Фиат-Омский

Бронеавтомобиль «Фиат-Омский» (однобашенная модификация) в составе Белой армии, о чём говорит знак на левом борту. Владивосток, 1919 год
Фиат-Омский
Классификация	пулемётный бронеавтомобиль
Боевая масса, т	?
Экипаж, чел.	3-4
История
Производитель	мастерские в Омске и/или Владивостоке
Годы производства	1918—1919, либо 1919—1920, либо 1918—1920
Годы эксплуатации	1919—после 1921
Количество выпущенных, шт.	около 15
Основные операторы
Бронирование
Тип брони	стальная катаная
Лоб корпуса, мм/град.	6
Борт корпуса, мм/град.	6
Корма корпуса, мм/град.	6
Крыша корпуса, мм	4
Лоб башни, мм/град.	6
Борт башни, мм/град.	6
Корма рубки, мм/град.	6
Крыша башни, мм	4
Вооружение
Пулемёты	1-2 × 7,62-мм «Максим» обр. 1910 года
Подвижность
Тип двигателя	Fiat, бензиновый, 4-цилиндровый, рядный, карбюраторный, жидкостного охлаждения
Мощность двигателя, л. с.	50 (по другим данным, 72)
Колёсная формула	4 × 2
Тип подвески	зависимая, на листовых рессорах

«Фиат-Омский» — лёгкий пулемётный бронеавтомобиль Белой армии в Гражданской войне в России 1917—1923 годов. Разработан на базе шасси автомобиля итальянской фирмы Fiat. Было построено около 15 экземпляров данного бронеавтомобиля, применявшегося частями Сибирской армии в боях на Восточном фронте Гражданской войны. После поражения Белого движения на востоке несколько бронеавтомобилей какое-то время использовались вооружёнными силами Дальневосточной республики.

История создания и производства

Вскоре после Октябрьской революции 1917 года Российская республика как единое государство перестала существовать, и на её территории стремительно возникло большое количество государственных образований. Многие из них были весьма эфемерны, но некоторые практически являлись полноценными, мощными государствами. В неспокойной обстановке Гражданской войны эти новые государства, пытаясь обеспечить своё выживание, формировали армии и старались оснастить их по возможности новейшим оружием. Часть этих государств могла, в принципе, рассчитывать на помощь Антанты, однако так можно было получить главным образом лёгкое оружие. Кроме того, доступ к этой помощи сильно осложнялся вопросами логистики.

Желанным оружием для большинства этих армий были бронеавтомобили. В годы Первой мировой войны Российская Императорская армия с успехом применяла броневики самых разных типов, но в неразберихе конца 1917 года бо́льшая их часть осталась в руках большевиков и сочувствующих им местных правительств. Чтобы хоть как-то компенсировать недостаток бронеавтомобилей, наиболее мощные Белые армии в ходе Гражданской войны активно использовали различные импровизированные бронемашины, собранные силами полевых мастерских или машиностроительных заводов в подконтрольных им городах из того, что было «под рукой». В результате в воюющих армиях начали появляться самые разнообразные бронеавтомобили, внешний вид которых мог быть как достаточно каноническим, так и откровенно несуразным. Как правило, такие «кустарные» броневики не были полноценными бронеавтомобилями, несли лишь частичную защиту, выпускались в количестве 2—3 экземпляров и впоследствии «кочевали» по различным армейским соединениям.

Самыми массовыми и наиболее полноценными из бронеавтомобилей этого типа были, пожалуй, так называемые «Омские „Фиаты“». Осенью 1918 года генштаб армии Александра Колчака, недавно прибывшего из США и имевшего налаженные связи с союзниками, получил из Соединённых Штатов полтора десятка шасси итальянской фирмы «Фиат», выпущенных её американским отделением. Вероятнее всего, эти шасси представляли собой так называемый «Фиат тип 55» и были однотипны тем, которые двумя годами ранее уже поставлялись фирмой «Фиат» в Россию и на базе которых строились бронеавтомобили «Фиат» Ижорского завода. На основе этих шасси в мастерских города Омска в 1918—1919 годах было собрано около 15 бронеавтомобилей, несколько различавшихся по внешнему виду и техническим характеристикам. К сожалению, имена конструкторов, которые разрабатывали схему их бронирования, остаются на данный момент неизвестными.

Согласно другим сведениям, «Фиаты» Сибирской армии были построены позднее, в 1919—1920 годах, и не в Омске, а во Владивостоке, через который из США поставлялись шасси. Возможно также, что верны обе версии и часть бронеавтомобилей была собрана зимой 1918—1919 годов в Омске, а часть — в 1919—1920 годах во Владивостоке.

Описание конструкции

Судя по сохранившимся фотографиям, схема бронирования «Фиатов-Омских» условно имела два варианта, несколько различавшихся между собой. Первый из них характеризовался «коротким» бронекорпусом с цилиндрически изогнутым лобовым листом и размещением вооружения в единственной башне. Размеры бронемашины были минимальны, что позволяет предположить численность экипажа в два-три человека.

Второй вариант имел некоторые сходства с бронеавтомобилями «Остин» и «Фиат-Ижорский». Он был несколько длиннее варианта с «коротким» корпусом, и лобовые детали бронирования устанавливались под большими углами наклона. Вооружение бронемашины размещалось в броневой рубке, имевшей два спонсона, которые располагались слева и справа по поперечной оси бронеавтомобиля. Конструкция обеспечивала круговой обстрел. Экипаж состоял, вероятно, из четырёх человек.

Вооружение броневиков являлось достаточно стандартным для своего времени и состояло из одного-двух 7,62-мм пулемётов «Максим» образца 1910 года с водяным охлаждением ствола, устанавливаемых в башнях.

На бронеавтомобиле устанавливался фирменный карбюраторный двигатель воздушного охлаждения мощностью 72 л.с. Запуск двигателя производился с места водителя при помощи электростартёра либо заводной рукояткой снаружи корпуса. Мощность двигателя позволяла автомобилю развивать скорость до 65—70 км/ч на шоссейной дороге и до 40 км/ч — на рокадах. Скорость движения на реверсе составляла порядка 15—18 км/ч.

Ходовая часть — заднеприводная (колёсная формула 4 × 2), с зависимой подвеской на полуэллиптических стальных рессорах.

В заднеприводной ходовой части применялись деревянные спицованные колёса артиллерийского типа, односкатные на переднем мосту и двускатные — на заднем. Все колёса имели шины типа «гусматик»; их внутренний объём заполнялся глицерино-желатиновой смесью, обеспечивавшей повышенную пулестойкость и пробег до 3000—5000 км. Для повышения проходимости на задние колёса могли надеваться цепи (см. фото слева).

Операторы

• Белое движение Белое движение
• Дальневосточная республика Дальневосточная республика — 2 машины
• Япония Япония — 1 машина

Служба и боевое применение

О боевом применении «Фиатов-Омских» точных данных не сохранилось. Скорее всего, около 15 построенных бронемашин в течение 1919—1920 годов использовались различными белогвардейскими формированиями против продвигающихся на Восток частей Рабоче-крестьянской Красной армии. Возможно, что в числе трёх автомобилей, приданных Уфимской группе генерала Михаила Ханжина в период боевых действий на Волге летом 1919 года, были «Омские „Фиаты“». Также вероятно, что «Фиаты-Омские» имелись в подчинении генерала С. Н. Розанова и использовались при подавлении большевистского восстания во Владивостоке в ноябре 1919 года. Некоторые бронемашины в ходе боёв были, возможно, потеряны либо захвачены «красными».

Дальнейшая судьба «Фиатов-Омских» известна лишь эпизодически. В конце 1920 года по меньшей мере две машины «длинной» модификации попали во Владивосток (или находились там всё время, если были собраны в этом городе) и были приняты на вооружение армией Дальневосточной республики. Однако после полного установления советской власти на Дальнем Востоке эти машины ни по каким документам не проходили. Видимо, оказавшиеся в руках Красной армии «Фиаты-Омские» постепенно отправились на слом в 1921 или 1922 году.

По сохранившимся фотографиям достоверно известно, что один «Фиат-Омский» каким-то образом попал в руки японцев, однако другие данные о судьбе этой машины отсутствуют.

Оценка машины

В целом броневик был достаточно удачен, особенно если учесть условия его появления. Технологически удачное шасси «Фиат тип 55» обеспечило бронеавтомобилю весьма неплохие динамические характеристики, а вооружение и бронирование в целом соответствовали большинству русских броневиков того времени. Другое дело, что в силу «кустарности» производства качество сборки страдало, да и омские броневые листы были не самого высокого качества. Так или иначе, «Фиатов-Омских» было слишком мало, чтобы оказать существенное влияние на ход боевых действий. Однако их можно считать единственными полноценными серийными бронеавтомобилями, самостоятельно созданными Белым движением.

Литература

• Барятинский М. Б., Коломиец М. В. Бронеавтомобили русской армии 1906—1917 гг. — М.: Техника-молодёжи, 2000. — 108 с. — 2000 экз. — ISBN 5-88879-029-X.
• Коломиец М. В. Броня русской армии. Бронеавтомобили и бронепоезда в Первой мировой войне. — М.: Яуза, 2008. — 448 с. — (От двуглавого орла к красному знамени). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-27455-0.
• Холявский Г. Л. Энциклопедия бронетанкового вооружения и техники. Колесные и полугусеничные бронеавтомобили и бронетранспортёры. — Мн.: Харвест, 2004. — 656 c.: ил. — (Библиотека военной истории). — 5100 экз. — ISBN 985-13-1765-9.
• David Bullock, Alexander Deryabin. Illustrated by Andrei Aksenov & Peter Sarson. Armored Units of the Russian Civil War. White and Allied. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 2003. — 48 с. — (New Vanguard). — ISBN 978-1-841-76544-9.
• С. Ромадин. Бронеавтомобили в гражданской войне в России. — М. — (Альманах «Бронетанковое вооружение», №4\1995).

Ссылки

• [www.aviarmor.net/TWW2/armored_cars/ussr/ac_fiat_omski.htm Бронеавтомобиль «Фиат-Омский»] на сайте www.aviarmor.net.

Отрывок, характеризующий Фиат-Омский

– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.