Филадельфийская кампания

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Филадельфийская кампания
Основной конфликт: Война за независимость США

Гессенская карта наземной кампании
Дата

март 1777 − май 1778

Место

Пенсильвания и Нью-Джерси

Итог

Ничья: британцы оккупировали, затем оставили Филадельфию

Противники
Великобритания Великобритания
Гессен-Кассель
США
Командующие
Уильям Хау,
Генри Клинтон,
Эндрю Хэмонд
Джордж Вашингтон,
Чарльз Ли
Силы сторон
св. 16 000 человек,
267 кораблей и судов[1]
св. 20 000 человек[2]
13−15 малых кораблей и галер
Потери
неизвестно неизвестно
 
Филадельфийская кампания
Баунд–брук – Шорт–хиллз – Стэтен–Айленд – Куч–бридж – Брендивайн – Гошен – Паоли – Джермантаун – Ред Бэнк – Форт Миффлин – Глостер – Уайт Марш – Мэтсон–Форд – Вэлли-Фордж – Квинтонс–бридж – Комиссия Карлайла – Баррен–хилл – Монмут

Филадельфийская кампания — комбинированная кампания британской армии и флота в ходе Американской войны за независимость, продолжавшаяся с весны 1777 по весну 1778 года. Её фокусом был город Филадельфия. В 1777 году британцы заняли его, а в 1778, после полного изменения хода войны, эвакуировали.





Предыстория

Внезапная кампания Вашингтона в зиму 1776−1777 годов и победы под Принстоном и Трентоном заставили британцев покинуть значительную часть оккупированной территории Нью-Джерси. Поэтому в 1777 году генерал Хау решил возобновить усилия с целью уничтожить Континентальную армию и подавить сопротивление колоний, путём наступления на Филадельфию, место пребывания Континентального Конгресса, город, по европейским представлениям наиболее близкий к неофициальной столице 13 колоний.

Но в это же время Лондон одобрил план Бургойна наступать с севера вниз по течению Гудзона, с целью рассечь колонии надвое. Соответственно от генерала Хау ожидалось содействие навстречу армии Бургойна. Таким образом, в большую стратегию в Америке был внесен фатальный разброд. На деле у Хау не было ни сил, ни времени преследовать обе цели.

Подготовка и планы

Как и в предыдущие годы, после задержек, неотделимых от администрации XVIII века, подкрепления из Англии прибыли в Нью-Йорк только в середине июня. Многие ожидали наступления по суше, но генерал Хау снова решил эксплуатировать господство Королевского флота на море. Он имел в виду высадку непосредственно или вблизи Филадельфии и немедленный штурм.

Ход кампании

23 июня 1777 года армада из 267 вымпелов покинула Нью-Йорк и, с точки зрения американской разведки, на месяц исчезла. Вашингтон рассматривал несколько возможных целей экспедиции и не мог выбрать, какую из них оборонять. Вашингтон писал:

…[противник] держит наши умы в состоянии непрестанного гадания. Если бы только мы могли отгадать их цель. Их поведение настолько таинственно, что его невозможно уразуметь так, чтобы составить определенное заключение.

Он несколько раз отдавал приказы армии идти маршем то в Пенсильванию, то обратно в Нью-Йорк, то приказывал отряду генерала Салливана содиниться с ним и защищать Филадельфию, то вернуться в Нью-Джерси в долину Гудзона. Один офицер 3-го виргинского полка заметил: «Мы сделали полный тур по Джерси.»[3]

В августе Вашингтон узнал, что флот находится в Чесапике.

Оккупация Филадельфии

Вначале Хау намеревался подняться с кораблями по реке Делавэр, но блокадная эскадра доложила, что река слишком густо уставлена препятствиями, и он сместил направление западнее, на Чесапик. После кошмарного перехода в жаркую погоду, при штилях и встречных ветрах, во время которого пали все лошади и значительную часть армии поразили болезни, была выполнена ещё одна образцовая высадка в вершине Чесапика, в устье Элк-ривер. Но долгий переход полностью уничтожил задуманный элемент внезапности.

Тем не менее Хау сумел 10 сентября одержать победу при Брендивайн и далее переиграть Вашингтона маневром. 25 сентября он вошел в Филадельфию. Среди британских трофеев оказался и 24-пушечный континентальный фрегат Delaware.

Очистка реки Делавэр

После этого Континентальная армия перешла к тактике набегов и отходов. Так, 4 октября Вашингтон, памятуя Трентон, снова пытался застать гессенцев врасплох. Но Джермантаун обернулся для него далеко не так удачно.

На флот легла задача открыть путь вверх по Делавэр, с тем чтобы резко сократить коммуникации армии и дать флоту адмирала Хау безопасную стоянку.

Задача была поручена опытному коммодору Хэмонду (англ. Andrew Snape Hamond), который весь предыдущий год командовал блокадной эскадрой. Он приступил к делу в начале октября, начав с расчистки фарватера сквозь заграждения, выставленные между островом Биллинг и левым берегом (Нью-Джерси). Береговые батареи, канонерские лодки и гребные галеры пенсильванского флота оказали сопротивление, но подавляющее превосходство Королевского флота скоро сказалось.

Однако и он не обошелся без неудач. 22 октября 64-пушечный корабль HMS Augusta и шлюп HMS Merlin поддерживая неудачную атаку гессенцев против форта Ред Бэнк, сели на песчаные мели, не обозначенные на карте. HMS Vigilant и бомбардирский корабль Fury были слишком далеко, по другую сторону острова. Остальные корабли, в том числе флагманский HMS Eagle, HMS Roebuck и самый старый HMS Somerset, фрегаты HMS Pearl и HMS Liverpool, держались ниже по течению и приблизиться для поддержки не рискнули.

Несмотря на лихорадочные усилия сняться, утром 23 октября Augusta все ещё плотно сидела на мели, и привлекла к себе сосредоточенный огонь всех американских судов и батарей. Она загорелась с кормы, и в конце концов взорвалась, причем взрыв «почувствовали в Филадельфии как землетрясение».[1] Причину взрыва так и не установили, но самой популярной была теория возгорания коечных сеток от собственных тлеющих пыжей. Merlin был также покинут и сожжен командой.

Понадобился месяц упорных, в основном ничейных боев. Британцы взяли форт Миффлин и в конце октября форт Мерсер. Были разобраны «частоколы» в реке, на которые возлагали вину за подвижку песчаных мелей, погубивших Augusta и Merlin. И только после этого первый грузовой транспорт достиг Филадельфии. Большинство оборонявшихся американских судов были уничтожены.

Взамен главная британская армия была на два месяца обездвижена, и кампания 1777 года на этом фактически закончилась. 5-8 декабря Вашингтон успешно отбил серию разведок боем Хау при Уайт Марш. Британцы расположились на зиму в относительном комфорте города, в то время как Вашингтон встал лагерем в суровой долине Вэлли-Фордж.

Весенние операции 1778 года

За время зимовки в Вэлли-Фордж Континентальная армия потеряла до четверти своего состава (2500 человек) от болезней и обморожений. Тем не менее, к весне она сохранила дисциплину и все ещё была боеспособна.

Тем временем победа при Саратоге убедила французское правительство вступить в войну. Таким образом, в 1778 году обстановка коренным образом изменилась. Генерал Хау подал в отставку и вернулся в Англию, его сменил генерал Клинтон.

Назначенная вместо братьев Хау комиссия лорда Карлайла не добилась на переговорах ничего. Предложенная сделка: признание независимости колоний в обмен на согласие подчиняться внешнеторговым законам Англии, была отвергнута осмелевшим Конгрессом.[4] Знаменитое «Дайте мне свободу или дайте смерть» таким образом оказалось всего лишь лозунгом: политическая свобода без экономической стоит немного.

Новость о возможном появлении в Америке французов заставила Клинтона эвакуировать Филадельфию. Посланный для разведки Лафайет едва избежал британской засады при Баррен-хилл. На этот раз Клинтон избрал марш по суше. В ходе его Вашингтон следовал по пятам и 28 июня атаковал хвост британской колонны при Монмуте. Ещё один ничейный исход был ему в конечном счете выгоднее, чем британцам. У тех появились заботы совсем другого порядка: армия и флот нужны были для защиты Нью-Йорка от французов.

Последствия

Филадельфийская кампания закончилась фактически вничью. Но это произошло благодаря событиям в другом месте: при Саратоге. Снова, как в 1775 и 1776 годах, Британия не смогла закончить войну в кампанию 1777 года. Снова налицо были все черты, отличавшие ведение этой войны Британией: неясное и путаное стратегическое руководство из Лондона, недооценка противника, подчинение морской мощи сухопутным соображениям, слабое взаимодействие армии и флота. Особенно ярко выступило ещё стремление вести колониальную войну европейскими методами. Так, убеждение что в Америке существует некий центр тяжести, вроде столицы, овладение которым даст решительную победу, привело к ошибке в выборе направлений кампании, и в результате Бургойн остался без поддержки.

На этот раз, однако, последствия были куда серьезнее. Французская интервенция полностью изменила характер войны. Теперь уже колонисты не просто растянули войну ещё на год, но дождались её поворота в свою пользу. У них появилась реальная надежда на независимость.

Напишите отзыв о статье "Филадельфийская кампания"

Примечания

  1. 1 2 Navies and the American Revolution / R. Gardiner, ed. — P. 72−74.
  2. Общая, включая армию и ополчение, см.: Martin,… p. 21, 76, etc.)
  3. 1 2 Martin,… p. 33−34.
  4. Navies and the American Revolution / R. Gardiner, ed. — P. 77.

Литература

  • Martin, David G. The Philadelphia campaign: June 1777-July 1778. Combined Books, 1993
  • Navies and the American Revolution, 1775−1783 / Robert Gardiner, ed. — Chatham Publishing, 1997. — ISBN 1-55750-623-X.

Отрывок, характеризующий Филадельфийская кампания

Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.