Фиденца
| Город
Фиденца
Fidenza
|
Фиденца (итал. Fidenza) — город-герой в Италии, располагается в регионе Эмилия-Романья, подчиняется административному центру Парма. Ранее имел название Фиденция, после распада романской империи получил название Borgo-San-Donnino[1] (Поселок святого Домнина) (923 г). С 1092 г. до 1102 г. город являлся столицей Италии по решению Конрада (сына императора Генриха IV). Примерно с 1860 Джузеппе Верди являлся депутатом города. С 1927 г. по приказу Муссолини город получает название Фиденца.
Население составляет 26 468 человек (на 2012 г.), плотность населения составляет 278,17 чел./км². Занимает площадь 95 км². Почтовый индекс — 43036. Телефонный код — 0524.
Покровителем населённого пункта считается святой Домнин из Фиденцы. Праздник ежегодно празднуется 8 и 9 октября.
Содержание
География
Город расположен в долине реки, с юга граничит с холмами, примерно в 23 км к западу от Пармы и в 30 км к югу от реки По. К западу от города протекает Стироне, приток реки Таро. В своё время река текла в центре города, где находится Кафедральный собор Фиденцы. С востока омывается небольшой речушкой Ровакья.
Этимология топонима
Название города происходит от латинского Фиденция (Fidentia), имя связано со словом Фидес — «доверие», fidere — «доверять». В средние века город был переименован в Borgo San Donnino — «поселок святого Домнина», в честь покровителя святого Домнина, который, согласно легенде, был обезглавлен там, примерно в 296 году. В 1927 году городу было восстановлено его первоначальное название.
Герб
Первый герб города (примерно 1102 год) был в виде красного щита с серебряным крестом Св. Иоанна Крестителя. В 1221 году по решению Фридриха II в был добавлен императорский орел на золотом поле в левой половине щита. И наконец, в 1601 году, Фарнезе объявляют Фиденцу городом и над щитом появляется императорская корона.
История
Фиденца родилась как римский лагерь в местах, где галлы Анани основали поселение, которое называлось Vicumvia (Викумвия), вдоль улицы Via Emilia (ул. Эмилия) с именем Fidentia (Фиденция). Благодаря своему расположению, город стал важным торговым центром в течение всего периода господства Римской империи. В 41 г. до н. э. Юлий Цезарь объявил город как римское гражданство, дал название — Фиденция Юлия и организовал ратушу.
С падением Западной Римской империи начался тяжелый период для города, название было изменено на Fidentiola (Фидентиола). Неоднократно вторглись варвары, в V веке город был разрушен во время сражения с Константином I. После этого началась реконструкция и город получил название Borgo San Donnino (поселок святого Домнино) примерно в 923 году и назывался так на протяжении более тысячи лет, вплоть до 1927 года. Город был почти всегда главным предметом споров между Пармой и Пьяченцой, даже если Парма практически всегда имела контроль над ним. В действительности, Фиденца считалась развивающимся центром (благодаря своему стратегическому расположению на ул. Эмилия и ул. Франчиджена) и «беспокойства» имелись с той и с другой стороны.
Карл Великий был сильно предан святому Домнино и поэтому являлся одним из величайших благодетелей церковей в городе. Подарив церкви свою виллу в Fornio и золотое яблоко со своего посоха. И в эти времена правления Карла Великого было найдено тело святого.
Между 1000 и 1100 Borgo San Donnino стал столицей Италии: Конрад II, сын императора Генриха IV, восстал против своего отца в союзе с Папой Григорием VII и Матильдой Тосканской, объявив Borgo San Donnino в качестве своей столицы с 1092 г. по 1102 г. С 1102 г. Borgo San Donnino получил статус муниципалитета и в 1162 году Фридрих I Барбаросса назначил вести контроль над городом феодалам Паллавичино. В 1199 году город был вновь завоеван Пармой и в 1221 году освобожден Фридрихом II, внуком Фридриха I Барбаросса.
В 1268 Borgo San Donnino был снова разрушен пармиджанами, поэтому были прекращены работы в строительстве фасада собора и больше не возобновлялись. Город был восстановлен только в 1300 году и была построена башня Сальватерра (сохранение земли), чтобы защитить город от нападений со стороны Пармы. Впоследствии город принадлежал семейству Висконти, в течение столетия (1336—1447).
После смерти Филиппо Мария Висконти, в 1447 году, город оставался свободным на один год, и потом вела конроль над ним семья Сфорца, вплоть до 1499 года. До второй половины века Borgo San Donnino являлся столицей государства Паллавичино, и в 1556 году стал принадлежать Пармскому герцогству. В этом году входит во владение Фарнезе, в 1601 году церковь Св. Donnino стала епархией и Фиденца получает статус города.
Во время господства Фарнезе, Фиденца перенесла чуму 1630 года, которая быстро распространилась в городе из-за большого количества паломников, которые прибывали ежедневно по улице Франчиджена. Но были также построены многие здания, такие как: церковь Св. Петра в 1602 году, Епископский дворец рядом с собором в 1690 году, который был разрушен во время бомбардировок 1944 года, иезуитский Колледж с церковью (1697—1711) и Колледж сестер Орсолини (1710).
В 1731 году, после смерти Антонио, династия Фарнезе вымерла и Фиденца перешла под контроль Бурбонов, до смерти герцога Фердинанда в 1802 году. В том же году город перешел во владения французов, которые стремились восстановить город, открывались школы искусств и ремесел. Следуя повелениям Марии-Луизы Австрийской, жены Наполеона, было организовано строительство нового моста через речку Стироне. Путём голосования городского совета в 1859 году Фиденца была присоединена к савойскому королевству. Первым мэром был Джеймс Ронкей и депутатом — Джузеппе Верди.
Многие молодые добровольцы отправлялись сражаться в первой мировой войне. Те, кто вернулся, ощущали крупную социальную напряженность того времени. В Borgo-San-Donnino зарождается первая коммунистическая партия провинции Пармы, а в следующем году, после убийства фашиста Витторио Бергамаши, первая национальная фашистская партия.
С появлением фашизма, город пережил огромное развитие, началось строительство новых школ, железнодорожной линии Фиденца — Сальсомаджоре, водопровод, бассейн с олимпийскими трамплинами. Кроме того, в 1927 году, согласно королевскому указу, город вновь стал называться Фиденца. В это время произошло экономическое восстановление города.
После бомбардировок 1944 года, 2 — 13 мая, город был почти полностью разрушен. Весной 1945 года нацисты устроили массовое убийство жителей города. Только 26 апреля 1945 года город был освобожден союзниками и в 1960 году был награждён бронзовой медалью за храбрость.
Чудеса
Легенда рассказывает о разных чудесах, которые произошли в Фиденце. Первое произошло примерно в 296, когда камергер Домнино, доверенное лицо императора Максимиана, подвергся гневу императора так как принял обращение в христианскую веру. Преследуемый римскими солдатами, был схвачен при въезде в город и обезглавлен на мосту через реку Стироне. Согласно легенде, Домнино поднял голову и сделал несколько шагов, прежде чем упасть в том месте, где сегодня стоит собор. Христиане похоронили тело и начали поклоняться преданности этого мученика за веру.
Второе чудо произошло в средние века, когда мост, упомянутый ранее, рухнул, но паломники, пересекавшие его, остались целыми и невредимыми. Это чудо изображено в барельефах собора.
Ещё одно чудо, имеющее отношение к святому Домнину, произошло во время бомбардировок 1944 года: епископский дворец, имеющий общую стену с собором, был полностью разрушен, но собор остался практически нетронутым. Кроме того, в течение того же взрыва была разрушена церковь в квартале Ориола, уцелела лишь тонкая колонна с фреской Девы Марии, которая хранится в данный момент в стене одного из домов, слева от Кафедрального собора.[it.paperblog.com/la-madonna-del-pilastro-di-borgo-san-donnino-fidenza-230131/ La Madonna del Pilastro di Borgo san Donnino (Fidenza)]
Памятники
Религиозные здания
Кафедральный собор
Собор, безусловно, является самым ценным зданием в Фиденце. Он был построен в двенадцатом и тринадцатом веках вдоль улицы Франчиджена, в романском стиле, в честь святого Домнина. Построен на том месте, где, по преданию, упал святой. Наибольшую ценность представляют части фасада, где можно полюбоваться скульптурами и барельефами, над которыми трудился Бенедетто Антелами. Самые знаменитые Давид и Иезекииля, расположенные слева и справа от главного входа. Барельефы рассказывают о истории святого Домнина, римского солдата, служившего императору Максимиану. Главный вход обрамлен декоративной аркой и охраняется двумя львами. Фасад является незавершенным, сверху можно увидеть лишь заготовку для декораций. Внутри расположены три нефа и два верхних боковых в центральном нефе, где располагались женщины. Правый неф представляет собой часовню 1400 годов, содержащую купель; в крипте под главным алтарем, хранятся склеп и мочи святого мученика. В своё время весь интерьер был украшен, но на данный момент сохранилась фреска лишь с изображением лица прелата, находящаяся в зоне апсиды, сейчас хранится в музее собора. Остальные фрески были потеряны, когда очищали стены в 600 году, чтобы предотвратить распространение чумы. Собор имеет три колокольни: две по обе стороны фасада и одна со стороны апсиды.
Церковь святого Петра
Проектирование церкви св. Петра было начато в 1602 году архитектором из Фиденцы Мауро Баккини, но завершено лишь в 1613 году. В 1688 году к церкви был пристроен монастырь по проекту того же Банкини где жили монахи-отшельники августинского ордена и в 1805 году был закрыт Наполеоном. Внутри сохранилась мебель в стиле барокко, украшенные стены и декорированные апсиды. Церковь расположена на площади Джоберти, недалеко от Кафедрального собора.
Святилище Великой Матери Божьей, церковь святого Михаила
Впечатляющий комплекс святилища Великой Матери Божией, монастыря иезуитов, церкви св. Михаила и монастыря сестер Орсолини служил входом для людей, приезжающих из Пармы. Церковь святого Михаила была построена в первой половине 500. Считается, что изображение на греческом кресте было сделано в стиле Браманте. В настоящее время церковь не выполняет своей функции, так как не является больше святым местом, но внутри сохранены фрески и каждый год, на Рождество, открывается выставка библейских сцен; тут располагается культурный центр святого Михаила. Все остальные здания в этом районе были построены после сноса башни, которая находилась возле ворот святого Михаила в восточной части города. Святилище Великой Матери Божьей было спроектировано святым отцом Брамиери и строительство длилось около 15 лет (1707—1722). С приходом Наполеона церковь была закрыта для богослужений и только в 1850 году её открыли вновь. Здание состоит из одного нефа, украшенного в стиле барокко, снаружи имеет большой купол и самую высокую колокольню в городе.
Ораторий церкви святого Георгия
В 1900 году ораторий был закрыт для священослужений, сейчас в здании проходят различные выставки. С тыльной стороны колокольной башни была замечательная фреска Георгия Победоносца верхом на лошади, которая сейчас хранится в музее кафедрального собора.
Церковь Святой Марии Аннунциата
Церковь святой Марии находится в центре города, на улице Грамши. Здание достигло своей нынешней формы после трех основных реконструкций: первая, в конце XIV века, когда расширяли церковь, развернули её на 90 градусов. С левой стороны здания можно увидеть следы предыдущего фасада, примерно 1200 года. С 1600 года церковь начинала приобретать свой нынешний облик, и, наконец, в 1970 году работы по удлинению церкви были завершены. Купол изнутри украшен фресками художника Антонио Формаяроли (XVII век).
Монастырь капуцинов
В южной окраине города находится монастырь капуцинов, построенный в 1878 году. Внутри находятся гробницы герцогини Енричетты д’Есте, супруги Антонио Фарнезе, и Леопольда Гессен-Дармштадтского, фельдмаршала священной Римской Империи, сына принца Филиппа Гессен-Дармштадтского.
Города-побратимы
Напишите отзыв о статье "Фиденца"
Примечания
- ↑ Борго-Сан-Доннино // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.comune.fidenza.pr.it Официальный сайт населённого пункта (итал.)]
- [www.fidenzamia.it Сайт о Фиденце на русском языке (рус.)]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Фиденца
Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
