Фетин, Владимир Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Фетин
Имя при рождении:

Владимир Александрович Фетинг

Дата рождения:

14 октября 1925(1925-10-14)

Место рождения:

Москва, СССР

Дата смерти:

20 августа 1981(1981-08-20) (55 лет)

Место смерти:

Ленинград,
РСФСР, СССР

Гражданство:

СССР СССР

Профессия:

кинорежиссёр

Карьера:

19561981

Направление:

социалистический реализм

Награды:

Влади́мир Алекса́ндрович Фе́тин (1925 — 1981) — советский кинорежиссёр. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1975).





Биография

Родился 14 октября 1925 года в Москве в семье немецкого барона Фитингофа. После Октябрьской революции семья сократила фамилию до Фетинг, для титров «Полосатого рейса» Фетин ещё больше решил её «русифицировать», но по документам остался Фетингом.

Участвовал в Великой Отечественной войне. После войны работал чертёжником, мастером технологического оборудования. Затем поступил во ВГИК, режиссёрский факультет которого окончил в 1959 году (мастерская Г. Широкова). В дальнейшем работал на киностудии «Ленфильм». Автор сюжетов для киножурнала «Фитиль».

На съёмках «Донской повести» познакомился с Людмилой Чурсиной, и вскоре они поженились. Л. А. Чурсина снималась во многих его фильмах.

Умер 20 августа 1981 года. Похоронен в Ленинграде на Центральной аллее Южного кладбища.

Фильмография

  1. 1959 — Жеребёнок (к/м; по рассказу М. А. Шолохова).
  2. 1961 — Полосатый рейс
  3. 1964 — Донская повесть (по М. А. Шолохову).
  4. 1968 — Виринея (по Л. Н. Сейфуллиной).
  5. 1970 — Любовь Яровая (по пьесе К. А. Тренева).
  6. 1973 — Открытая книга (по одноимённому роману В. А. Каверина).
  7. 1976 — Сладкая женщина (по повести И. А. Велембовской).
  8. 1979 — Таёжная повесть (по роману В. П. Астафьева «Царь-рыба»).
  9. 1981 — Пропавшие среди живых (по одноимённой повести С. А. Высоцкого).

Награды и достижения

Напишите отзыв о статье "Фетин, Владимир Александрович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фетин, Владимир Александрович

И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?