Филаиды

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Филаиды
Период

VII — IV века до н. э.

Родоначальник:

Филей

Родина

Саламин, Браврон

Подданство

Древние Афины

Гражданская деятельность

архонты Афин

Военная деятельность

стратеги Афин

Филаиды — афинский аристократический род, известный в VII — IV веках до н. э.





Происхождение

Наряду с Алкмеонидами, были одним из наиболее влиятельных эвпатридских родов[1]. Свою мифологическую генеалогию возводили к саламинскому царю Филею, внуку Аякса Теламонида из рода Эакидов[2].

В Аттике родовым гнездом Филаидов было местечко Браврон, в котором после реформ Клисфена располагался дем Филаиды. К VI веку до н. э. главная ветвь рода перебралась в пригород Афин (дем Лакиады)[3].

Сведения о происхождении Филаидов содержатся у Маркеллина, составившего жизнеописание историка Фукидида, состоявшего в родстве с Филаидами. Маркеллин опирался на сведения логографа V века до н. э. Ферекида, но текст сохранившегося отрывка «Жизни Фукидида» испорчен, и местами противоречит генеалогическим данным Геродота[2].

Согласно Ферекиду, Филей, сын Аякса, поселился в Афинах. От него родился Даикл, от Даикла Эпилик, от Эпилика Акестор, от Акестора Агенор, от Агенора Олий, от Олия Лик, от Лика Тофон, от Тофона Лай, от Лая Агаместор, от Агаместора Тисандр[2].

Родовое имя

Название Филаиды довольно условное и используется в научной литературе для удобства. В античных источниках оно фигурирует всего один раз, и то применительно к философу Эпикуру, который, якобы, принадлежал к этой семье (вероятно, к какой-то боковой ветви), и дошло в цитате у Диогена Лаэртского. В архаическое и классическое время термин genos по отношению к аристократическим родам использовался редко, Геродот так называет Алкмеонидов, но Филаидов именует «домом Мильтиада». Родовые имена наподобие римских nomina греки, как правило, не употребляли официально[4].

Предлагалось называть потомков Кимона Старшего «домом Мильтиада» или «Кимонидами», но это новшество приживается с трудом, так как многие специалисты не видят надобности в таких уточнениях[2].

Первые Филаиды

Сыном Тисандра Геродот называет Гиппоклида, неудачливого жениха Агаристы и архонта 566/565 до н. э., но первыми известными Филаидами ныне считаются Мильтиад, архонт 664/663 и 659/658 до н. э.[K 1] и Кипсел, архонт 597/596 до н. э.[5]

Филаиды состояли в родстве с династией коринфских тиранов Кипселидов[6]; как полагают, один из Филаидов, возможно, Агаместор, женился на родственнице тирана Кипсела, и сыновьями от этого брака были архонт Кипсел и Тисандр[2][7].

Расцвет рода

Со второй половины VI века до н. э. Филаиды дали афинскому государству нескольких ярких политиков. Первым был сын Кипсела Мильтиад Старший, тиран Херсонеса Фракийского. Его единоутробный брат Кимон Старший, олимпионик-триаст, стал продолжателем основной линии рода[2]. Его сыновья Стесагор и Мильтиад Младший наследовали тиранию дяди, а затем Мильтиад прославился как победитель персов при Марафоне.

Кроме них, к Филаидам предположительно относят известного деятеля периода афинских демократических войн Исагора, сына Тисандра, пытавшегося установить олигархию с помощью спартанских интервентов. Геродот пишет, что ему не удалось узнать родословие этого человека, что очень странно, так как деятель неизвестного происхождения не мог бы стать лидером аристократии и архонтом 508/507 до н. э. Предполагается, что афинскими информаторами Геродота были сами Филаиды, которым не хотелось афишировать своё родство с человеком, ставшим предателем родины[8].

Сын Мильтиада Младшего Кимон, лидер либеральной аристократии, был одним из руководителей афинской политики в 470-х — 450-х годах до н. э., и продолжал традиционную борьбу своей семьи с Алкмеонидами. Благодаря браку своей сестры Эльпиники с Каллием Богатым, он породнился с влиятельным родом Кериков. Сыновья Кимона Лакедемоний, Улий (Элей) и Фессал из-за противодействия Перикла не смогли сделать значительной политической карьеры, но до середины 440-х годов до н. э. могущество клана поддерживал зять Кимона Фукидид (сын Мелесия).

Закат Филаидов

Радикальные демократические реформы Перикла подорвали влияние аристократии вообще и рода Филаидов в частности. В конце V — IV веках до н. э. его представители не играли заметной роли в политике, хотя родство с этой семьей продолжало оставаться престижным. Последними известными Филаидами были историк Фукидид, философ Эпикур и Эвридика Афинская, жена киренского узурпатора Офелла.

Напишите отзыв о статье "Филаиды"

Комментарии

  1. Возможно, это два разных человека, так как должность архонта-эпонима разрешалось занимать только раз (Суриков (2005), с. 295)

Примечания

  1. Суриков, 2011, с. 31.
  2. 1 2 3 4 5 6 Владимирская, 2001.
  3. Суриков, 2005, с. 295.
  4. Суриков, 2011, с. 31—32.
  5. Суриков, 2005, с. 295—296.
  6. Геродот. VI, 128
  7. Суриков, 2005, с. 296.
  8. Суриков, 2011, с. 50—51.

Литература

  • Владимирская О. Ю. [centant.spbu.ru/aristeas/monogr/vladim_o/vlad_o03.htm Филаиды и тирания] / Алкмеониды и Филаиды афинские // Центр Антиковедения СПбГУ. — 2001.
  • Суриков И. Е. Античная Греция. Политики в контексте эпохи: архаика и ранняя классика. — М.: Наука, 2005. — ISBN 5-02-010347-0.
  • Суриков И. Е. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/bitstream/123456789/3483/1/Surikov%20I.E.%20Herodotus%20and%20the%20Philaids.pdf Геродот и Филаиды] // Аристей: Вестник классической филологии и античной истории. Т. 3. — М., 2011.

Отрывок, характеризующий Филаиды

– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.