Фердинанд II (король Арагона)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фердинанд Арагонский»)
Перейти к: навигация, поиск
Фердинанд II Арагонский
исп. Fernando II de Aragón<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

король Арагона
20 января 1479 — 23 января 1516
Предшественник: Хуан II Безверный
Преемник: Хуана I Безумная
король Валенсии
20 января 1479 — 23 января 1516
Предшественник: Хуан II Безверный
Преемник: Хуана I Безумная
король Сицилии
20 января 1479 — 23 января 1516
Предшественник: Хуан II Безверный
Преемник: Карл II Габсбург
король Неаполя
1503 — 23 января 1516
(под именем Фердинанд III)
Предшественник: Хуан II Безверный
Преемник: Карл IV Габсбург
король Кастилии и Леона
(вместе с Исабель I)
15 января 1475[1] — 26 ноября 1504
Предшественник: Изабелла I
Преемник: Хуана I Безумная
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: 10 марта 1452(1452-03-10)
Сос, Испания
Смерть: 23 января 1516(1516-01-23) (63 года)
Мадригалехо, Испания
Место погребения: Королевская капелла в Гранаде, Испания
Род: Трастамара
Отец: Хуан II Арагонский
Мать: Хуана Энрикес
Супруга: 1. Изабелла I Кастильская
2. Жермена де Фуа
Дети: 1. Изабелла Астурийская
2. Хуан Астурийский
3. Хуана Безумная
4. Мария Арагонская
5. Екатерина Арагонская
 
Награды:

Фердинанд II Арагонский, Фердинанд Католик (исп. Fernando de Aragón "el Católico", кат. Ferran d'Aragó "el Catòlic"; 10 марта 1452 — 23 января 1516), — король Кастилии (как Фернандо V), Арагона (как Фернандо II), Сицилии и Неаполя (как Фердинандо III). Супруг и соправитель королевы Изабеллы Кастильской. За своё почти сорокалетнее царствование ему удалось благодаря стечению счастливых обстоятельств и собственным дарованиям играть значительную (к концу жизни — ключевую) роль в общеевропейской политике. При нём было создано политическое единство Кастилии и Арагона (1475), взятием Гранады закончилась Реконкиста (1492), произошло открытие Америки (1492), началась эпоха Итальянских войн (1494). При нём Испания вступила в эру своего расцвета. Он же, наряду со своим сватом Максимилианом I, является одним из архитекторов «Всемирной империи» своего внука Карла V.





Наследник Арагонской короны и брак с Исабель Кастильской

В 1461 году по смерти старшего брата, Карлоса, стал наследником короны Королевства Арагон, назначен главным наместником Каталонии (1462 г.) и в 1468 году королём Сицилии. В течение Каталонской гражданской войны (исп.) в которой принимал активное участие, познакомился с государственной администрацией своего отца.

После смерти двоюродного брата Альфонсо Кастильского в 1468 году, большая часть кастильской знати признала наследницей короля Энрике IV троюродную сестру Фернандо, Исабель. Король Хуан II приложил силы к тому, чтобы состоялся брак между его сыном и кастильской принцессой, что и произошло 19 октября 1469 года. Брак был заключён скрытно от короля Энрике, поскольку тот не желал свадьбы своей сводной сестры и наследницы короны с арагонским принцем, однако впоследствии одобрил этот союз.

После смерти короля Энрике и скорого провозглашения Исабель королевой Кастилии, началась гражданская война в Кастилии между сторонниками Исабель и сторонниками Хуаны, переросшая в войну с Португалией. Фернандо в момент смерти Энрике находившийся в Арагоне, был провозглашён в Кастилии как законный супруг королевы, но не король, что оскорбило его. После трудных переговоров с женой и кастильской знатью был заключён Сеговийский договор, дававший ему общирные права в Кастилии.

Династическая уния Кастилии и Арагона

Фернандо принял активное участие в войне с Португалией, возглавив армию и поведя её в битве при Торо, а также при столкновениях с мятежными феодалами. Борьба кончилась в 1479 году решительным поражением Хуаны и подписанием Алкасовашского мира с Португалией. В этом же году Фернандо наследовал своему отцу Хуану II, став королём Арагона. Таким образом теперь он был королём в обоих королевствах, однако именно в 1475 году с подписанием Сеговийского соглашения произошло объединение двух корон, когда Фернандо стал править в Кастилии как Фернандо V вместе со своей женой, королевой Исабель.

Создание Святой эрмандады

В век почти полного отсутствия правильной полиции в большинстве европейских государств Фердинанд сумел организовать целое полицейское воинство, превосходно справлявшееся со всевозможными сепаратистскими и еретическими течениями.

Это была так называемая «Святая Эрмандада» (исп. Santa Hermandad), возникшая ещё в XIII веке, преимущественно в кастильских городах. «Братство» назвало себя тогда святым на том основании, что горожане, составлявшие его и пополнявшие его ряды наёмниками, ставили себе целью борьбу с разбойниками и разбойничавшими рыцарями. Для осуществления этой цели существовал особый налог. На службу в эрмандадах города нередко приглашали благонадёжных (то есть не разбойничавших) рыцарей, как людей, привыкших к военным предприятиям. Этим учреждением весьма искусно воспользовался Фердинанд для образования особого, подчинённого исключительно королю, полицейского ополчения. Сначала (в 1476 году) он сделал эрмандаду обязательной даже там, где её не было; из Кастилии «братство» вскоре распространено было и на Арагон. Эрмандадой Фердинанд воспользовался для борьбы с феодалами, которые долго не хотели признавать королевско-городской полиции, но в конце концов покорились. С 1498 года Фердинанд окончательно изгнал из эрмандады все следы прежних выборных городских должностей и подчинил её непосредственно центральному правительству; налог же, обеспечивавший существование «братства», остался в полной силе. Дороги сделались более безопасными, что тотчас же отразилось на торговых сношениях. Впоследствии эрмандада способствовала падению кортесов, хиревших при Фердинанде и погибших в XVI веке. Вообще эрмандада была одним из главных инструментов королевского произвола. Она же стала орудием инквизиции, в истории которой царствование Фердинанда и Изабеллы составляет эпоху.

Инквизиция

Инквизиция существовала в Испании до Фердинанда; епископы ещё в XIV в. чинили духовный розыск, суд и расправу над еретиками, но это судопроизводство не было объединено и урегулировано. Фердинанд и Изабелла сделали инквизицию нивелятором, который должен был всех их подданных обратить в «единое стадо» в религиозном отношении, подобно тому, как королевская власть уравняла всех в отношении политическом. С 1480 года начались действия инквизиции нового типа — аутодафе еретиков и мнимых еретиков, беспощадная конфискация их имущества. За первые 16—18 лет существования инквизиции около 104 тысяч человек было осуждено в Испании инквизиционным трибуналом; из них 8800 было сожжено живыми.

Евреи, мусульмане, христиане, имевшие неосторожность выразить недовольство Папой, приверженцы некоторых мистических сект прежде всего подпали действию инквизиции. Фердинанд особенно заботился о конфискации имущества еретиковК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2859 дней] — ему доставалась третья их часть по закону и обыкновенно ещё почти столько же по праву сильного, ибо трое им же назначаемых инквизиторов не смели протестовать против нарушения привилегий Папского Престола и инквизиции, которым по закону должны были доставаться остальные две трети.

Завоевание Гранады

Доходами, полученными путём конфискаций, Фердинанд воспользовался для ускорения предприятия, к которому уже несколько раз безуспешно приступали его предшественники. Папская казна и частные лица охотно жертвовали деньги, когда узнали, что Фердинанд собирается идти против мавров, ещё удерживавших за собой на юге полуострова королевство Гранаду. Новые налоги, специально созданные для этой цели, ещё более усилили королевскую казну, и в 1482 году оказалось возможным выступить в поход. Эта война длилась десять лет и сделала Фердинанда необыкновенно популярным даже в тех местах королевства, где на него могли смотреть как на тирана и узурпатора. В 1492 году Гранада сдалась. Фердинанд страшно опустошил вновь завоёванное королевствоК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2859 дней], а инквизиция тотчас же начала свою деятельность, разорившую вконец всю эту богатейшую страну.

Борьба с Францией

Вскоре после падения Гранады Фердинанду удалось по Барселонскому договору (исп.) вернуть Руссильон в состав Арагонской короны и другие пограничные северные области, бывшие в руках Карла VIII, короля Франции. Фердинанд изучил характер Карла в совершенстве и многократно обманывал егоК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2859 дней], пользуясь его тщеславием и легкомыслием. Спустя два года после Турско-Барселонского договора, условием которого было невмешательство Фердинанда в войну Карла в Италии, договор был нарушен обеими сторонами и Фердинанд послал в Италию войска, объявив вторгшемуся туда Карлу войну.

Все первоначальные успехи Карла на Апеннинском полуострове были потеряны. В 1500 году преемник Карла, Людовик XII, заключил с Фердинандом договор для совместного завоевания Неаполя. Завоевание это состоялось, однако два короля поссорились из-за добычи: Фердинанд требовал признать его королём и Сицилии, и Неаполя, что привело к войне между Францией и Кастилией-Арагоном. После того, как армия Фердинанда под командованием Гонсало де Кордовы разбила французов в битве при Чериньноле и битве при Гарильяно (1503), Людовику пришлось вернуться в Ломбардию.

Кастилия при Фердинанде и Изабелле

Это было последним успехом Фердинанда, в котором принимала участие Изабелла; в 1504 году она умерла. Она почти во всем действовала в согласии с мужем; Кастилией при ней управлял кардинал Франсиско Хименес, фанатик, гнавший с невероятной жестокостьюК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2859 дней] мусульман, евреев и еретиков. По желанию Изабеллы действия инквизиции распространились также и на новооткрытые американские земли; краснокожих мучили и сжигали целыми сотнями. По её инициативе был нарушен один из пунктов Гранадской капитуляции, обеспечивавший за иудеями свободу вероисповедания. Закон, повелевавший им либо обратиться в католичество, либо покинуть навсегда Испанию, создал среди иудеев целый класс людей (маранов), которые наружно приняли католичество, но в действительности остались иудеями. Инквизиция выслеживала их и жгла, а имущество конфисковывала. После смерти Изабеллы религиозные преследования не прекращались, потому что предприятия Фердинанда требовали новых и новых доходов, а также и потому, что инквизиция уже успела прочно утвердиться во всех владениях испанского короля.

Открытие Америки

Характерно, что Фердинанд на открытие Америки смотрел как на факт меньшей важности, нежели почти одновременно состоявшееся присоединение Руссильона. Когда Васко да Гама открыл морской путь в Индию, испанское правительство с завистью относилось к португальцам; но в последние годы жизни Фердинанд уже мог удостовериться в огромности тех материальных средств, которыми наделило его открытие Христофора Колумба.

Политические интриги последних лет

В 1506 году Фердинанд извлек из своего вдовства политическую пользу: он женился на Жермене де Фуа, племяннице короля Людовика XII. Сблизившись с Людовиком, Фердинанд начал интриги против своего зятя Филиппа, мужа Хуаны Безумной, которой её мать Изабелла завещала Кастилию с тем, чтобы Фердинанд оставался регентом страны. Хуана была психически неуравновешенна ещё при жизни Изабеллы, и Фердинанд, пользуясь её эмоциональной нестабильностью, всячески старался устранить от наследства Филиппа, её мужа. Для успеха в этом предприятии ему и понадобилась поддержка Людовика Французского. После целого ряда интриг, составления подложных и тайных актов и прочего, Филипп должен был ограничиться регентством и денежным вознаграждением.

Успехи Фердинанда в Италии продолжались. Он сначала вступил в лигу против Венеции, потом изменил французам, в награду за что потребовал и получил несколько городов на Адриатическом море. Дочь Фердинанда, Екатерина, была сосватана за наследника английского престола Генриха, но Фердинанд недодал обещанного приданого, а до его получения Генрих VII не хотел женить сына. Когда в 1509 году он умер, новый король Генрих VIII, не дождавшись уплаты, женился, а Фердинанд тотчас же стал увлекать его в союз с собой, Папой и Венецией против Франции. Изгнание французов из Италии было одним из основных мотивов всей дипломатической деятельности Фердинанда; к этой идее он постоянно возвращался, после более или менее случайных отклонений. Союз с Генрихом позволил ему успешно воевать с Людовиком и отнять часть Наварры у Жана д’Альбрэ.

Обманув Генриха VIII, его тесть призвал английские войска не на север Франции, как требовали выгоды Англии, а на юг, в Гасконь, что было нужно Фердинанду. В результате вся тяжесть войны упала на Генриха, а все выгоды и в Италии, и на пиренейской границе остались за Фердинандом. Одновременно с этими удачами в Европе, Фердинанд закончил начатое ещё в последнее десятилетие XV века завоевание североафриканских берберийских владений, с 1505 года происходившее под руководством Хименеса.

Итог царствования

К концу жизни Фердинанда власть его была твердо упрочена внутри Испании, во вновь завоеванных владениях в Италии, Америке, Африке; все его враги были кто хитростью, кто силой побеждены. Сам Фердинанд вполне откровенно шутил над тем, что его противники «пьяны и глупы» и он их обманывал гораздо чаще, чем они его. В 1515 году король тяжко заболел, а в начале следующего года скончался. Титул «католического короля» он получил от Папы Александра VI за выраженное им желание защищать святой престол. Он подготовил для своего преемника и внука Карла, сына Хуаны Безумной, колоссальное государство, но при нём же инквизиция привила Испании ту гангрену, которая, осложняясь новыми условиями, скоро подкосила жизненную мощь страны.

Король Фердинанд был похоронен в Королевской капелле в Гранаде.

Земли Фердинанда II

Страны и территории, которыми правил Фердинанд напрямую, либо через подставных лиц.

Браки и дети

Первый брак

Бракосочетание с Изабеллой Кастильской, 19 октября 1469 года в Вальядолиде. Их дети:

  1. Изабелла (1470—1498), первым браком за инфантом Альфонсо Португальским, вторым за его дядей Мануэлем I Португальским, следующим наследником престола.
  2. Хуан (1479—1497), был женат на Маргарите Австрийской.
  3. Хуана Безумная, королева Кастилии, замужем за Филиппом Красивым (братом Маргариты Австрийской, это были двойные браки).
  4. Мария Арагонская — после смерти сестры Изабеллы стала следующей женой Мануэля I Португальского.
  5. Екатерина Арагонская — в первом браке жена Артура, принца Уэльского, во втором — его брата Генриха VIII Тюдора.

Второй брак

После смерти Изабеллы, с которой он прожил 35 лет, в 1506 году 54-летний Фердинанд женился на Жермене де Фуа, 18-летней дочери наваррского виконта, помимо всего прочего, и в надежде на дальнейшее потомство (ситуация с детьми от Изабеллы была весьма плачевной). И действительно, ребёнок родился, но не выжил, и, таким образом, династия Трастамара пресеклась, уступив место Габсбургам:

  • Хуан де Арагон и де Фуа (исп. Juan de Aragón y de Foix) (р. 1509). Этот мальчик унаследовал бы одну арагонскую корону и не дал бы Карлу V соединить Испанию.

Бастарды

Фердинанд прижил двоих незаконнорождённых детей ещё до брака. После женитьбы к ним прибавилось ещё двое.

  1. Альфонсо Арагонский — был назначен епископом Сарагосы.
  2. Хуана Арагонская — была выдана замуж за Бернардино Фернандеса де Веласко, коннетабля Кастилии.
  3. Мария Арагонская — была помещена в монастырь Санта-Мария-де-Грация под Мадридом.
  4. Мария Арагонская — получила то же имя, что и сестра, и была помещена в тот же монастырь.

Напишите отзыв о статье "Фердинанд II (король Арагона)"

Примечания

  1. В соответствии в Сеговийским договором, Фернандо получил власть как соправитель Кастилии.

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Фердинанд II Арагонский
  • [middle_age_world.academic.ru/1148/Фердинанд_Арагонский Средневековый мир в терминах, именах и названиях]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/307026 БСЭ]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Фердинанд II (король Арагона)

Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.