Ференбах, Константин

Запрос «Ференбах» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Константин Ференбах Konstantin Fehrenbach<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Константин Ференбах. 1913</td></tr>
рейхсканцлер Веймарской Республики
25 июня 1920 года — 4 мая 1921 года
Президент:	Фридрих Эберт
Предшественник:	Герман Мюллер
Преемник:	Йозеф Вирт
Рождение:	11 января 1852(1852-01-11) Веллендинген под Бонндорфом, Баден
Смерть:	26 марта 1926(1926-03-26) (74 года) Фрайбург
Место погребения:	Фрайбург
Супруга:	Мария Хоснер
Дети:	дочь
Партия:	партия Центра
Автограф:

Константин Ференбах (нем. Konstantin (Constantin) Fehrenbach; 11 января 1852, Веллендинген под Бонндорфом (Баден) — 26 марта 1926, Фрайбург) — немецкий политик (партия Центра). С 25 июня 1920 по 4 мая 1921 года рейхсканцлер Веймарской республики.

Студенческие годы

Отец Константина Ференбаха Иоганн был деревенским учителем. Родители хотели, чтобы Константин стал священником. После окончания школы в 1871 году Ференбах поступил во Фрайбургский университет и изучал католическую теологию. Там Ференбах быстро понял, что целибат не входит в его жизненные планы. Поэтому в 1874 году он бросил теологию и перевёлся на юридический факультет. В 1879 году он успешно сдал экзамен на кандидата на юридическую должность и в том же году женился на дочери адвоката Марии Хоснер. У четы Ференбахов родилась дочь.

Адвокат и муниципальный политик

Сдав оставшиеся экзамены в 1882 году, Ференбах занялся адвокатской деятельностью во Фрайбурге и специализировался преимущественно на защите в уголовных процессах. Вскоре он стал пользоваться авторитетом у среднего класса города и занялся местной политикой. В 1884 году Ференбах был избран в городское собрание депутатов Фрайбурга от центристов. В 1885—1887 годах Ференбах избирался депутатом ландтага великого герцогства Баден, однако из-за разногласий с политикой своей партии по церковным вопросам сложил свои полномочия. Возвращение Ференбаха на политическую сцену земельного уровня состоялось в 1901 году, и Ференбах представлял интересы своих избирателей до 1913 года. Способность Ференбаха находить компромиссные решения в межпартийных отношениях пригодилась и в решении вопроса о политическом католицизме. В 1907 году большинством голосов центристов, консерваторов и либералов Константин Ференбах был избран президентом ландтага. Против проголосовала лишь фракция СДПГ, считавшая Ференбаха представителем идей монархического государства.

Депутат

В 1903 году Ференбах стал депутатом рейхстага от партии Центра по избирательному округу Эттенхайм-Лар. В 1909 году Ференбах выступил в поддержку нового рейхсканцлера Теобальда фон Бетмана-Гольвега.

3 декабря 1913 года Ференбах прославился своей речью на всю Германию. В ходе рассмотрения так называемого Савернского дела в связи со злоупотреблениями властью в эльзасском городе Саверн Ференбах выступил против генерального штаба и военных с призывом создать конституционное государство. Взгляды Ференбаха нашли широкую поддержку у центристов, социал-демократов и членов Прогрессивной народной партии. Если по этому вопросу критика Ференбаха была направлена против канцлера Бетмана-Гольвега, то в вопросах внешней политики и реформ Ференбах был полностью на стороне канцлера. Во время Первой мировой войны Ференбах, занимавший пост председателя главного комитета рейхстага, стал надёжной опорой Бетмана-Гольвега в реализации политики классового мира.

В июне 1918 года Ференбах был назначен президентом рейхстага. Ференбах верил, что реформы, предложенные кайзером Вильгельмом II в Пасхальном послании 1917 года, позволят осуществить переход к парламентско-демократической монархии. Поэтому свержение монархии в ноябре 1918 года глубоко потрясло убеждённого сторонника прогрессивной, ограниченной парламентом императорской власти. В своей попытке созвать старый рейхстаг во имя сохранения монархии Ференбах натолкнулся на противодействие Совета народных уполномоченных. Вместе с тем Веймарское национальное собрание избрало Ференбаха своим председателем, поскольку за исключением вопроса реформ он выступал за демократическое правовое государство. Изначально на этот пост был избран Эдуард Давид, но он был вынужден подать в отставку в связи с протестом фракции центристов, не желавших смириться с тем, что все три главных государственных поста (рейхспрезидент, имперский премьер-министр и президент Национального собрания) оказались в руках социал-демократов.

Рейхсканцлер

Большая коалиция в рейхстаге Веймарской республики стала жертвой выборов 1920 года, когда значительное количество избирателей СДПГ отдали свои голоса за НСДПГ. Таким образом центристы, НДП и ННП сформировали кабинет меньшинства, который по любому значимому вопросу зависел от позиции СДПГ. Для этой коалиции был необходим человек, умеющий находить компромиссы, и пост рейхсканцлера был предложен 68-летнему президенту парламента Константину Ференбаху. После длительных размышлений он согласился.

Главной задачей Ференбаха на посту рейхсканцлера было обеспечить исполнение Версальского договора, который устанавливал лишь рамочные условия для работы многочисленных конференций по вопросу репараций. На состоявшейся 5-16 июля 1920 года конференции в Спа, к участию в которой впервые были допущены представители Германии, делегацию возглавил рейхсканцлер Ференбах. В своей речи, обращённой к представителям Антанты, он потребовал увеличить допустимую численность вооружённых сил Германии по Версальскому договору как минимум вдвое. На проходившем в это же время референдуме по вопросу Западной Пруссии и Верхней Силезии в составе Германии преобладающее большинство населения высказалось за сохранение существующей ситуации.

На конференциях в Париже и Лондоне в начале 1921 года обсуждались общий размер и процедуры репарационных выплат. Ференбах и министр иностранных дел Вальтер Симонс выступили с протестом против политики держав-победительниц, что привело к оккупации плацдармов на правом берегу Рейна. Тем не менее возглавлявший делегацию Германии Ференбах сумел добиться снижения размера репарационных выплат, установленных Версальским договором. Чтобы заставить Германию выполнять условия выплаты репараций, Антанта выдвинула так называемый Лондонский ультиматум. При решении вопроса о принятии условий впервые чётко отразило противоречия внутри коалиции политического центра. Ференбаху не удалось преодолеть их, и 4 мая 1921 года он вместе со своим кабинетом подал в отставку.

После отставки с поста рейхсканцлера Германии Константин Ференбах продолжил активную политическую деятельность. Глубоко потрясённый убийством Вальтера Ратенау, в 1923 году Ференбах занял пост заместителя председателя Союза борьбы с антисемитизмом. Убеждённый демократ, Ференбах поддержал в 1924 году создание Рейхсбаннера, надпартийного объединения, поставившего своей целью защиту республики от радикализма. До своей кончины Ференбах возглавлял фракцию центристов в рейхстаге. 26 марта 1926 года Константин Ференбах умер во Фрайбурге в возрасте 74 лет. Почётный гражданин города Фрайбурга был похоронен с государственными почестями на главном кладбище Фрайбурга.

Литература

• Astrid Luise Mannes. Reichskanzler Constantin Fehrenbach: eine Biographie. — Berlin: dissertation.de, 2006. — 453 с. — ISBN 3-86624-083-X.  (нем.)

Ссылки

• [www.dhm.de/lemo/html/biografien/FehrenbachKonstantin/index.html Биография Константина Ференбаха на сайте Немецкого исторического музея  (нем.)]
• [www.bundesarchiv.de/aktuelles/aus_dem_archiv/galerie/00065/index.html?index=0&id=0&nr=4 Константин Ференбах на сайте Федерального архива Германии]

Отрывок, характеризующий Ференбах, Константин

Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.