Феодор, Миан, Иулиан и Кион
Поделись знанием:
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
| Феодор, Миан, Иулиан и Кион | |
| Θεόδωρος, Ἀμμιανός, Ἰουλιανὸς καὶ Ὠκεανὸς | |
 Феодор, Миан, Иулиан и Кион. Константинополь. 985 г. Миниатюра Минология Василия II. Ватиканская библиотека. Рим. | |
|
| |
|
| |
| В лике | |
|---|---|
| День памяти |
в Православии — 4 сентября (17 сентября), 4 сентября; в Католической церкви — 4 сентября. |
| Подвижничество |
мученичество за веру |
Фео́дор, Миа́н, Иулиа́н и Кио́н (др.-греч. Θεόδωρος, Ἀμμιανός, Ἰουλιανὸς καὶ Ὠκεανὸς; между 305 и 311 годами) — христианские мученики.
Феодор, Миан, Иулиан и Кион пострадали за христианскую веру во время великого гонения при Максимиане в Никомедии. Родом мученики были из селения около Никомидии — Кандавлы (Κανδαύλη). Согласно Житию, по приказу правителя Никомедии они были схвачены. Мученики отказались отречься от Христа, за это они были подвергнуты пыткам. Вначале их тела строгали до такой степени, что их кости обнажились, после этого их поместили в очень жарко натопленную баню, двери которой запечатали царским перстнем, чтобы они не смогли выйти. Ангел Божий вывел их из бани невредимыми, при запечатанных дверях. Воины схватили мучеников и вывели их за город на казнь. Перед смертью по просьбе мучеников было дано время для молитвы. Тела мучеников были рассечены на части, колена их были раздроблены; после чего их тела были сожжены в огне.
Согласно сочинениям X века, количество мучеников различно: в Минологии Василия II — их четверо; в Синаксарю Константинопольской церкви — их пятеро. Пятый мученик др.-греч. Κεντυρίωνος — Кентурион. В православных календарях РПЦ имя Кентуриона отсутствует, в греческих календарях оно есть.
Напишите отзыв о статье "Феодор, Миан, Иулиан и Кион"
Ссылки
- [www.saint.gr/2347/saint.aspx Ορθόδοξος συναξαριστής. Βίος Αγίου. Άγιοι Κεντυρίων, Θεόδωρος, Αμμιανός, Ιουλιανός και Ωκεανός]
- Димитрий Ростовский. Память святых мучеников Феодора, Мианы, Иулиана, и Киона
- Великие четьи-минеи, [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File%3AВЕЛИКИЕ_МИНЕИ_ЧЕТЬИ%2C_собранные_всероссийским_митрополитом_Макарием._Сентябрь%2C_дни_1-13._СПб.%2C_1868.djvu&page=94 собранные всероссийским митрополитом Макарием. Сентябрь, дни 1-13. СПб., 1868. стр. 94 (столб. 162)]
- Пролог, сиречь всепролетное писание всех древних святых отец и святых жен от житей их и мучения вкратце сложеныя словеса и повести чюдны от отец же, первая половина (сентябрь—февраль) -16.XII. 1642 (15.XII.7150—16.XII.7151). Михаил; Иосиф. [sobornik.ru/text/prolog/prolog09-11/page/prolog09-04.htm Святых мученик Феодора Имиана и Иулиана, Икиония.]
- [oca.org/saints/lives/2016/09/04/102495-martyr-theodore-of-nicomedia Martyr Theodore of Nicomedia]
- PG, [books.google.ru/books?id=68YUAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false 117, col. 29.]
- [visualcollections.ub.uni-mainz.de/histbuch/periodical/pageview/28763 Synaxarium ecclesiae Constantinopolitanae : e Codice Sirmondiano nunc Berolinensi; adiectis synaxariis selectis / opera et studio Hyppolyti Delehaye. Bruxellis, Apud Socios Bollandianos, 1902 // p. 14-15]
- Синаксарь Константинопольской церкви X века. — [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File%3ASynaxarium_Ecclesiae_Constantinopolitanae.pdf&page=59 Synaxarium ecclesiae Constantinopolitanae : e Codice Sirmondiano nunc Berolinensi; adiectis synaxariis selectis / opera et studio Hyppolyti Delehaye. Bruxellis, Apud Socios Bollandianos, 1902 col. 14-15]
Отрывок, характеризующий Феодор, Миан, Иулиан и Кион
Сe diable a quatre…– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
