Феофан III (патриарх Иерусалимский)
Патриарх Феофан III (греч. Πατριάρχης Θεοφάνης Γ'; около 1570 — 5 декабря 1644, Константинополь) — Патриарх Иерусалимский и всей Палестины (1608—1644), племянник предыдущего патриарха Софрония IV.
Наиболее известна его деятельность в 1619—1621, когда после встречи с Константинопольским Патриархом Тимофеем II он осуществил визит в Россию и Польшу.
24 июня 1619 года в Москве Феофан III утвердил возникновение Московского Патриархата в составе Единой, Российской и Вселенской Православной Церкви и совершил интронизацию Филарета Никитича Романова её предстоятелем.
После этого направился на украинские земли Речи Посполитой, восстанавливая ликвидированную после Брестской унии 1596 года православную иерархию. Во время пребывания в Киеве в 1620 году хиротонисовал игумена Михайловского монастыря Иова (Борецкого) на митрополита Киевского, Мелетия Смотрицкого на архиепископа Полоцкого, Исаию (Копинского) во епископа Перемышля.
Новый православный епископат не сразу был признан польскими властями. Только 14 марта 1633 избранный в 1632 году король Владислав IV признал легальное существование православной митрополии в Киеве и четырёх епархий, которые до того времени существовали явочным порядком. На киевскую кафедру, которую занимал митрополит Исаия, королём был назначен Петр Могила.
См. также
Напишите отзыв о статье "Феофан III (патриарх Иерусалимский)"
Литература
- [www.sedmitza.ru/text/436137.html Иерусалимский патриарх Феофан и восстановление им западнорусской иерархии] // Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1994—1996
- Johannes Hofmann. [www.bbkl.de/t/theophanes_iii_p_v_j.shtml Theophanes III]. In: Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL), Band XI (1996), Spalten 1021—1024.
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Феофан III (патриарх Иерусалимский)
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
