Фесин, Иван Иванович

Иван Иванович Фесин
Дата рождения	12 (24) июня 1904(1904-06-24)
Место рождения	хутор Муравлёв, станица Калитвенская, Донецкий округ, область Войска Донского, Российская империя
Дата смерти	24 декабря 1991(1991-12-24) (87 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1926—1965
Звание	генерал-майор
Должность	командир 13-й мотострелковой бригады, командир 236-й стрелковой дивизии, начальник Московского военного пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Ива́н Ива́нович Фе́син (12 (24) июня 1904 года, хутор Муравлёв, ныне Каменский район Ростовской области — 24 декабря 1991, Москва) — дважды Герой Советского Союза (01.3.1943, 01.11.1943), генерал-майор (17.11.1943), кандидат военных наук (24.9.1953).

Биография

В 1915 году окончил церковно­приходскую школу, в 1917 году — 2 класса высшего начального училища в станице Усть­-Белокалитвенская (ныне город Белая Калитва Ростовской области).

В 1917-­1920 годах батрачил на хуторе Дядин (ныне Белокалитвинского района Ростовской области), в 1921-­1923 годах — на хуторе Верхний Митякин (ныне Тарасовского района Ростовской области). В 1923-­1926 — чернорабочий на шахте Краснодонского рудника (ныне Луганская область, Украина).

Военная служба

8 декабря 1926 года он был призван в Красную армию Тарасовским райвоенкоматом Ростовской области и зачислен красноармейцем в 66-й стрелковый полк 22-й Краснодарской стрелковой дивизии Северо-Кавказского военного округа. В сентябре 1927 года прошёл курс обучения в полковой школе и был командирован во Владикавказскую пехотную школу РККА в которой вступил в ВКП(б), а по её окончании 15 мая 1930 года назначен командиром взвода в конно-пулеметный дивизион 5-го Северо-Кавказского полка войск ОГПУ в город Ростов-на-Дону.

С октября 1932 года проходил службу командиром конно-пулёметного дивизиона и начальником школы младшего начсостава в 17-м кавалерийском полку войск ОГПУ в городе Пятигорск, переформированном затем в 81-й кавалерийский полк войск ОГПУ. Приказом по 81-му кавалерийскому полку № 37 от 31 января 1933 года за успехи в боевой подготовке он был награждён пистолетом системы Коровина.

В сентябре 1934 года переведён в 167-й полк войск НКВД в город Грозный на должность начальника школы младшего начсостава. С сентября 1937 года командовал батальоном в 5-м Донском мотострелковом полку войск НКВД в городе Ростов-на-Дону. В ноябре 1938 года капитан Фесин был назначен командиром батальона 1-го мотострелкового полка войск НКВД (позднее дислоцировался в город Белосток).

В августе 1940 года получил назначение в Орджоникидзевское военное училище НКВД имени С. М. Кирова, где проходил службу преподавателем тактики и топографии, командиром батальона курсантов. В мае 1941 года одновременно окончил заочный факультет Военной академии РККА имени М. В. Фрунзе.

Великая Отечественная война

В июле 1941 года майор Фесин был направлен в действующую армию и назначен начальником 2-го отделения штаба 259-й стрелковой дивизии Московского военного округа, находившейся на формировании в городе Серпухов. По сформировании 15 июля 1941 года она выступила в район Бородино и вошла в состав 33-й армии. 25 июля дивизия была переброшена на Северо-Западный фронт в 34-ю армию и вела наступательные бои по уничтожению группировки противника в районе Демянска и Старой Руссы, недопущению его продвижения на Валдай и выхода на Октябрьскую железную дорогу. Пройдя с боями около 150 километров, её части форсировали реку Ловать и вышли в Лычковский район Ленинградской области. В районе населённых пунктов Григорово, Иваново около 200 самолётов противника Ю-88 нанесли бомбовый удар по частям дивизии, расстроили её боевые порядки, после чего дивизия вынуждена была перейти к обороне на реке Ловать. С 15 по 20 августа 1941 года командовал 939-м стрелковым полком этой же дивизии. Провёл с ним удачный наступательный бой в районе деревни Григорово (близ Старой Руссы) на рубеже реки Пола. В том же бою 20 августа он был тяжело ранен и эвакуирован в тыл.

С 25 августа по 24 ноября 1941 года находился на лечении в госпитале в городе Горький, затем направлен на учёбу в Академию Генштаба Красной армии имени К. Е. Ворошилова в городе Уфа (ускоренный курс). По окончании в мае 1942 года подполковник Фесин был назначен командиром 13-й мотострелковой бригады 3-й танковой армии резерва Ставки ВГК. В августе бригада под его командованием в составе 12-го танкового корпуса этой армии участвовала в боях на Западном фронте, в контрударе по 2-й немецкой танковой армии южнее города Козельск. С 19 сентября и до конца 1942 года она в составе тех же корпуса и армии находилась в резерве Ставки ВГК в районе города Плавск. Затем бригада была передана Воронежскому фронту и участвовала в Острогожско-Россошанской наступательной операции, проводимой с целью окружения россошанской группировки противника (наносила удар из района Кантемировки на Валуйки). В этих боях полковник И. И. Фесин умело руководил бригадой, проявляя мужество и героизм. 17 января 1943 года в бою в районе Карпенково он был ранен в ногу, но остался в строю. В феврале в наступательных боях на подступах к Харькову он вновь был ранен и эвакуирован в тыл (ранение левого плеча, сквозное пулевое ранение левого бедра и ранение в руку). До апреля находился на лечении в госпиталях Чугуева и Тамбова, затем состоял в распоряжении ГУК НКО.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 марта 1943 года за мужество и героизм в этих боях он был удостоен звания Героя Советского Союза.

В конце мая 1943 года полковник Фесин был назначен командиром 236-й стрелковой дивизии. Её части в составе 46-й армии Юго-Западного, с 11 сентября 1943 года — Степного (с 20 октября — 2-го Украинского) фронтов принимали участие в Донбасской наступательной операции и битве за Днепр (наступали из района города Змиёв в направлении севернее Днепродзержинска). В ночь с 25 на 26 сентября они первыми вышли к Днепру в районе Сошиновка Верхнеднепровского района Днепропетровской области, форсировали реку на подручных средствах, захватили плацдарм на противоположном берегу и в течение трёх суток удерживали его, отражая многочисленные атаки противника. Приказом ВГК от 25 октября 1943 года дивизия за эти бои получила наименования «Днепропетровская», а полковник Фесин был упомянут в благодарственном приказе Верховного Главнокомандующего, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 ноября 1943 года награждён второй медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

В последующем дивизия под его командованием в составе той же 46-й армии 3-го Украинского фронта успешно действовала в Днепропетровской и Никопольско-Криворожской наступательных операциях, в освобождении городов Никополь, Апостолово, Кривой Рог. С марта 1944 года её части принимали участие в Березнеговато-Снигирёвской и Одесской наступательных операциях. С 13 июня по 21 августа 1944 года генерал-майор Фесин находился на лечении в госпитале по болезни в городе Красноводск. С 21 августа 1944 года — начальник Московского Краснознаменного пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР.

24 июня 1945 года был командиром сводного расчета Московского Краснознаменного пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР на историческом параде Победы.

Послевоенный период

После войны продолжал руководить этим училищем. В апреле — августе 1948 года находился на учёбе на Высших академических курсах при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, затем был переведен слушателем на основной курс академии. По её окончании в январе 1950 года оставлен в академии в должности старшего преподавателя кафедры высших соединений. В 1953 года разработал и защитил диссертацию на соискание степени кандидат военных наук на тему: «Борьба с крупной группировкой подвижных войск противника, прорвавшейся в оперативную глубину, в ходе фронтовой оборонительной операции» (утверждён Советом академии 24 сентября 1953 года). Имеет ряд научных публикаций, в том числе в Большой советской энциклопедии (том 41, статья «Тактика маневрирования»).

С октября 1965 года генерал­-майор Фесин — в запасе.

В 1969­—1970 годах работал начальником жилищно-­эксплуатационной конторы. С 1971 года — начальник отдела организационно-­массовой работы Московского областного совета Общества спасения на водах (ОСВОД), в 1972—­1979 годах — председатель Московского городского совета ОСВОД.

Умер в 1991 году, похоронен на Троекуровском кладбище Москвы.

Воинские звания

• Капитан (28.03.1936);
• майор (21.01.1941);
• подполковник (11.04.1942);
• полковник (14.02.1943);
• генерал-­майор (17.11.1943).

Награды и звания

• Две медали «Золотая Звезда» (01.03.1943, 01.11.1943);
• два ордена Ленина (01.03.1943, 1951);
• два ордена Красного Знамени (05.11.1946; 30.12.1956);
• орден Суворова 2-й степени (19.03.1944);
• орден Отечественной войны 1-й степени (11.03.1985);
• два ордена Красной Звезды (30.01.1943; 3.11.1944);
• медали;
• почётный гражданин города Россошь (1968).

Память

• В городе Владикавказе его именем названа улица.
• Бронзовый бюст Ивана Ивановича Фесина установлен на родине героя — в хуторе Муравлёве.
• В Белой Калитве имеется мемориальная доска: «В этой школе учились в 1915-1917 гг. дважды Герой Советского Союза генерал-майор Фесин Иван Иванович; в 1930-1932 гг. — Герой Советского Союза полковник Копаев Григорий Иванович; в 1929-1939 гг. — Герой Советского Союза лейтенант Петров Роман Ильич; в 1937-1939 гг. — Герой Советского Союза сержант-разведчик Романов Иван Петрович».
• В Парке Победы Каменска-Шахтинского Герою тоже установлена мемориальная доска.

• Бюст и памятная доска
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Бюст Фесину в
  хуторе Муравлёв

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мемориальная доска в Каменске-Шахтинском

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Могила на Троекуровском кладбище Москвы

См. также

• Герои Советского Союза Ростовской области
• Герои Советского Союза Северной Осетии
• Дважды Герои Советского Союза

Источники

• Самсонов С. Путь генерала, в книге: Они прославили Родину, кн. 1, Ростов-н/Д., 1974.
• Щербаков В., статья «Дважды герой из Хутора Муравлёва» в газете «ПИК» № 16 (759), г. Каменск-Шахтинский, 2009.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1187 Фесин, Иван Иванович]. Сайт «Герои Страны».

• Фесин Иван Иванович — статья из Большой советской энциклопедии..
• [www.hrono.ru/biograf/bio_f/fesin.html Биография на сайте «Хронос»].
• [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Urozenci.pdf Герои Советского Союза — уроженцы Дона].

Отрывок, характеризующий Фесин, Иван Иванович

– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.