Феодор из Кирены (философ)
- Эта статья о философе Феодоре из Кирены, о математике Феодоре из Кирены см. Феодор из Кирены (математик)
| Феодор | |
| Θεόδωρος | |
| Школа/традиция: | |
|---|---|
Феодор из Кирены, также Феодор-Атеист (др.-греч. Θεόδωρος; ок. 340 г. до н. э. — ок. 250 г. до н. э.)[1] — древнегреческий философ киренской школы. Жил в Греции и Александрии, перед смертью вернулся в его родной город Кирену. Наибольшую известность ему принесла приверженность атеизму. Писатели древности обычно его обозначали Atheus (др.-греч. ἄθεος) — «Атеист» (или «Безбожник»).
Феодор был основателем секты, названной по его имени Феодоровцы (др.-греч. Θεοδώρειοι). По своим воззрениям, как можно установить из несколько запутанного изложения Диогена Лаэртского,[2] Феодор был киренаиком. Он учил, что цель жизни в получении радости и избежании несчастий, и первое является результатом знаний, а второе происходит от неведения. Он определял добро как благоразумие и справедливость, и зло как их противоположности. Удовольствие и боль нейтральны. Он не придавал значение дружбе и патриотизму, и говорил, что его страной является весь мир. Он учил, что с точки зрения природы нет ничего зазорного в воровстве, измене или кощунстве; если кто-то пренебрегает общественным мнением, которое сформировалось посредством согласия глупцов.
Феодора критиковали за атеизм. «Он всегда был против любого поклонения Богам» — утверждает Диоген Лаэртский,[3] но некоторые критики сомневались: является ли он абсолютным атеистом или только отвергает существование божеств популярного верования. Обвинение в атеизме послужило для закрепления за ним прозвища «Безбожник» (Atheus), согласно Цицерону,[4] Диогену Лаэртскому,[5]Псевдо-Плутарху,[6] Сексту Эмпирику[7] и некоторых христианских авторов; в то время, как другие (например, Климент Александрийский)[8] говорили о его отклонении единственно от популярной теологии.
Феодор написал книгу О богах (др.-греч. Περὶ Θεῶν), которую, по свидетельству Диогена Лаэртского,[3] использовал Эпикур в качестве источника для многих своих положений и аргументов. В словаре Суда сказано,[9] что Феодор написал много книг о доктрине его секты и о других предметах.
См. также
Напишите отзыв о статье "Феодор из Кирены (философ)"
Примечания
- ↑ Tiziano Dorandi, Chapter 2: Chronology, in Algra et al. (1999) The Cambridge History of Hellenistic Philosophy, page 52. Cambridge.
- ↑ Диоген Лаэртский, ii. 98 ff.
- ↑ 1 2 Диоген Лаэртский, ii. 97
- ↑ Цицерон, de Natura Deorum, i. 1
- ↑ Диоген Лаэртский, ii. 86
- ↑ Псевдо-Плутарх, De Placit. Philos., i. 7
- ↑ Секст Эмпирик, Pyrrhon. Hypotyp., lib. iii.
- ↑ Климен Александрийский, Protrept. ad Gentes
- ↑ Суда, Theodoros
Литература
- Античная философия: Энциклопедический словарь. М., 2008. С.148-150. ISBN 5-89826-309-0 (ошибоч.)
Отрывок, характеризующий Феодор из Кирены (философ)
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
