Фиески

См. также: Фиески (значения)

Фиески (Fieschi) — одно из четырёх аристократических семейств, которые вместе с вассальными им родами (альберго) правили Генуэзской республикой. В хитросплетениях итальянской политики Фиески традиционно держали гвельфскую сторону. Во внешних отношениях они отстаивали союз Генуи с Анжуйской династией, а позднее и с французскими королями. Из этого рода происходили св. Екатерина Генуэзская, 72 кардинала и два папы римских — Иннокентий IV (один из величайших понтификов) и Адриан V.

Первым фамилию Фиески носил Уго, сын графа Лаванья. Избрание его сына папой под именем Иннокентия IV привело к усилению позиций семейства Фиески в Лигурии. В 1257 г. народное восстание заставило их покинуть Геную, но пять лет спустя они в союзе с Гримальди восстановили свою власть в городе. Во внешней политике Фиески и Гримальди опирались на силы Карла Анжуйского. В 1270 году соперничавшие с ними семейства Дориа и Спинола добились нового изгнания Фиески из республики.

В начале XIV века Фиески пытались поссорить представителей Дория и Спинола, и эта тактика позволила им вернуть себе власть в 1317 году. Последующие два десятилетия ознаменовались беспрестанными раздорами между четырьмя главными семействами Генуи. В 1331 году Генуей овладел Роберт Неаполитанский, затем была введена должность дожа. В этот период Фиески были удалены от управления, исполняя преимущественно дипломатические и генеральские должности.

В начале XV века Фиески вновь находились на пике могущества, на этот раз благодаря дипломатическому альянсу с графами Савойскими и королями Франции. Когда в 1422 году Геную взял миланский правитель Филиппо Мария Висконти, Фиески возглавили борьбу с оккупантами. После освобождения города от миланцев в 1436 году Фиески проводили гибкую политику в отношении преемников Висконти на миланском престоле — рода Сфорца.

Последним великим представителем рода был Джан Луиджи Фиески, возглавивший неудачный заговор против Андреа Дориа, представлявшего противоположную, прогабсбургскую партию. Этому событию посвящена трагедия Шиллера «Заговор Фиески» (1780).

Источник

• [www.britannica.com/EBchecked/topic/206411/Fieschi-family/206411rellinks/Related-Links Фиески] в Британской энциклопедии

Ссылки

• Фиески, итальянский род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Фиески

Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.