Фестиваль Нибелунгов в Вормсе

Фестиваль Нибелунгов в Вормсе (нем. Nibelungenfestspiele Worms) — театральный фестиваль, который проходит каждый август в рамках программы Культурного лета земли Рейнланд-Пфальц (нем. Kultursommer Rheinland-Pfalz). Место проведения — сцена на открытом воздухе непосредственно перед Вормсским собором. Проведение фестиваля возобновилось в 2002 году после долгого перерыва.

История

Фестиваль появился во времена Третьего рейха в 1937 году. Его программа основывалась на драме Фридриха Хеббеля «Нибелунги», написанной в 1861 году и состоящей из трех частей. После короткого перерыва фестиваль проводился с середины 1940-х годов до 1956 года.

В 2002 году состоялась первая новая постановка фестиваля Нибелунгов, призванная вернуть Вормсу значение города театральных фестивалей. Над возобновлением фестиваля работали представители театральной среды и кинематографа, прежде всего Дитер Ведель (нем. Dieter Wedel), Марио Адорф и Мария Шредер (нем. Maria Schrader). Первые фестивали с постановкой под редакцией Морица Ринке (нем. Moritz Rinke) проходили в южном портале Вормсского собора. На премьеру были распроданы почти все билеты, а в пределах земли можно было посмотреть запись генеральной репетиции по телевизору.

Обновленный фестиваль подвергли критике: вскоре после первого сезона посыпались сообщения о чрезмерных расходах, которые несёт город, например, на содержание и ремонт ледовых лошадей в натуральную величину.

В 2006 году в рамках фестиваля впервые предлагался курс для молодых людей, которые хотят стать актёрами.

Постановка Ринке

Обе первых постановки в 2002 и 2003 представлялись Дитером Веделем после обработки Морица Ринке. Ринке поручился город Вормсом, чтобы драматизировать постановку, и создавал новую интерпретацию без того, чтобы интерпретировать действительно по-новому. Обоснование Ринке: он избежал бы патриотизма и ослабил бы роковое чувство собственного достоинства, чтобы избежать таким образом горького привкуса злоупотребления национал-социалистами германского мифа. Одна из его целей была — избавиться от «национал-социалистских предубеждений против Песни о Нибелунгах».

Волнующее столкновение пронизывает в том числе заключительную сцену, когда Хильдебранд говорит:

«Еще никогда не стояли мужчины
Вместе как Нибелунги здесь.
И то, что они склонны были преступить,
Они исправлили этим мужеством.
И эта верность, удваивает уважение.»

Критика часто заканчивается на том, что Ринке просто пропускает слепую верность свиты и преувеличенное чувство собственного достоинства, как знали их от оригинала и с других формулировок, не раскрывает таким образом неизбежные последовательности, оставляя неясными остальные и что произведение отличается в этой форме от намерений поэта.

Отрывок, характеризующий Фестиваль Нибелунгов в Вормсе

– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.