Николай Викторович (Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века)]
- ↑ [www.rusk.ru/st.php?idar=708735 Феодоровскому монастырю в Переславле-Залесском — 700 лет]
- ↑ Весёлкин, П. Н. Жизненно необходимо / П. Н. Весёлкин, Е. Д. Кардовская, П. В. Соболев // Коммунар. — 1977. — 13 декабря.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Евстолия. Отчёт Свято-Никольского и Фёдоровского женского монастыря за 2000 год / Евстолия, игумения. — М.: MelanarЁ, 2004.
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/149541.html Журналы заседаний Священного Синода Русской Православной Церкви (6 октября 2006 года) // См. Журнал № 109/4.]
- ↑ [www.feodor.orthodox.ru/hystory.html См. раздел «Второе рождение обители.»]
- ↑ [www.feodor.orthodox.ru/contact.html Контакты Феодоровского женского монастыря] на сайте монастыря.
- ↑ Косаткин, В. В. Монастыри, соборы и приходские церкви Владимирской епархии, построенные до начала XIX столетия: Краткие исторические сведения с приложением описей сохраняющихся в них древних предметов / В. В. Косаткин. — Владимир: Типография Губернского Правления, 1906. — Часть 1: Монастыри.
- ↑ Свирелин, А. И. Надгробная надпись на могиле А. Ягужинской: Исторический экскурс по поводу её / А. И. Свирелин. — Владимир: Типо-литография Губернского Правления, 1901.
Ссылки
- [www.feodor.orthodox.ru Сайт монастыря]
- [pki.botik.ru/show-section.php?mon Книги и статьи] о Фёдоровском монастыре
- [pki.botik.ru/show-section.php?saint Статьи] об игуменьях
| |||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Феодоровский монастырь (Переславль-Залесский)
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
