Фиаско (роман)

"Фиаско"
Fiasko
Жанр:	Роман
Автор:	Станислав Лем
Язык оригинала:	Польский
Дата написания:	1986
Дата первой публикации:	1987

«Фиаско» — философский роман польского писателя-фантаста Станислава Лема, опубликованный в 1986 году; последнее его крупное по форме произведение, подводящее итог всему его творчеству. Главная идея, положенная в основу романа — глубокий пессимизм по вопросу контакта различных цивилизаций, ибо их разделяет не расстояние, а культура и происхождение. После публикации «Фиаско» Лем объявил, что больше не будет заниматься беллетристикой: в дальнейшем он ограничился публицистикой или малой формой.

Сюжет

Действие романа происходит в двух временных пластах будущего. Действие первой главы книги происходит в XXI веке на Титане, где пилот Ангус Парвис ищет пропавшую группу людей, в число которых входит и пилот Пиркс — один из постоянных героев Лема. Для поисков Парвис пользуется гигантским человекоподобным экзоскелетом («большеходом») — Диглатором, снабжённым устройством для экстренного погружения человека в анабиоз, и после того, как терпит катастрофу в области криогейзеров («Бирнамский лес»), вынужден им воспользоваться (Лем называет этот процесс витрификацией, в некоторых изданиях, по всей видимости, с оглядкой на средство заморозки — жидкий азот — стоит термин нитрификация).

Основная сюжетная линия романа разворачивается приблизительно через столетие на борту звездолёта «Эвридика», который должен стартовать с орбиты Титана к звёздному скоплению Гарпии. Корабль должен быть разогнан пусковой установкой, расположенной на Титане, в ходе её монтажа роботы обнаруживают в толще аммиачно-метанового льда фрагменты нескольких сильно поврежденных Диглаторов с замороженными человеческими останками внутри. Тела взяты на борт с тем, чтобы оживить их, если представится такая возможность. В результате выясняется, что можно в буквальном смысле собрать из останков только одного из замороженных астронавтов, при этом неизвестно, кто это, Парвис или Пиркс: единственный сохранившийся при витрификации документ воскрешаемого представляет собой надорванный лист бумаги с проставленной на нём фамилией, где разобрать можно только заглавную букву П (в последующем тексте встречаются намёки на обоих пилотов). Воскрешённый утрачивает память о своей личности и берёт себе псевдоним Марк Темпе, став полноправным членом звёздной экспедиции.

После манёвров у чёрной дыры орбитальный модуль «Гермес» достигает системы Дзеты Гарпии (неизвестной астрономии XXI в., ибо скрыта туманностью Угольный мешок), где обнаружена пятая планета, несомненно, обладающая высокоразвитой технологической цивилизацией. На орбитах вокруг планеты обращается почти миллион искусственных спутников (несколько из них подняты на борт и ясно указывают на принципиально отличное от земного направление развития физики и технологии, а также инженерии).

На спутнике планеты обнаружены следы заброшенных масштабных инженерных работ (литосферные магнитопроводы в сети шахт, работающая сеть термоядерных микросолнц и др.). Астронавты называют планету Квинтой и начинают процедуру сигнального контакта, однако ответа не получают, попытка высадить на планету автоматический зонд приводит к его уничтожению. Астронавты постепенно приходят к выводу, что на планете не столь давно произошла крупная технологическая катастрофа или ряд катастроф. Квинтяне попытались выбросить на околопланетную орбиту часть океанских вод, чтобы освободить континентальные шельфы, но работа не завершилась, в результате чего ледяное кольцо плавится от трения о верхние слои атмосферы, заливая экваториальные зоны планеты непрерывными ливнями. Вырисовывается картина неблагополучной, расщеплённой в социальном и политическом планах цивилизации. Ныне государства на поверхности Квинты и её околокосмическом пространстве ведут некое подобие «холодной войны», в частности, заглушив все частоты радиодиапазона чистым белым шумом.

После попытки уничтожения квинтянами «Гермеса» астронавты приходят к необходимости принуждения квинтян к контакту. Однако, квинтяне, узнав о предстоящем разрушении их луны, которое, по замыслу землян, должно было пройти без крупных катаклизмов, сбивают часть ракет, намеренно обрушив обломки спутника Квинты на свою планету, что приводит к катастрофе планетарного масштаба. Не получив никакой удовлетворительной для землян реакции, экипаж «Гермеса» устраивает грандиозное лазерное шоу на облаках, скрывающих поверхность планеты, показав «сказку», описывающую эволюционное развитие землян, после чего получает приглашение на посадку. Опасаясь ловушки, астронавты отправляют беспилотную копию «Гермеса», которую квинтяне разрушают при посадке. Экипаж подлинного «Гермеса» уничтожает ледяное кольцо, опоясывающее Квинту, вызвав ещё одну катастрофу.

Наконец, квинтяне соглашаются принять посла, которым вызывается быть Темпе. Квинтяне предупреждены, что в случае гибели посла «Гермес» уничтожит всю их цивилизацию (орбитальный лазер нарушит равновесие литосферных плит). Темпе дано указание выходить на связь с интервалом каждые сто минут после посадки. Приземлившись, пилот не обнаруживает никаких следов встречи. Заинтересовавшись странными структурами, окружающими посадочную площадку, Темпе идёт их исследовать, и забывает выйти на очередной сеанс связи. Перед самым концом он понимает, кем же на самом деле являются квинтяне, но тут с орбиты на весь район высадки обрушивается смертоносный лазерный удар.

Проблематика

«Фиаско» — последний роман Лема, посвящённый проблеме контакта (ряд включает романы «Эдем», «Солярис», «Непобедимый», «Глас Господа» и др.). Лем глубоко пессимистически относится к перспективе первого контакта ввиду того, что земляне не желают истинного контакта, а ищут во вселенной своих двойников. Их неприятие чужого и желание осуществить контакт любой ценой делают миссию в «Фиаско» обречённой ещё до её начала. Эту точку зрения высказывает один из героев романа — монах ордена доминиканцев Араго, посланник Ватикана в экспедиции.

Как и все произведения Лема, «Фиаско» изобилует множеством нетривиальных научно-фантастических идей. Важнейшие из них:

• Методы запуска межзвёздных экспедиций с использованием чёрных дыр, что позволит вернуться на Землю в пределах жизни одного поколения людей, то есть с тем же экипажем.
• Проект быстрой глубокой заморозки человеческого организма при попадании в экстремальную ситуацию (витрификация), что позволит сохранить ткани головного мозга и вернуть замороженного к жизни.
• Теория «окон контакта», основанная на парадоксе Ферми. По мнению С. Лема, каждая технологическая цивилизация имеет относительно узкий период в своём развитии, когда её представители интересуются проблемами космоса и могут стать объектом контакта. Таким образом, следует запускать межзвёздную экспедицию не к развитой цивилизации, а лишь к «куколке», которая имеет вероятность развиться в технологическую цивилизацию.
• Планетная инженерия, в частности, выброс в околопланетное пространство некоторого объёма Мирового океана (до 10 %) с целью упрощения освоения материковых шельфов и увеличения площади обитаемой поверхности.
• Описанную в романе эскалацию «холодной войны» в космосе Лем пояснил в эссе «Сферомахия» 2001 года, написанном по поводу развития противоракетной обороны США.

«Хрустальный шар»

В состав романа вошли два фрагмента фантастической повести Лема «Хрустальный шар» 1954 года (в главы «Совет» и «Найдёныш»), имеющие параллели с описанной проблематикой контакта с Квинтой (и вообще с другим разумом) и поведением землян.

Русские издания

На русском языке выходит в переводе В. Кулагиной-Ярцевой и И. Левшина

• Лем С. Фиаско // Мир на Земле. Фиаско. — М.: Прогресс, 1991. — С. 213-517. — (Политический роман).
• Лем С. Фиаско // Собрание сочинений в 10 т. Т. 12: Дополнительный. — М.: «Текст», 1995. — 464 с.
• Лем С. Фиаско. — М.: Эксмо-пресс, Текст, 1997. — 448 с.
• Лем С. Фиаско // Рассказы о пилоте Пирксе; Фиаско. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. — С. 397-716.
• Лем С. Фиаско // Солярис; Непобедимый; Рассказы о пилоте Пирксе; Фиаско; Рассказы из цикла «Кибериада»; Из воспоминаний Ийона Тихого. — М.: НФ Пушкинская библиотека; ООО «Издательство АСТ», 2003. — С. 449-738.

Последнее издание дважды перепечатывалось в разных сериях в 2007 г.

Ссылки

• [lib.aldebaran.ru/author/lem_stanislav/lem_stanislav_fiasko/ Текст романа в русском переводе в библиотеке «Альдебаран» и читательские рецензии]
• [www.fantlab.ru/work3304 Фиаско (роман)] на сайте «Лаборатория Фантастики»
• [english.lem.pl/works/novels/fiasco Fiasco. Stanislaw Lem - The Official Site] (англ.). Проверено 10 января 2010. [www.webcitation.org/67m7xw8pY Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Фиаско (роман)

Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.