Филанджери, Гаэтано

Гаэта́но Филандже́ри (Сан-Себастьяно-аль-Везувио, 1753 — Вико-Экуэнсе, 1788) — итальянский экономист и публицист, один из самых видных представителей того прогрессивного течения в итальянской литературе XVIII в., которое является отчасти отголоском французской просветительной философии, отчасти самостоятельным продуктом итальянской общественной мысли. Несмотря на своё знатное происхождение (потомком знаменитого семейства Норман происхождения), Ф. пренебрёг военной, а также дипломатической карьерой и занялся изучением юриспруденции, что тогда считалось недостойным дворянина. Живя в период, когда неаполитанским королевством правил министр Бернардо Тануччи один из представителей "просвещённого абсолютизма", Ф. с жаром защищал в печати все меры, какие принимал Тануччи с целью реформировать судоустройство, носившее всецело средневековый клерикально-феодальный характер. Всесильный Тануччи дал Ф. видный пост; за год до смерти он был назначен управляющими финансовым ведомством. Но государственная служба не помешала Ф. ревностно заниматься литературой. Главное его произведение — "Наука о законодательстве" ("La scienza della legislatione"), первые два тома которой появились в Неаполе в 1780 г., следующие два — в 1783 г., ещё три — в 1785 г., а последний был окончен в 1788 г. Весь трактат окончить Ф. не успел. Он посвящён, между прочим, судоустройству и уголовному законодательству, причём автор отчасти популяризирует, отчасти совершенно самостоятельно развивает дальше основные положения книги Беккарии о преступлениях и наказаниях, категорически требуя радикального изменения вотчинной юстиции и всех порядков, царивших тогда в судебном процессе не только Неаполитанского королевства, но и других стран Европы. Гораздо важнее другая тема соч. Ф.: он настаивает на вреде и несправедливости феодальных пережитков, тяготевших тогда над социальной жизнью, говорит об эксплуатации земледельческого труда дворянами, подчёркивает разницу между классами производительными и непроизводительными, порицает неравномерность обложения. Проповедь освобождения труда от всяких феодальных повинностей наполняет лучшие страницы трактата Ф. Он борется также против прав церкви на громадные земельные имущества и на труд населения, живущего на церковных землях. Громадная начитанность Ф., особенно глубокое знание феодального права, живое, полемическое изложение, общий реформаторский дух времени — все это сделало книгу Ф. очень популярной и в Неаполе, и за его пределами. На франц. язык её перевели почти тотчас же по выходе в свет в подлиннике, а в эпоху Директории она была переиздана (в 1799 г.). На итальянск. языке она выдержала еще до конца XVIII в. четыре издания. Семья Ф. всегда с ним была в натянутых отношениях из-за его наклонности к "недворянским" занятиям, а после выхода в свет первых томов его книги Ф. стал предметом ненависти не только своего сословия, но и духовенства. У него была ясно выраженная наклонность давать философскую постановку всем вопросам правовым и экономическим, которые его интересовали; быть может, эта черта и способствовала успеху его книги в обществе XVIII в. Переутомление и неспокойно сложившаяся жизнь свели Ф. в могилу, когда ему было всего 36 лет. В послереволюционную эпоху Ф. уже не читали, но ещё помнили; с середины XIX в. он почти совсем забыт читающей публикою, и даже далеко не во всякой истории политической экономии можно встретить его имя.

Его сын Карло был адъютантом Иоахима Мюрата, генерал-лейтенантом неаполитанской службы, председателем Совета министров и военным министром Королевства Обеих Сицилий.

Библиография

• Riflessioni politiche su l'ultima legge del sovrano, che riguarda la riforma dell'amministrazione della giustizia, Napoli 1774
• La scienza della legislazione, Napoli 1780-1785
• Reflexiones sobre la libertad del comercio de frutos, Madrid 1784
• Chiesa e convento di S. Lorenzo maggiore in Napoli : descrizione storica ed artistica, Napoli 1833
• L' arte del geometra agrimensore o sia trattato di geometria pratica' - note, Napoli 1841
• Il Museo artistico industriale in Napoli: relazione di Gaetano Filangieri, Napoli 1879
• Di alcuni dipinti a fresco in S. Pietro a Maiella scoverti per cura di Gaetano Filangieri principe di Satriano, Napoli 1881
• La testa del cavallo in bronzo già di casa Maddaloni in via Sedile di Nido, ora al Museo Nazionale di Napoli: ricerche di Gaetano Filangieri, Napoli 1882
• Chiesa e convento del Carmine Maggiore in Napoli: descrizione storica ed artistica per Gaetano Filangieri, Napoli 1885
• La famiglia, le case e le vicende di Lucrezia D'Alagno: documenti per Gaetano Filangieri, Napoli 1886
• Catalogo del Museo Civico Gaetano Filangieri principe di Satriano; a cura di B. Capasso, E. Cerillo; con note di G. Filangieri, Napoli 1888
• Chiesa e monastero di S. Gaudioso in Napoli per Gaetano Filangieri, Napoli 1888
• Descrizione storica ed artistica della chiesa e convento di S. Maria delle Grazie Maggiore a Caponapoli per Gaetano Filangieri, Napoli 1888
• Per la morte di Gaetano Del Pezzo marchese di Campodisola, Napoli 1889
• Proposte al real governo per la istituzione di addetti industriali e commerciali presso i consolati d'Italia all'estero per Gaetano Filangieri, Napoli 1889
• Indice degli artefici delle arti maggiori e minori la più parte ignoti o poco noti ai napoletani e siciliani si delle altre regioni d'Italia o stranieri che operarono tra noi con notizia delle loro opere e del tempo del loro esercizio da studii e nuovi documenti raccolti e pubblicati per cura di Gaetano Filangieri, Napoli
• Il mondo nuovo e le virtu civili: l'epistolario di Gaetano Filangieri 1772-1788, Napoli 1999
• Bernardo Cozzolino, San Sebastiano al Vesuvio: Un itinerario storico artistico e un ricordo di Gaetano Filangieri, Edizioni Poseidon, Napoli 2006;
• F.S. Salfi, Franco Crispini (ed.), "Introduzione" di Valentina Zaffino, Elogio di Filangieri, Cosenza, Pellegrini, 2012, ISBN 978-88-8101-863-5

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Филанджери, Гаэтано

– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?