Вудсток (фестиваль)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фестиваль в Вудстоке»)
Перейти к: навигация, поиск
Вудсток
Woodstock
Дата(ы) был запланирован на 15 — 17 августа 1969, однако продлился до 18 августа
Место(а) проведения White Lake, New York (1969)
Года 1969, 1979, 1989, 1994, 1999, 2009
Жанр(ы) блюз-рок, фолк-рок, джаз-фьюжн, хард-рок, латин-рок, психоделический рок
[www.woodstock.com Официальный сайт]

Вудстокская ярмарка музыки и искусств (англ. Woodstock Music & Art Fair, в разговорной речи Вудсток) — один из знаменитейших рок-фестивалей, прошедший с 15 по 18 августа 1969 года на одной из ферм городка в сельской местности Бетел (англ.), штат Нью-Йорк, США. Событие посетило около 500 тысяч человек, а среди выступавших были такие исполнители, как The Who, Jefferson Airplane, Дженис Джоплин, Creedence Clearwater Revival, Джоан Баэз, Джо Кокер, Джими Хендрикс, Grateful Dead, Рави Шанкар, Карлос Сантана и многие другие[1][2]. Во время проведения фестиваля умерло 3 человека: один от передозировки героина, второй был сбит трактором, третий упал с высоких конструкций[2]; произошло 2 неподтверждённых рождения ребёнка. В 1970 году был выпущен документальный фильм «Вудсток. Три дня мира и музыки», получивший в 1971 году «Оскар». Вудсток стал символом конца «эры хиппи» и начала сексуальной революции.





Планировка и приготовления

Вудсток был инициирован благодаря усилиям Майкла Лэнга (англ.), Джона Робертса (англ.), Джоэла Розенмана (англ.) и Арти Корнфельда (англ.). Робертс и Розенман профинансировали проект, а Лэнг уже имел опыт в качестве промоутера: в мае 1968 года он организовал Майамский поп-фестиваль, который на то время являлся крупнейшим фестивалем на Восточном побережье США — его посетило около 40 тысяч человек[3].

Робертс и Розенман, под именем «Challenge International, Ltd.», разместили объявление в The New York Times и The Wall Street Journal: «Молодые люди с неограниченным капиталом ищут интересные, законные инвестиционные возможности и бизнес-предложения»[4]. Лэнг и Корнфельд заметили объявление, и четвёрка вскоре встретилась для обсуждения идеи создания звукозаписывающей студии в Вудстоке, Нью-Йорк, которая переросла в открытый фестиваль музыки и искусства[3]. Однако все четверо имели различия в подходе: Робертс был дисциплинированным и знал, что было необходимо для успеха мероприятия, тогда как отрешённый Лэнг видел Вудсток как новый, расслабляющий способ для собрания антрепренеров[4]. Некоторое время Робертс колебался между тем, стоит ли выйти из игры или продолжить финансирование проекта, в итоге выбрав последнее.

В апреле 1969 года, рок-группа Creedence Clearwater Revival стала первой, которая подписала контракт на выступление, согласившись выступить за 10 тысяч долларов. До этого момента промоутеры испытывали сложности, так как никто из «звёзд» не решался объявить об участии. Дуг Клиффорд, ударник Creedence, позже сказал: «Как только согласились Creedence, каждый стал в очередь и пришли все остальные известные исполнители». Группа оказались в числе хедлайнеров, но из-за того, что Grateful Dead не уложились в отведённое для них время, Creedence вышли на сцену около полуночи, когда большинство зрителей уже спали. Это выступление, по настоянию фронтмена Джона Фогерти, не было включено ни в фильм, ни в саундтрек, а участники Creedence выразили не лучшие впечатления по поводу своего участия на прославленном фестивале[К 1][5].

Выбор места

Изначально фестиваль планировалось провести в городе Вудсток, однако, не сумев найти подходящее место, весной 1969 года организаторы арендовали 120-гектарный парк «Миллз» в Уоллкилле (англ.)[6]. Несмотря на то что властей Уоллкилла уверили в том, что посетителей будет не более 50 тысяч, они тотчас же отказали, а в начале июля ввели закон, который требовал разрешение на любые собрания более 5 тысяч человек. 15 июля власти Уоллкилла официально запретили проведение фестиваля, обосновывая своё решение тем, что установка туалетных кабинок не согласуется с моральными принципами города[7].

Эллиот Тайбер (англ.) в своей книге «Штурмуя Вудсток» утверждает, что он предложил провести фестиваль на 6 гектарах своей прилагающейся к мотелю земли в городе Бетел (англ.), так как владел нужным разрешением. Кроме этого, Тайбер заявил, что именно он познакомил организаторов с фермером Максом Ясгуром[8]. Лэнг, однако, отрицает заявление Тайбера, говоря, что тот лишь познакомил его с риэлтором, который отвёз Лэнга на ферму Ясгура без сопровождения Тайбера. Сэм Ясгур, сын Макса, подтвердил слова Лэнга[9]. Земля Ясгура представляла по форме чашу, спускающуюся к пруду Филиппини на северной стороне. Сцена была установлена в нижней части холма на фоне пруда, который во время проведения фестиваля стал местом для купания нагишом.

Как и в случае с Уоллкиллом, организаторы заверили властей Бетела в том, что посетителей будет не более 50 тысяч. Несмотря на протесты жителей города, которые вывешивали плакаты, гласящие: «Не покупайте молоко. Остановите хипповский музыкальный фестиваль Макса»[10], бетелские адвокат Фредерик Шадт и строительный инспектор Дональд Кларк одобрили разрешения. Тем не менее, городской совет отказался официально выдать эти разрешения.

Бесплатный вход

В связи с поздним изменением места проведения, у организаторов оставалось мало времени для подготовки. На встрече за три дня до начала фестиваля организаторы решили, что у них есть два пути: либо улучшить ограждения и охрану, что могло привести к беспорядкам, либо вложить все оставшиеся ресурсы в завершение постройки сцены, что будет выгодней для них самих. И поскольку посетителей прибыло намного больше, чем предполагалось ранее, в ночь перед началом фестиваля ограждения были убраны.

Фестиваль

Наплыв посетителей к месту проведения фестиваля вызвал большие пробки на дорогах. Люди оставляли свои машины и шли пешком несколько километров, чтобы поучаствовать в Вудстоке. В сообщениях на радиостанциях WNEW-FM в Манхеттене и в телерепортажах людей отговаривали от посещения фестиваля[11][12]. Арло Гатри, во время своего получасового сета в первый день, сказал шутливо: «Нью-йоркская автострада закрыта, чувак! Слишком много фриков[13]. Вдобавок к трудностям из-за большого количества людей, прошедший дождь размыл дороги и поля. У большинства посетителей не было возможности воспользоваться санитарными услугами и первой помощью; сотни тысяч людей столкнулись с плохой погодой, нехваткой продуктов питания и антисанитарией[14]. Воскресным утром 17 августа нью-йорский губернатор Нельсон Рокфеллер позвонил Джону Робертсу, одному из организаторов фестиваля, и сказал о своих планах отослать на место фестиваля 10 тысяч сотрудников нью-йорской полиции. Однако Робертс убедил Рокфеллера не делать этого. Тем временем, в округе Салливан было объявлено чрезвычайное положение[11].

Первый день фестиваля

Фестиваль должны были открыть Sweetwater в 16:00, но из-за того что группа застряла в пробке, день начался с Ричи Хейвенса на час позже планируемого[1][3]. Кроме своих песен, Хейвенс исполнил несколько кавер-версий песен The Beatles, а закончил своё выступление сымпровизированной композицией «Freedom»[3], основой для которой послужил спиричуэлс «Sometimes I Feel Like a Motherless Child».

Перед выходом Sweetwater Свами Сатчидананда, индийский гуру и йогин, произнёс небольшую речь, которая впоследствии была включена в документальный фильм о фестивале. Сразу после выступления Тима Хардина начался дождь.

Рави Шанкар, не обращая внимания на испортившуюся погоду, выступил с тремя песнями[К 2].

The Incredible String Band, которые должны были выступить после Шанкара, отказались играть из-за всё ещё продолжающегося дождя, поэтому сцену заняла фолк-певица Мелани, исполнившая 25-минутный акустический сет, включающий в себя кавер-версию песни Боба Дилана «Mr. Tambourine Man». Во время её исполнения люди стали зажигать свечи, что вдохновило певицу на написание хита «Lay Down (Candles in the Rain)», который вышел годом спустя.

Джоан Баэз, которая до выхода на главную сцену сыграла небольшой сет на «свободной сцене» и была в то время на шестом месяце беременности, закрыла своим выступлением первый день фестиваля. В середине выступления к Баэз присоединился Джефри Шертлефф, вместе с которым она исполнила несколько композиций, включая песню The Byrds «Drug Store Truck Drivin' Man», которую Шертлефф посвятил Рональду Рейгану, на то время являвшемуся Губернатором Калифорнии. Также во время выступления Баэз рассказала историю об аресте её мужа Дэвида Харриса. После того, как она окончила свой сет, дождь усилился.

Второй день фестиваля

Второй день начался около полудня с малоизвестной бостонской рок-группы Quill, которая закрыла свой 45-минутный сет песней «Waitin' for You», во время исполнения которой участники коллектива стали бросать зрителям различные перкуссионные инструменты для аккомпанирования.

Кантри Джо Макдональд, фронтмен Country Joe and the Fish, которая должна была выступить последующим днём, сыграл получасовой акустический сет. Он вспоминает: «Там было слишком много людей. Я был испуган. Они нашли гитару, Yamaha FG-150, я прикрепил к ней верёвку и они вытолкнули меня на сцену»[15]. Во время исполнения последней песни, «I-Feel-Like-I’m-Fixin'-to-Die Rag», Кантри Джо убедил людей подпевать ему, сказав: «Я не знаю, как вы собираетесь когда-либо остановить войну, если не можете петь лучше. Вас, ублюдков, там около 300 тысяч, я хочу, чтобы вы начали петь, ну же!»[13][16]. Музыкант ушёл со сцены под громкие аплодисменты и выкрики «бис».

Сантана и его одноименная группа, выпустившая свой дебютный альбом тем же августом, были относительно мало известны публике. Однако группа выступила настолько хорошо, что их исполнение песни «Soul Sacrifice» вошло в документальный фильм о Вудстоке.

Джон Себастьян, начавший сольную карьеру после распада своей группы The Lovin' Spoonful в начале 1969 года, как и Кантри Джо, не присутствовал в списке исполнителей[1].

…Я отправился на Вудсток как зритель. Я не появился там с роуд-менеджером и несколькими гитарами. <…> Так получилось, что многие мои друзья были музыкантами и я попал за сцену. Возник такой момент, когда сцена была мокрой от воды, и поэтому было невозможно подключить электроинструменты. Тогда Чип Монк сказал мне: «Слушай, нам нужно, чтобы кто-то вышел на сцену с акустической гитарой и придержал [публику], пока мы очистим сцену от воды и высушим её. Выбрали тебя». Так что я взял гитару у Тимми Хардина и вышел[17].
Джон Себастьян

Себастьян исполнил короткий сет, состоящий из пяти песен, закончив на композиции The Lovin' Spoonful «Younger Generation», которую он посвятил ребёнку, родившемуся на фестивале[13].

The Incredible String Band, из-за дождя отказавшиеся играть в пятницу, сыграли в субботу, представив публике свой психоделический фолк. После блюзового буги-рока Canned Heat, на сцену поднялась хард-рок-группа Лесли Уэста Mountain, для которой появление на фестивале было лишь четвёртым концертом[18].

Выступление Grateful Dead было омрачено техническими проблемами. После «Mama Tried» и короткого фальстарта «High Time» последовала долгая пауза, сопровождавшаяся раздосадованными выкриками зрителей.

С подготовкой нашей аппаратуры вышла задержка. <…> Мы тогда ничего не могли поделать, у нашего звукорежиссёра заклинило мозги. Он выпустил нас с опозданием часа на три, а когда мы начали выступать, оказалось, что у нашей аппаратуры нет заземления[19].
Боб Уэйр, участник Grateful Dead

На протяжении всего выступления участников группы било током, а Джерри Гарсия впоследствии заявил, что «из гитар вылетали синие искры. <…> Мы сыграли ужасно»[20].

Из-за того, что Grateful Dead не уложились в отведённое для них время, Creedence Clearwater Revival начали около полуночи, когда большинство зрителей уже спали.

…Первой моей мыслью было: ого! — придётся выступать за группой, которой удалось усыпить полмиллиона человек! Что ж, я играю, я кричу, через три песни взглядываюсь в пространство за юпитерами — три ряда переплетенных тел: все спят. Обдолбились и заснули… Как бы мы ни старались, полмиллиона находились в отключке. Это напоминало сцену из Данте: в преисподней полмиллиона сцепившихся тел, дрыхнут в грязи. А потом наступил момент, который остался в памяти моей на всю жизнь. Где-то за четверть мили от нас, на другой стороне поля, парень чиркает зажигалкой, и я слышу в ночи: «Не беспокойся, Джон! Мы с вами!». Остаток шоу я отыграл для этого парня[5].
Джон Фогерти, фронтмен Creedence Clearwater Revival

По мнению Стю Кука, бас-гитариста Creedence, сет группы был классическим: «Мне очень жаль, что многие люди даже не знают, что мы были в числе хедлайнеров»[5]. Фогерти впоследствии с сарказмом отзывался как и о самом мероприятии, так и обо всём, что ему сопутствовало: «Поколение Вудстока? — о да, класс. Пятидесятимильная автомобильная пробка. Ни еды, ни воды, ни крыши над головой, негде спать. Льёт дождь, все спят в грязи. „Мужик, это было классно! Какой пати! Кого, спрашиваешь, я видел прошлой ночью? Так я же обдолбаный был, — забыл, кого“».

Sly & the Family Stone, несмотря на то, что вышли на сцену около 3:30 ночи, исполнили свежий и мощный сет, а само выступление расценивают как одно из их лучших.

The Who, из-за разногласий с организаторами по вопросу оплаты, не поднимались на сцену до пяти утра. Одно из самых запоминающихся исполнений The Who было исполнение песни «See Me, Feel Me»: солнце взошло в тот же момент, когда солист Роджер Долтри начал петь. Также во время нахождения группы на сцене произошёл небезызвестный инцидент: политический активист Эбби Хоффман, воспользовавшись кратким перерывом в выступлении, выкрикнул в микрофон: «Что, мы так и будем сидеть и слушать это говно, пока Джон Синклер гниёт в тюрьме?», но был выдворен со сцены лидером группы, Питом Таунсендом. Выйдя «на бис», The Who исполнили «My Generation», которую Таунсенд представил как «песню о тебе и обо мне», за которой последовала инструментальная версия «Naked Eye», после исполнения которой группа удалилась со сцены. Выступление поспособствовало становлению The Who как суперзвёзд и помог их альбому Tommy стать мультиплатиновым.

Jefferson Airplane, закрывавшие второй день выступлений, поднялись на сцену лишь около 7:30 утра в воскресенье вместо 10 часов вечера в субботу[21]. Вокалистка Грейс Слик представила коллектив словами: «Вы увидели тяжёлые группы, теперь вы увидите утреннюю маниакальную музыку, поверьте мне. Это новый рассвет»[22]. В сет группы вошли такие хиты как «Somebody to Love» и «White Rabbit».

Третий день фестиваля

Джо Кокер был первым исполнителем последнего официально объявленного дня (воскресенья); он открыл день в 14:00. Дневные события сдвинули расписание на 9 часов. После захода солнца фестиваль продолжался — к сожалению для тех, кто вынужден был уйти, возвращаясь к рабочей неделе. До выхода Кокера на сцену Макс Ясгур, владелец фермы на территории которой проходил фестиваль, сказал: «Я фермер, я не умею выступать перед зрителями, перед таким большим собранием людей, как это. Это самая большая группа людей, когда-либо собиравшихся в одном месте. <…> Но кроме этого, важная вещь, которую вы доказали миру — это то, что полмиллиона детей — и я называю вас детьми, потому что у меня есть дети, которые старше, чем вы — полмиллиона молодёжи может собраться и иметь три дня веселья и музыки, и не иметь ничего кроме веселья и музыки, и благослови вас Бог за это!»[13]. Кокер начал свой сет с песни «Dear Landlord», которую посвятил Ясгуру, и закончил кавер-версией песни The Beatles «With a Little Help from My Friends», исполнение которой вошло в документальный фильм о Вудстоке. Сразу после выступления Кокера гроза прервала действие фестиваля на несколько часов.

После окончания грозы на сцену вышла группа Country Joe and the Fish, которая окончила своё выступление песней «I-Feel-Like-I’m-Fixin'-to-Die Rag», исполненную днём раннее лидером группы Кантри Джо Макдональдом. Перед выходом на сцену Ten Years After группу предостерегли о том, что существует риск поражения электрическим током, на что фронтмен Элвин Ли ответил: «Ну и ладно. Если меня ударит током на Вудстоке, мы продадим много записей»[1]. Из-за прошедшего дождя у группы возникли проблемы с инструментами (особенно с гитарой), которые быстро вышли из строя. Это привело к некоторым незапланированным паузам для повторной настройки. Помимо оборудования, возникли проблемы со звукозаписью, а кинооператоры были готовы только к последней песне. Тем не менее, почти 12-минутный номер «на бис» «I’m Going Home», продемонстрировал силу Ten Years After, и особенно виртуозность гитариста Элвина Ли. Однако их выступление не лучшим образом отобразилось на их будущем, так как, по словам Ли, «[Ten Years After] были другой группой до Вудстока. <…> Тогда у нас были почтительные зрители, которые ценили джемы и свинги. Но после Вудстока зрители стали очень шумными и лишь хотели услышать вещи типа „I’m Going Home“»[23].

Джонни Винтер преодолел полночь с восемью песнями, пригласив своего брата Эдгара для исполнения трёх песен, после чего закрыл свой сет рок-н-ролльной классикой «Johnny B. Goode».

Crosby, Stills, Nash and Young начали около трёх утра с раздельными акустическим и электро-сетами. Для группы это был лишь второй концерт, и перед началом выступления участник группы, Стивен Стилз, прокомментировал: «Это второй раз когда мы играем перед публикой, чувак. Мы чертовски испуганы». Нил Янг присоединился к ним в середине акустического сета.

Около шести утра на сцену вышла группа Paul Butterfield Blues Band, которая к моменту выступления на фестивале уже отошла от своих корней в чикагском блюзе, добавив секцию духовых инструментов, тем самым более походя на биг-бенд — помимо самого Пола Баттерфилда, коллектив насчитывал в себе ещё девять участников. После Sha Na Na исполнили свой получасовой сет, кроме прочего, сыграв свой хит в жанре ду-воп «Get a Job».

Джими Хендрикс, вместе со своей новой группой Gypsy Sun and Rainbows, должен был закрыть фестиваль в полночь, однако, вследствие различных задержек, он поднялся на сцену только в девять утра понедельника[3]. Толпа, в разгар фестиваля достигавшая численности более 500 тысяч, сократилась до 35, когда началось его выступление[2]. Хендрикс выступил с огромной отдачей, ближе к концу выступления сыграв на гитаре альтернативную версию Гимна США. Вьетнамская война была в разгаре, и звуковые эффекты, извлекаемые Хендриксом, вызывали параллели со звуками насилия конфликта. Его сет продолжался два часа — один из длиннейших в его карьере — и включал восемнадцать песен (включая импровизацию), завершаясь исполненной на бис «Hey Joe»; по иронии судьбы, Хендрикс стал одним из самых фотогеничных и талантливых исполнителей фестиваля, но играл перед практически пустым полем. Выступление впоследствии было издано под названием Live at Woodstock в форматах CD, DVD и Blu-Ray.

Список исполнителей

Пятница, 15 августа — суббота, 16 августа

Суббота, 16 августа — воскресенье, 17 августа

Воскресенье, 17 августа — понедельник, 18 августа

Отменённые и несостоявшиеся выступления

  • Промоутеры связались с Джоном Ленноном, попросив выступить The Beatles, но Леннон отказал. Группа была на грани распада и кроме этого, они не дали ни одного концерта с августа 1966 года (не включая их импровизированный «концерт на крыше» 30 января 1969 года). В документальном фильме «Антология The Beatles» Джордж Харрисон заявил, что присутствовал на фестивале.
  • Jeff Beck Group распалась накануне Вудстока, несмотря на то, что должна была сыграть на фестивале[1]. За несколько дней до фестиваля Ники Хопкинс покинул группу и остальные участники решили не продолжать без него. Однако Хопкинс в конце концов сыграл на Вудстоке с Jefferson Airplane.
  • The Doors рассматривались как потенциальные участники, но отмена произошла в последний момент. По словам гитариста Робби Кригера, они отказались потому, что посчитали, что это будет «второклассным повторением Монтерейского поп-фестиваля», и позже он выразил сожаление из-за того, что они отказались играть[27]. Однако Джон Денсмор, ударник The Doors, всё-таки полетел, чтобы «застать» фестиваль. В своей автобиографии он вспоминал: «Проходя на край сцены, я украдкой глянул на аудиторию. Это было что-то! Море лиц, венчающее вершину холма, расположенного примерно в четверти мили. Крупнейший из когда либо забабаханных концертов, а The Doors не играли! Что ж, ладно. Зато я там был».
  • Led Zeppelin также было предложено сыграть. Их менеджер Питер Грант сказал позже: «Нам было предложено сыграть на Вудстоке и Atlantic Records были очень заинтересованы, а также наш американский промоутер, Фрэнк Барсалона. Я сказал нет, потому что на Вудстоке мы были бы просто очередной группой в списке».
  • The Byrds отказались играть, полагая, что Вудсток не будет отличаться от любого другого фестиваля тем летом. Существовали также опасения по поводу гонорара. Бас-гитарист Джон Йорк вспоминал: «Мы летели на концерт и Роджер [МакГвин] подошёл к нам и сказал, что какой-то парень организовывает фестиваль в северной части штата Нью-Йорк. Но тогда они не платили всем группам. Он спросил нас, хотим ли мы сыграть, и мы сказали: „Нет“. У нас не было ни малейшего понятия, чем это станет. Мы устали от фестивалей. Так что группа разом сказала: „Нет, мы хотим отдыха“, и пропустила лучший фестиваль из всех»[28].
  • Chicago, на тот момент всё ещё известные под названием Chicago Transit Authority, изначально согласились сыграть, однако, у них был контракт с концертным промоутером Биллом Грэхемом, который позволял ему перенести выступления Chicago в Fillmore West. Грэхем перенёс некоторые из их запланированных до 17 августа концертов, тем самым не позволив группе выступить на Вудстоке. Поступок объясняется тем, что Грэхем хотел увериться в том, что Сантана, которого он продюсировал в то время, выступит на фестивале. Питер Сетера, бывший вокалист и бас-гитарист Chicago, сказал: «Мы были злы на него за то, что он отменил [выступление на фестивале]»[29].
  • Tommy James & the Shondells также отклонили приглашение играть. Вокалист Томми Джеймс сказал позже: «Мы были на Гавайях, и мой секретарь позвонил и сказал: „Да, слушай, есть эта свиноферма в северной части штата Нью-Йорк, они хотят чтобы вы играли в поле“. Вот как это было донесено мне. Так что мы отказались, и несколькими днями позже поняли, что пропустили».
  • The Moody Blues были в списке исполнителей на оригинальном постере к фестивалю, но группа отказалась от участия так как должна была сыграть в Париже в те выходные[30].
  • Фрэнк Заппа и его группа The Mothers of Invention отказались от участия. Заппа прокомментировал, что «там было много грязи, и мы отказались»[30][31].
  • Love отказались сыграть, причиной чему служили внутренние разногласия в группе[30].
  • Free были приглашены сыграть, однако те отказались[30].
  • Mind Garage отказались от участия, посчитав, что фестиваль будет небольшим[30].
  • Spirit отклонили приглашение сыграть, так как у них уже были запланированные концерты и они хотели сыграть их вместо Вудстока, не зная, насколько большим будет фестиваль.
  • Procol Harum отказались от участия, так как фестиваль пришёлся на конец их длинного тура, и к тому же, у гитариста группы Робина Троуэра родился ребёнок[32].
  • Jethro Tull отказались играть, и Ян Андерсон заявил позже, что «не хотел тратить [свои] выходные в поле с немытыми хиппи»[33].
  • Iron Butterfly были приглашены на фестиваль, но выступление пришлось отменить[1]. Рон Буши, ударник Iron Butterfly, так вспоминал это: «Мы были в Нью-Йорке в отеле Americana, ждали и ждали. Наш полуприцеп со всем нашим оборудованием был на стоянке, но мы не могли добраться по этому маленькому шоссе до Вудстока. Так что мы поговорили с The Who и они сказали, что мы можем использовать их оборудование. Но все вертолёты были расхватаны, а они были единственным способом для нас добраться туда. Мы должны были играть в последний день, но мы не могли добраться туда. Мы спускались к порту три раза и ждали вертолет, но он так и не появился. <…> Тогда для нас это был обычный открытый фестиваль. <…> Он бы изменил нашу карьеру, это точно»[34].
  • Боб Дилан собирался выступить, но его сын внезапно заболел и был госпитализирован, в связи с этим участие в фестивале пришлось отменить[31][35].
  • Джони Митчелл первоначально должна была сыграть на фестивале, но выступление было отменено по настоянию её менеджера, чтобы не пропустить появление на «Шоу Дика Каветта»[1][36][37].
  • Lighthouse также отклонили предложение сыграть на фестивале.
  • Майкл Ланг, один из промоутеров фестиваля, попросил Роя Роджерса закрыть Вудсток песней «Happy Trails», но тот отказался[1][38].

Освещение в СМИ

Во время начала фестиваля, СМИ акцентировались на проблемах: заголовки на первой странице Daily News сообщали о «больших пробках на хиппифесте» и «хиппи, погрязших в море грязи». К концу Вудстока обзоры стали более позитивными, в частности потому, что родители посетителей фестиваля обратились к таблоидам и, основываясь на телефонных звонках своих детей, сказали, что заявления прессы крайне неправдивы[11][39].

The New York Times осветили прелюдию к фестивалю и переход из Уоллкилла в Бетел[40]. Барнард Кольер, который вёл репортаж для The New York Times прямо с Вудстока, утверждает, что редакторы газеты оказывали на него давление, чтобы он написал ложно-негативную статью о фестивале, что привело к жёстким разговорам и отказе Кольера писать статью, пока Джеймс Рестон, главный редактор газеты, не позволит ему написать правду. Хоть и в окончательной статье всё же обсуждались проблемы пробок и незначительных нарушений закона, большая её часть делала упор на взаимодействие, щедрость и добродушие публики[11][39]. Когда фестиваль завершился, Кольер написал ещё одну статью об уходе посетителей с места его проведения и отсутствии насилия. В статье также были процитированы главный врач фестиваля и несколько местных жителей, восхваляющие посетителей[41][42].

См. также

Напишите отзыв о статье "Вудсток (фестиваль)"

Примечания

Комментарии
  1. См. Creedence Clearwater Revival на Вудстоке
  2. Альбом At Woodstock Festival, несмотря на название, состоит из перезаписанных в студии песен, исполненных на фестивале, так как Шанкар был недоволен качеством своего выступления
Источники
  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.dailymail.co.uk/tvshowbiz/article-1204849/Forty-far-facts-knew-Woodstock.html Forty far-out facts you never knew about Woodstock]
  2. 1 2 3 [www.bethelwoodscenter.org/Portals/0/pressreleases/Woodstuck%20Fun%20Facts.pdf The Museum at Bethel Woods: Woodstock Fun Facts]
  3. 1 2 3 4 5 [www.history.com/news/remembering-richie-havens-ten-things-you-may-not-know-about-woodstock Remembering Richie Havens: Ten Things You May Not Know About Woodstock — History in the Headlines]
  4. 1 2 Роберт Стивен Шпиц. Barefoot in Babylon = Босиком в Вавилоне. — The Viking Press, 1979. — ISBN 0-670-14801-6.
  5. 1 2 3 Хэнк Бордовитц. Восход плохой луны: Неавторизованная история Creedence Clearwater Revival = Bad Moon Rising: The Unauthorized History of Creedence Clearwater Revival. — Chicago Review Press, 2007. — С. 400. — ISBN 978-1-556-52661-9.
  6. [web.archive.org/web/20100127055604/www.discoverynet.com/~barnes/wsrprnt1.htm How Woodstock Happened... Part 1]
  7. [web.archive.org/web/20100129132426/www.discoverynet.com/~barnes/wsrprnt3.htm 1969 Woodstock Festival & Concert - How Woodstock Happened - Pt.3]
  8. Эллиот Тайбер. Взятие Вудстока = Taking Woodstock. — SquareOne Publishers, 2007. — ISBN 0-7570-0293-5.
  9. [www.newsday.com/long-island/nassau/road-to-woodstock-runs-through-sunken-meadow-1.1357820 The road to Woodstock runs through Sunken Meadow State Park]
  10. [select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F30E14F9355E1B7493C1AB178CD85F4D8685F9 Pop Rock Festival Finds New Home]
  11. 1 2 3 4 [www.vh1.com/shows/vh1_rock_docs/episode.jhtml?episodeID=156466 Woodstock Now & Then]
  12. [select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB0715F73C5D1A7B93C4A81783D85F4D8685F9 200,000 Thronging To Rock Festival Jam Roads Upstate]
  13. 1 2 3 4 Документальный фильм «Вудсток. Три дня мира и музыки» (1970)
  14. [www.woodstockpreservation.org/SignificanceStatement.htm Statement on the Historical and Cultural Significance of the 1969 Woodstock Festival Site]
  15. [www.countryjoe.com/woodxxx.htm Country Joe McDonald, Woodstock XXX]
  16. Джон Стори [books.google.com/books?id=Q_coZm1SHWcC&pg=PA30 Culture and Power in Cultural Studies: The Politics of Signification] в Google Книгах
  17. [www.classicbands.com/JohnSebastianInterview.html Interview With John Sebastian]
  18. [www.allmusic.com/artist/mountain-mn0000503913/biography Mountain | Biography]
  19. Интервью для документального фильма «Джими Хендрикс. Неоконченная история» (англ. Jimi Hendrix: The Uncut Story)
  20. [deadsources.blogspot.com/2013/11/february-1971-jerry-garcia-interview.html February 1971: Jerry Garcia Interview]
  21. [www.walesonline.co.uk/lifestyle/showbiz/paul-kantner-talks-woodstock-jefferson-2070790 Paul Kantner talks Woodstock, Jefferson Starship and smashed cars]
  22. Пит Форнатейл [books.google.com/books?id=VmcbZdbNcW4C&pg=PA201 Back to the Garden: The Story of Woodstock] в Google Книгах
  23. Майк Эванс и Пал Кингсбёри. Woodstock: Three Days that Rocked the World = Вудсток: Три дня потрясшие мир. — Sterling, 210. — 288 с. — ISBN 1-402-78034-6.
  24. [woodstock.wikia.com/wiki/Arlo_Guthrie Arlo Guthrie - Woodstock Wiki]
  25. [woodstock.wikia.com/wiki/Joan_Baez Joan Baez - Woodstock Wiki]
  26. [www.allmusic.com/album/live-at-woodstock-mw0000113763 Live at Woodstock — Jimi Hendrix]
  27. [www.doors.com/ftp/intervws/july3.htm Ray Manzarek and Robby Krieger Live Chat Log-July 3, 1996]
  28. Джонни Роган. = The Byrds: Timeless Flight Revisited. — Rogan House, 1998. — С. 735. — ISBN 0-9529540-1-X.
  29. [www.spokesman.com/stories/2008/sep/21/cetera-lends-voice-to-superpops-opener/ Cetera lends voice to SuperPops opener]
  30. 1 2 3 4 5 [www.woodstockstory.com/passingperformersbands.html Passing on Woodstock: Who and Why?]
  31. 1 2 [oldies-goldies.ru/product_info.php?products_id=126 Woodstock: Music from the Original Soundtrack and More — Woodstock | Винил]
  32. [apush-xl.com/WoodstockSG.html Woodstock Music and Art Fair]
  33. [www.songfacts.com/blog/interviews/ian_anderson_of_jethro_tull/ Songwriter Interviews: Ian Anderson of Jethro Tull]
  34. [www.drumheadmag.com/web/feature.php?id=14 Iron Butterfly’s Ron Bushy Making History]
  35. [allrock.in.ua/?p=1524 Вудсток 69]
  36. [www.salon.com/2000/04/04/mitchell_2/ Joni Mitchell]
  37. [www.nydailynews.com/archives/nydn-features/joni-come-lately-article-1.804425 Joni-Come-Lately]
  38. [washingtonexaminer.com/woodstock-producer-roy-rogers-not-hendrix-could-have-closed/article/133516 Woodstock producer: Roy Rogers, not Hendrix, could have closed]
  39. 1 2 Fornatale Pete. Back to the Garden: The Story of Woodstock. — Simon & Schuster, 2009. — ISBN 9781416591191.
  40. [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9C04E5D81E3AEE34BC4B51DFB1668382679EDE Pop Rock Festival Finds New Home]
  41. [www.nytimes.com/learning/general/onthisday/big/0817.html Tired Rock Fans Begin Exodus]
  42. "Warner Simon. Reporting Woodstock: Some contemporary press reflections on the festival // Remembering Woodstock. — Aldershot, UK: Ashgate Publishing. — ISBN 0-7546-0714-3.

Ссылки

  • [antipunk.org/vudstok-festival-vudstok-woodstock-1970/ Вудсток (фестиваль Вудсток) | WOODSTOCK (1970)]
  • [www.woodstockstory.com Вудсток история | Woodstock Story]
  • [ctv.by/tvprogram/~group__m11=282~page__n137=1~news__n137=25925 40-летие легендарного фестиваля «Вудсток»]

Координаты: 41°42′05″ с. ш. 74°52′49″ з. д. / 41.70139° с. ш. 74.88028° з. д. / 41.70139; -74.88028 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.70139&mlon=-74.88028&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Вудсток (фестиваль)



Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.