Фехтование на летних Олимпийских играх 1956

Соревнования по фехтованию на летних Олимпийских играх 1956 года проводились среди мужчин и женщин. Мужчины соревновались на шпагах, рапирах и саблях (в личном и командном первенстве), женщины — только на рапирах в личном первенстве.

Медалисты

Мужчины

Дисциплина	Золото	Серебро	Бронза
Рапира Личное первенство	Кристиан д’Ориола Франция	Джанкарло Бергамини Италия	Антонио Спаллино Италия
Рапира Командное первенство	Италия Витторио Лукарелли Луиджи Карпанеда Манлио Ди Роза Джанкарло Бергамини Антонио Спаллино Эдоардо Манджаротти	Франция Клод Неттер Бернар Боду Жак Латаст Роже Клоссе Кристиан д’Ориола Рене Куако	Венгрия Йожеф Дьюрица Йожеф Мароши Лайош Сомоди Эндре Тилли Михай Фюлёп Йожеф Шакович
Шпага Личное первенство	Карло Павези Италия	Джузеппе Дельфино Италия	Эдоардо Манджаротти Италия
Шпага Командное первенство	Италия Джузеппе Дельфино Франко Бертинетти Альберто Пеллегрино Джорджо Англезио Карло Павези Эдоардо Манджаротти	Венгрия Лайош Бальтазар Барнабаш Берженьи Йожеф Мароши Амбруш Надь Бела Реррих Йожеф Шакович	Франция Арман Муйяль Клод Нигон Даниэль Дагалье Ив Дрейфус Рене Керу
Сабля Личное первенство	Рудольф Карпати Венгрия	Ежи Павловский Польша	Лев Кузнецов СССР
Сабля Командное первенство	Венгрия Рудольф Карпати Аттила Керестеш Пал Ковач Йенё Хамори	Польша Мариан Кушевский Ежи Павловский Зигмунт Павлас Анджей Пионтковский Войцех Заблоцкий Рышард Зуб	СССР Яков Рыльский Давид Тышлер Лев Кузнецов Евгений Череповский Леонид Богданов

Женщины

Дисциплина	Золото	Серебро	Бронза
Рапира Личное первенство	Джиллиан Шин Великобритания	Ольга Сабо-Орбан Румыния	Рене Гариль Франция

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/summer/1956/FEN/ Итоги соревнований] на сайте sports-reference.com

Отрывок, характеризующий Фехтование на летних Олимпийских играх 1956

Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.