Феттер, Франк Альберт
| Франк Феттер | |
| Frank Fetter | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Научная сфера: | |
| Научный руководитель: |
Карл Менгер, Уильям Стенли Джевонс, Джон Бейтс Кларк, Фридрих фон Визер, Эйген фон Бём-Баверк, Генри Джордж |
| Известные ученики: |
Людвиг фон Мизес, Фридрих фон Хайек, Мюррей Ротбард, Ричард Эбелинг, Джеффри Хербенер |
Франк Альберт Феттер (англ. Frank Albert Fetter; 1863, Перу, шт. Индиана — 1949) — американский экономист австрийской школы.
Трактат Феттера «Принципы экономики» способствовал росту интереса к австрийской школе в США — к работам Эйгена фон Бём-Баверка, Фридриха фон Визера, Людвига фон Мизеса и Фридриха фон Хайека. Президент Американской экономической ассоциации (1912). Награждён медалью Карла Менгера Австрийского экономического общества (1927). Входит в список «ста великих экономистов до Кейнса» по версии Марка Блауга.
Содержание
Молодость и образование
Франк Феттер родился в Перу, Индиана в семье квакеров, в самый разгар гражданской войны в США.[1]
Феттер показал себя как способный молодой студент, и в 1879 году, когда ему было всего шестнадцать лет он поступил в университет Индианы. Феттер должен был выйти оттуда дипломированным специалистом в 1883 году, но оставил учёбу, чтобы управлять книжным магазином его семьи, так как у его отца были проблемы со здоровьем.
Работа в книжном магазине дала возможность молодому человеку познакомиться с некоторыми идеями, которые сформировали его взгляды на экономику. В то время он попал под влияние книги Генри Джорджа «Прогресс и бедность» (1879).[2]
Спустя 8 лет Феттер вернулся в университет и наконец закончили его в 1891 году. В 1892 году Джереми Дженкс, который преподавал у Феттера в Индиане, а впоследствии стал его другом (Феттер закончил его курсы по философии в этом же 1892 году) убедил Феттера учиться, поскольку он сам учился у Йоганса Конрада в Сорбонне (Париж, Франция). Феттер защитил диссертацию на доктора философии в 1894 году (университет Галле, Германия). Темой его диссертации был критический анализ мальтузианства[2].
Профессиональная деятельность
После приобретения докторской степени Феттер приняли как преподавателя в Корнелльский университет, но он быстро уехал оттуда, так как ему предложили должность профессора в университете Индианы. В 1898 году Стэнфордский университет переманил его из Индианы, но Феттер ушёл из Стэнфорда три года спустя из-за спора относительно академической свободы. После отъезда из Стэнфорда в 1901 году, Феттер возвратился в Корнелл, где он оставался в течение десяти лет[1]. В 1911 году он снова переходит, принимая пост председателя в междисциплинарном отделе университета Принстона, который включал в себя историю, политику, и экономику[2]. В Принстоне Феттер был первым председателем университетского отдела экономики и социальных учреждений[1].
Теоретический вклад в экономике
Земля как капитал
Феттер участвовал в известных дебатах с английским экономистом Альфредом Маршаллом, через свой трактат «Принципы экономики» и через многие статьи в журналах «Американской экономической ассоциации» и «Ежеквартальном экономическом журнале». Он оспорил позицию Маршалла, что земля теоретически отличима от капитала[3]. Феттер утверждал, что такое различие непрактично. Позиция Феттера по этой проблеме побудила его выступать против идей Джорджа Харрисона, таких как налог на землю.
Применения субъективной теории ценности
Вклад Феттера в австрийскую субъективистскую традицию состоял в том, что он «показал, как эта однородная, субъективная теория ценности подразумевает упадок социалистических теорий трудовой эксплуатации, теорий арендной платы Рикардо и процентной теории»[2].
Награды и отзывы
В 1909 году, в возрасте сорока шести лет, Феттер был награждён почётным званием доктора наук Колгейтского университета[1], и он был избран президентом Американской экономической ассоциации в 1913 году[4]. Дополнительные почётные докторские степени были присуждены Феттеру Западным колледжем в 1930 году и Университетом Индианы в 1934 году[5]. Он был членом Американской академии науки и искусства и Американского философского общества. В 1927 году Австрийское экономическое общество наградило Феттера медалью Карла Менгера[1].
Трактат Феттера, «Принципы экономики» (1904), был описан Херберном как «непревзойденный до трактата Ludwig von Mises’s 1940, Nationaloekonomie»[2]. Мюррей Ротбард в 1977 году впервые ознакомился с работами Феттера.
«… читая обзор Феттера я был поражен блеском и последовательностью его интегрированной теории распределения и пренебрежением современной экономической мысли. В систематической теории Феттер (а особенно в его процентной теории и теории арендной платы) был решителен, в лучших традициях австрийской школы»[6].
После смерти Феттера в 1949 году, Дуглас Браун, который позже занял пост ректора Принстонского университета, написал в некрологе, что «со смертью Франка Альберта Феттера великая плеяда американских экономистов понесла невосполнимую утрату»[7].
Напишите отзыв о статье "Феттер, Франк Альберт"
Литература
Основные произведения
- «Принципы экономики» (англ. The Principles of Economics), 1904 год;
- «Современные экономические проблемы» (англ. [moflat.ru/lib/modern_econonic_problems.pdf Modern Economic Problems]), 1917 год;
- «Монополистический маскарад» (англ. Masquerade of Monopoly), 1931 год.
Библиография
- Блауг М. Феттер, Альберт // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. — СПб.: Экономикус, 2008. — С. 313-316. — 352 с. — (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-903816-01-9.
Ссылки
- [cepa.newschool.edu/het/profiles/fetter.htm Биография и библиография Ф. Феттера]
- [etcweb.princeton.edu/CampusWWW/Companion/fetter_frank_albert.html Биография Ф. Феттера на сайте Принстонского университета]
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Brown, J. Douglas. «Fetter, Frank A.» A Princeton Companion. (Alexander Leitch, ed.). Princeton University Press, 1978.[etcweb.princeton.edu/CampusWWW/Companion/fetter_frank_albert.html]
- ↑ 1 2 3 4 5 Herbener, Jeffrey. Mises.org. [www.mises.org/content/fetterbio.asp «Frank A. Fetter: A Forgotten Giant»]
- ↑ англ. The American Journal of Economics and Sociology. 1 декабря 2002 года. [www.encyclopedia.com/doc/1G1-97188176.html «Land as a factor of production»]
- ↑ [www.vanderbilt.edu/AEA/officerspast.htm «Past AEA Officers» American Economic Association]
- ↑ Howard, Stanley E. and E. W. Kemmerer. «A Birthday Note.» American Economic Review, Vol. 33, No. 1, Part 1 (March 1943), pp. 230—235. JSTOR.[links.jstor.org/sici?sici=0002-8282%28194303%2933%3A1%3C230%3AABN%3E2.0.CO%3B2-G&size=LARGE]
- ↑ Rothbard, Murray. Preface to Frank Fetter’s Capital, Interest, and Rent. Institute for Humane Studies. Kansas City: Sheed Andrews and McMeel, Inc., 1977. [www.econlib.org/library/NPDBooks/Fetter/ftCIR0.html]
- ↑ Brown, J. Douglas. «Memorial: Frank Albert Fetter, 1863—1949.» American Economic Review. Vol. 39, No. 5 (September 1949), p. 979. [links.jstor.org/sici?sici=0002-8282%28194909%2939%3A5%3C979%3AMFAF1%3E2.0.CO%3B2-E&size=SMALL]
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Феттер, Франк Альберт
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
