Филарет (Дроздов)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Филарет Московский»)
Перейти к: навигация, поиск
Митрополит Филарет<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Владимира Гау, 1854 год</td></tr>

Митрополит Московский и Коломенский
до 22 августа 1826 года — архиепископ
3 (15) июля 1821 — 19 ноября (1 декабря1867
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Серафим (Глаголевский)
Преемник: Иннокентий (Вениаминов)
Архиепископ Тверской и Кашинский
15 (27) марта 1819 — 3 (15) июля 1821
Предшественник: Серафим (Глаголевский)
Преемник: Симеон (Крылов-Платонов)
Епископ Ревельский,
викарий Санкт-Петербургской епархии
23 июля (4 августа1817 — 15 (27) марта 1819
Предшественник: викариатство учреждено
Преемник: Владимир (Ужинский)
 
Имя при рождении: Василий Михайлович Дроздов
Рождение: 26 декабря 1782 (6 января 1783)(1783-01-06)
Коломна, Московская губерния, Российская империя
Смерть: 19 ноября (2 декабря) 1867(1867-12-02) (84 года)
Москва, Российская империя
Похоронен: Троице-Сергиева лавра
Принятие священного сана: 28 марта 1809
Принятие монашества: 16 ноября 1808
Епископская хиротония: 5 августа 1817
 
Награды:

Митрополи́т Филаре́т (в миру Васи́лий Миха́йлович Дроздо́в; 26 декабря 1782 [8 января 1783], Коломна, Московская губерния — 19 ноября [1 декабря1867, Москва) — епископ Православной российской церкви; с 3 июля 1821 года архиепископ (с 22 августа 1826 — митрополит) Московский и Коломенский. Действительный член Академии Российской (1818); почётный член (1827—1841) Императорской академии наук и впоследствии ординарный академик (1841) по Отделению русского языка и словесности. Крупнейший русский православный богослов XIX века.

В 1994 году Русской православной церковью прославлен в лике святых в святительском чине. День памяти — 19 ноября (2 декабря).





Детство и образование

Василий Дроздов родился рано утром 26 декабря (второй день Рождества) 1782 года в семье диакона Успенского кафедрального собора в Коломне. Все предки его по отцу и матери были духовного звания. Дед по материнской линии был протоиереем Богоявленской церкви.

Отец будущего митрополита — Михаил Фёдорович — женился 10 января 1782 года на Евдокии Никитичне, которой ещё не было полных 16 лет; 6 февраля того же года был поставлен диаконом Успенского собора, но жил вначале у своего тестя, при Богоявленской церкви, где и родился младенец. Василий Дроздов, нареченный в честь свт. Василия Великого, родился на 2 недели ранее срока; крещён в Богоявленской церкви 1 января 1783, в день памяти означенного святого. В феврале семья переехала в дом (ныне ул. Толстикова, 52) при церкви Троицы, что в Ямской Слободе, к которой был определён священником отец Михаил.

Отец Михаил также преподавал в Коломенской семинарии и им была собрана богатая домашняя библиотека. Когда наступило время обучать отрока Василия грамоте, он переселился в дом своих родителей.

20 декабря 1791 года, 9-ти лет, отдан учиться в Коломенскую семинарию. В 1799 году, в одно время с упразднением Коломенской епархии, закрыта была и Коломенская семинария. Бывшим её учеником было дозволено поступить в духовные учебные заведения Московской епархии. По совету отца Василий Дроздов сдал испытательный экзамен и в марте 1800 года зачислен в философский класс Троицкой Лаврской семинарии в Сергиевом Посаде.

Вскоре, проявив изрядные способности в изучении языков и риторики, обратил на себя внимание устроителя и патрона семинарии митрополита Платона (Левшина), который проявлял к Дроздову явное благоволение и покровительство. Окончил семинарию в ноябре 1803 года и был назначен преподавателем греческого и еврейского языков. В 1806 году Дроздов стал учителем поэзии; с 1808 года — высшего красноречия и риторики.

В августе 1804 года Василию Михайловичу представился случай побывать в родном городе. В Коломенском Успенском соборе заканчивалась роспись, и туда ожидали на обновление храма митрополита Платона.

Казалось бы, чем больше росло в нём самосознание взрослого человека, тем сильнее должно было бы возрастать чувство самостоятельности, но наблюдается нечто обратное… и всякий раз, когда перед ним встают те или иные материальные или моральные затруднения, он немедленно обращается за советом к своему родителю.

— Один из составителей биографии святителя Филарета.

С августа 1806 года Василий Михайлович был назначен проповедником.

Монашеский постриг

В 1806 году митрополит Платон, верный своему обыкновению склонять учащихся и наставников к принятию монашества, советовал Дроздову принять постриг. Василий Михайлович долго колебался, советовался с родителем, который отвечал: «…Всё зависит от способностей и склонностей каждого. Их можно знать самому…»

Батюшка! Василья скоро не будет; но вы не лишитесь сына: сына, который понимает, что Вам обязан более, нежели жизнью, чувствует важность воспитания, знает цену Вашего сердца.

— Письмо родителю 100-е

16 ноября 1808 года в Трапезной церкви Троице-Сергиевой лавры наместником Лавры архимандритом Симеоном был пострижен в монашество с именем Филарет, в честь праведного Филарета Милостивого.

Хиротония и ректорство

21 ноября 1808 года митрополитом Платоном рукоположён во иеродиакона.

В 1809 году, уже в сане иеродиакона, был переведён в Петербург; 28 марта того же года рукоположён во иеромонаха.

30 июня 1811 года «Всемилостивейше пожалован, за отличие в проповедывании Слова Божия» наперсным крестом с драгоценными камнями[1].

8 июля 1811 года возведён в сан архимандрита.

11 марта 1812 года определён ректором Санкт-Петербургской Духовной академии и профессором Богословских наук; оставался в должности до 1819; радикально модернизировал программу преподаваемых дисциплин.

Был близким помощником и союзником митрополита Новгородского и С.-Петербургского Амвросия (Подобедова), что вызывало недружелюбие другого влиятельного при царском дворе иерарха того времени — честолюбивого и светски образованного архиепископа Калужского (впоследствии Рязанского) Феофилакта (Русанова), домогавшегося столичной кафедры и бывшего с 29 ноября 1807 года членом новоучреждённого при Святейшем Синоде «Комитета о усовершении духовных училищ» (с 26 июня 1808 году «Комиссии духовных училищ»), который находился в фактическом ведении влиятельного реформатора М. М. Сперанского.

27 марта 1812 года определён настоятелем новгородского Юрьева монастыря; в марте 1816 года — московского Новоспасского монастыря — с оставлением при Академии. 29 июня 1813 года награждён орденом Св. Владимира — сразу 2-й степени, минуя низшие ступени.

В 1816 году были изданы, написанные им, «Записки на книгу Бытия» (1200 экземпляров) и «Начертания церковно-библейской истории».

Зимой 1815 года заболел его отец. Филарет горячо молился о нём; как рассказывал сам Филарет, «нечто неведомое» подало ему весть о смерти отца. Вскоре из Коломны пришло подтверждение: 18 января 1816 года скончался протоиерей Михаил Дроздов.

Да будет воля Его во всем! Должно и всем готовится вслед за тем, о ком теперь проливаем слезы. Господь наш, сущий воскресение и Жизнь, да дарует ему и нам благодать узреть друг друга в воскресении жизни!

— Письмо Филарета матери.

Отец святителя был похоронен на Петропавловском кладбище Коломны.

Епископство

23 июля 1817 года, по представлению митрополита Амвросия (Подобедова), ему было повелено быть епископом Ревельским, викарием Санкт-Петербургской епархии с оставлением за ним должности ректора академии и управляющего Новоспасским монастырём.

5 августа 1817 года в Троицком соборе Александро-Невской лавры митрополитом Амвросием (Подобедовым) был хиротонисан во епископа; 26 августа 1818 года награждён орденом Св. Анны 1-й степени.

В марте 1819 году был назначен на Тверскую кафедру в сане архиепископа; тогда же стал членом Святейшего Синода1842 года и до самой смерти, оставаясь синодальным членом, ввиду своей размолвки с Обер-прокурором Н. А. Протасовым, не был вызываем для заседания в Синоде, равно как и другой видный иерарх того времени митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров)[2]).

Именным высочайшим указом от 26 сентября 1820 года «архиепископу Филарету повелено быть архиепископом Ярославским».

На Московской кафедре

Назначение Филарета на московскую кафедру 3 июля 1821 года было с энтузиазмом воспринято жителями города. «Народ очень любит Филарета, особенно за то, что служит везде, где только есть торжество какое-либо, праздник, или где приглашают. Покойный Серафим не мог это делать по слабости своего здоровья, а Августин был очень груб и горд», — писал в декабре этого года А. Я. Булгаков[3].

В 1823 году, 2 июня, «за деятельное служение Церкви и духовному просвещению…, за назидательные труды в поучение пастве и начертание по духу Православной восточной Церкви и в разуме Евангельской истины Катехизиса, одобренного Святейшим Синодом, награждён орденом Св. Александра Невского».

Тем не менее, в марте 1824 года епископ Григорий (Постников) писал архиепископу Филарету: «В Москве многие Вами недовольны, именно потому что Вы слишком учены, большей частью непонятны (извините меня, давно я говорил вам, что проповеди должно писать проще), проповеди говорите только из ума, без участия сердца и что в некоторых случаях поступаете уже слишком строго; но, что впрочем, там уважают Вас за справедливость»[4].

Филарет сыграл ключевую роль в совершении акта престолонаследия от Александра I к Николаю I. Ещё в июле 1823 года по поручению Александра I архиепископ Филарет в глубочайшей тайне составил манифест о переходе прав на российский престол от цесаревича Константина Павловича к великому князю Николаю Павловичу; 16 (28) августа 1823 года манифест был утверждён и, спустя 11 дней, получен Филаретом в конверте с собственноручной надписью императора: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть Московскому епархиальному архиерею и Московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого действия».

В послужном списке высокопреосвященнейшего Филарета было указано:
По случаю восшествия <…> Императора Николая Павловича на прародительский престол, вследствие представления Его Величеству описания открытия хранившегося в Успенском соборе акта <…> Императора Александра Павловича, Всемилостивейше пожалован бриллиантовым крестом, для ношения на клобуке.

— Цит. по: Сочинения Филарета Митрополита Московского и Коломенского. Том I. М., 1873, стр. IX—X.

Участвовал в совершении чина венчания на царство императора Николая I 22 августа 1826 года[5][6]; в тот же день был возведён в сан митрополита. С этим монархом имел непростые отношения[7], что было в основном обусловлено многочисленными донесениями императору, в которых московский святитель обвинялся в политической неблагонадёжности. Одним из поводов для таких мнений дали два его слова, сказанные им в сентябре и начале октября 1830 года в Москве в условиях эпидемии холеры[8][9]; проповеди говорили о прегрешениях ветхозаветного царя Давида, за которые Израилю были посланы испытания и кары, — в чём многие тогда усмотрели критику нового Императора. Тем не менее, 19 апреля 1831 года «за ревностное и многодеятельное служение в Архипастырском сане, достойно носимом, и притом многие похвальные подвиги и труды на пользу Церкви и Государства, постоянно оказываемые, Всемилостивейше сопричислен к ордену Св. Ап. Андрея Первозванного»[10].

Освятил десятки московских храмов, построенных и реконструированных по его благословению, в том числе 18 октября 1853 года — храм Богоявления в Елохове. В августе 1837 года — в день 25-летия Бородинского сражения участвовал в торжественной закладке грандиозного Храма Христа Спасителя, а позднее активно содействовал его возведению. 26 марта 1839 года сопричислен к ордену Св. Равноапостольного князя Владимира первой степени Большого креста[10].

3 апреля 1849 года «за неусыпные попечения о вверенной Епархии, при многолетней опытности и назидательном проповедании слова истины, которые являют просвещённо-ревностного Пастыря стада Христова, и уважая сии отличные достоинства и неутомимо совершаемые в пользу православной Церкви и Отечества подвиги, Всемилостивейше пожалован алмазными знаками ордена Св. Андрея Первозванного»[11].

26 августа 1856 года совершил священное коронование Александра II. В конце 1850-х, когда в повестку государственных дел был поставлен вопрос о крестьянской реформе, был против отмены крепостного права[12]; император Александр Николаевич, тем не менее, настоял на том, чтобы окончательная редакция Высочайшего Манифеста 19 февраля 1861 года была выработана им[13], чему он был вынужден подчиниться, значительно сократив прежнюю редакцию текста и изъяв из него ряд эмоционально-радостных оборотов[14].

5 августа 1867 года, в день пятидесятилетия служения в епископском сане, высочайшим рескриптом за многолетнюю просветительскую, благотворительную и пастырскую деятельность м-ту Филарету предоставлено право, по киевскому обычаю, предношения креста в священнослужении, ношение креста на митре и двух панагий на персях. При сем Всемилостивейше пожалована украшенная драгоценными каменьями панагия на бриллиантовой цепочке с изображением на оборотной стороне вензелей Его Величества и двоих предшественников Его, при которых проходил своё служение, и с надписью вокруг неё: «Преосвященному Митрополиту Филарету, в память пятидесятилетнего служения Церкви и Отечеству, 5-го Августа 1817 — 5 Августа 1867 г., в царствование Александра I, Николая I и Александра II»; а в вознаграждение заслуг собственно государственных пожалованы портреты Императора Александра II и двух Его предшественников, соединённые вместе, осыпанные бриллиантами и украшенные большою императорскою короною.

Монастыри основанные по благословению митрополита

Митрополит Филарет любил монастырский уклад жизни и строгое уставное богослужение. За время управления Московской епархией с его благословения и при неустанном попечении были основаны несколько новых монастырей:

  1. Борисоглебский Аносин женский монастырь — в 1823 году;
  2. Троице-Одигитриева Зосимова женская пустынь — в 1826 году;
  3. Ново-Алексеевский женский монастырь — в 1837 году;
  4. Спасо-Бородинский женский монастырь — в 1839 году;
  5. Спасо-Преображенский Гуслицкий мужской монастырь — в 1858 году[15];
  6. Спасо-Влахернский женский монастырь — в 1861 году;
  7. Всехсвятский женский единоверческий монастырь — в 1862 году;
  8. Никольский мужской единоверческий монастырь — в 1866 году.

И несколько новых монастырских скитов:

  1. Гефсиманский мужской скит Троице-Сергиевой лавры — в 1844 году;
  2. Черниговский мужской скит Троице-Сергиевой лавры — в 1851 году;
  3. Общежительная пустынь Святого Духа Утешителя (Параклита), скит Троице-Сергиевой лавры — в 1858 году;
  4. Боголюбская мужская киновия Троице-Сергиевой лавры — в 1859 году.

Последним с благословения и по ходатайству святителя Филарета к Императорскому величеству был организован и открыт Московский Никольский мужской единоверческий монастырь — первый в Московской епархии мужской единоверческий монастырь. Торжественное открытие состоялось 16 мая 1866 года, но сам святитель по болезни присутствовать на открытии не смог и послал своего викария Леонида епископа Дмитровского. Попечению об устройстве этого монастыря святитель посвятил последние месяцы своей жизни. Святитель прилагал немалые заботы об обращении старообрядцев из раскола к православию. В Москве при нём 7 июля 1856 года были запечатаны алтари старообрядческого Покровского собора. С благословения святителя Филарета в Московской епархии открыты три православных монастыря в местах расселения старообрядцев — это упомянутый Никольский мужской единоверческий монастырь, Всехсвятский женский единоверческий монастырь, и ещё ранее Спасо-Преображенский Гуслицкий мужской монастырь, но в последнем несмотря на желание святителя так и не удалось ввести единоверческое правило и устав[16].

Русский перевод Священного Писания

Во время работы в Санкт-Петербургской Духовной академии им был начат труд всей его жизни, связанный с переводом на русский язык Священного Писания Ветхого и Нового Завета.

Филарет вступил в Российское Библейское общество сразу же по его основании и оставался его членом до конца, то есть до официального запрещения общества в 1826 году. С 1814 года — директор Общества; с 1816 года — вице-президент. Для Библейского общества он перевёл на русский язык Евангелие от Иоанна. Ему было поручено наблюдение над изданием первой славяно-русской билингвы Четвероевангелия (СПб., 1817). Он же написал предисловие к русскому переводу Псалтири, вышедшему в январе 1822 года, сделанному протоиереем Герасимом Павским в сотрудничестве с Филаретом. В 1822 году вышло «издание Нового Завета на славянском языке с переводом на употребительное Русское наречение»; в мае 1822 года он сообщал в Св. Синод: «Требования на оные душеспасительные книги столь много, что в три дня по отпечатании Нового Завета продано до 350 экземпляров и Псалтири 300 экземпляров. Сотоварищества и корреспонденты требуют их во множестве». В 1823 году вышло русское издание Нового Завета, — с предисловием Филарета, под которым подписались также митрополит Серафим (Глаголевский) и архиепископ Тверской Иона. Ему также принадлежат Таблицы чтений из Свящ. Писания, церковной и гражданской печати (СПб., 1819), предназначенные для учебных целей, а также «Хрістіанскій Катихизисъ Православныя Каөолическія Греко-Россійскія Церкви», напечатанный в Санкт-Петербургской Синодальной типографии в мае 1823 года.

Столь деятельное участие Филарета в трудах Общества вооружило против него противников русского перевода Библии, в особенности архимандрита Фотия (Спасского) и митрополита Серафима (Глаголевского). На состоявшемся 26 февраля 1822 года 9-м генеральном собрании московского отделения общества (в зале университетского благородного пансиона) Филарет указывал:
Есть люди, которые на Библейское общество, для них незнакомое, смотрят с недоумением и заботливостью по тому самому, что Библия для них драгоценна, христианство любезно, и потому они опасаются, чтобы сие сокровище не было расточено неправильным употреблением, чтобы святыня сия не была нарушена недостойными руками… Для чего сие новое заведение, — спрашиваете вы. Но что здесь новое? Догматы? Правила жизни? Но Библейское общество не проповедует никаких, а дает в руки желающим книгу… Разница только та, что общество, при обилии средств, может сие делать успешнее прежнего. Неужели новый успех в обыкновенном деле есть новость, достойная осуждения?

Корсунский И. Н. Филарет, митрополит московский, в его отношениях и деятельности к вопросу о переводе Библии на русский язык. — М., 1886. — С. 37

В мае 1824 года председателем Библейского общества был назначен митрополит Серафим (Глаголевский) и в декабре того же года он представил Александру I доклад о связи Библейского общества с мистическими лжеучениями и о необходимости его закрытия. По воцарении Николая I Библейское общество было закрыто; дело перевода Священного Писания — приостановлено.

Только в 1856 году Филарет смог вновь поднять в Святейшем Синоде вопрос о русском переводе Библии. Митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров), хотя и был другом московского святителя, открыто выступил против «русской Библии». Александр II распорядился ознакомить Филарета Московского с доводами Киевского митрополита. В ответ на них Филарет составил записку в защиту русского перевода. Было организованно Синодальное рассуждение. Филарет (Дроздов) указывал, что русский язык не уступает славянскому в выразительности, что отцы Церкви и вся ранняя Церковь держались Септуагинты, потому что в то время греческий язык был наиболее распространенным в Империи. Далее, Филарет отмечал, что церковнославянский текст Библии содержит много непонятного не только для простого народа, но и для рядового духовенства. Предложение м-та Киевского частично русифицировать церковнославянский текст Филарет отверг, полагая, что подобная полумера только внесет путаницу. Подводя итог, митрополит писал, что «православная Российская Церковь не должна лишать православный народ чтения слова Божия на языке современном, общевразумительном, ибо такое лишение было бы несообразно с учением святых отец и духом восточно-кафолической церкви, с духовным благом православного народа». Он выразил сожаление, что вынужден «входить в состязание» по вопросу столь очевидному и полемизировать с «досточтимым мужем», то есть Филаретом Киевским.

Мнение Московского святителя оказалось решающим, и дело русского перевода Священного Писания получило ход.

Велик вклад митрополита Филарета в выработку принципов перевода. Ещё в 1845 году он обосновал необходимость использования масоретского текста при переводе. Однако его статья по данному вопросу (О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого Семидесяти толковников и славянского переводов Свящ. Писания) вышла лишь при Александре II (М., 1858). В ней Филарет, указывая на римскую тенденцию следовать только Вульгате и протестантскую, которая при переводе Ветхого Завета ориентировалась лишь на еврейский текст, предлагал принимать во внимание как Септуагинту, так и масоретский текст. Греческий перевод важен, ибо «в нём можно видеть зеркало текста еврейского: каков он был за двести и более лет до Рождества Христова». Наряду с тем, по мнению Филарета, высокую ценность имеет и церковнославянский перевод, поскольку он — один из древнейших в Европе.

Полная русская Библия вышла из печати уже после его кончины.

Кончина

По преданию, незадолго до смерти Святителю во сне явился отец, сказавший ему: береги 19-е число. С тех пор митрополит Филарет 19-го числа каждого месяца старался обязательно служить Литургию.

19 ноября 1867 года, после совершенной им с особым чувством и слезами Литургии, Филарет принимал в своих покоях нового московского губернатора и беседовал с ним довольно долго. Перед обедом сел заниматься письменными делами. Через 10 минут пришли напомнить ему об обеде и нашли его коленопреклоненным с опершимися в пол руками. Он уже не мог говорить, и на исходе второго часа скончался. О его смерти возвестили двенадцать ударов большого колокола Иоанновской колокольни.

Он был погребён в дорогой его сердцу Троице-Сергиевой Лавре, в пристроенном по его благословению к храму Сошествия Св. Духа приделе св. Филарета Милостивого.

Прославление и открытие мощей

В последние годы святительства митрополит Филарет пользовался огромным авторитетом в Церкви; память его была почитаема по смерти. В 1883 году в Москве праздновался столетний юбилей со дня рождения московского владыки. Основные торжества проходили в Чудовом монастыре в Кремле.

Реставрация Троице-Сергиевой Лавры в конце 1930-х гг. началась с разборки позднейших обстроек церкви Сошествия Св. Духа, включая Филаретовский придел.

После передачи Троице-Сергиевой Лавры Московской Патриархии в Патриарших покоях был освящен домовой храм во имя св. Филарета Милостивого. В день ангела митрополита, 1/14 декабря, в Московской Духовной академии стали устраиваться Филаретовские вечера. В 1994 году Архиерейским собором Русской Церкви святитель Филарет был причислен к лику святых; память — 19 ноября по юлианскому календарю.

С 1994 года имя святителя Филарета носит Московская высшая православно-христианская школа (ныне Свято-Филаретовский православно-христианский институт).

9 июня 2004 года — в прямое нарушение воли святителя — состоялось перенесение мощей митрополита Филарета из Троице-Сергиевой Лавры в Храм Христа Спасителя в Москве, где они почивают в настоящее время в раке к югу от Царских врат верхнего храма.

В честь святителя Филарета освящен престол нижнего храма домовой церкви святой мученицы Татианы при МГУ.

27 мая 1998 года в городе Зеленограде открыта первая православная школа во имя святителя Филарета Московского.

В Коломне

В конце XIX века в Коломне действовало братство во имя свт. Филарета Милостивого, тезоименитого святого Митрополиту Московскому.

В 1996 года близ храма святых апостолов Петра и Павла в Мемориальном парке Коломны был поставлен памятный крест погребенным здесь родственникам святителя Филарета.

Считается небесным покровителем Коломны.

Оценка современников

Как человек незаурядный, Филарет вызывал у современников разные чувства и суждения о себе. Консерваторы считали Филарета масоном и тайным протестантом, называя «якобинцем в богословии» и «карбонарием»; либералы, напротив, видели в нём обскуранта.

Партия А. С. Шишкова и Аракчеева считала Катихизис Филарета вредной книгой, в частности, из-за того, что в его первоначальной редакции цитаты из Священного Писания приводились по-русски. В результате выход Катихизиса был временно приостановлен. С другой стороны реформаторы усматривали в Катихизисе мертвящую схоластику.

Филарет называл Библию «единым чистым и достаточным источником учения веры», что давало повод критикам усматривать в таком подходе протестантскую тенденцию. Характерно, что первоначальная редакция Катихизиса не содержала раздела о Священном Предании. Филарет не считал правильным ставить знак равенства между Библией и святыми Отцами.

Филарет обратил внимание на стихотворение А. С. Пушкина «Дар напрасный, дар случайный», написав на него стихотворный ответ-наставление[17]. Пушкин, в свою очередь, ответил в 1830 году стихотворением «В часы забав иль праздной скуки», где публично признал правоту священника и свою неправоту[17].

Некоторые труды

  1. Молебное пение об избавлении Церкви и державы Российския от нашествия галлов и с ними двадесяти языков, 1814.
  2. Разговор между испытующим и уверенным о Православии Восточной Греко-российской церкви с присовокуплением выписки из окружного послания Фотия, патриарха Цареградского, к восточным патриаршим престолам. СПб, 1815 (по просьбе кн. Голицына).
  3. Начертание церковно-библейской истории, 1816.
  4. Акафист Пресвятой Богородице (Приб. к твор. св. отцов, 1855, ч. XIV).
  5. [www.molitvoslov.com/text583.htm Ежедневная молитва св. Филарета Московского (Дроздова).]. [www.webcitation.org/6CVHWmdX2 Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  6. Изъяснение о проклятии, наложенном от собора 1667 г. (Приб. к твор. св. отцов, 1855, ч. XIV). [dlib.rsl.ru/01003412735 РГБ]
  7. О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греч. 70 толковников и славянского переводов Св. Писания, сост. в 1845 г. (Приб. к твор. св. отцов, 1858, ч. XVII, сост. в 1845 г. (Приб. к твор. св. отцов, 1858, ч. XVII. М., 1858).
  8. Перевод Евангелия от Иоанна на рус. язык. СПб, 1819.
  9. Таблица чтения из Св. Писания, церковной и гражданской печати (изд. главн. правл. училищ. СПб, 1819).
  10. Толкование на 11 псалом (напис. в 1820 г. — Чтен. в общ. люб. дух. просвещ., 1873).
  11. Собрание проповедей митр. Моск. Филарета, первое изд. СПб, 1820, последующие: СПб, 1821, 1822, 1835, 1844, 1845 (3 тома); 1847—1848 (I и II тома); 1861 (III том); 1873—1885 (посмертное издание) в пяти томах; изд. под заглавием: Сочинения Филарета, митр. Моск. и Коломенского.
  12. Исторические чтения из книг Ветхого Завета. СПб, 1822.
  13. Житие преп. и богоносного отца нашего Сергия, почерпнутое из достоверных источников, читанные (впервые) в Лавре его на всенощном бдении июля 4 в 1822 г. М., 1822.
  14. Христианский катихизис Православныя кафолическия восточныя греко-российския церкви. СПб, 1823 и доп. изд. 1828, 1839.
  15. Краткий катихизис Православныя кафолическия греко-российския церкви. СПб, 1824.
  16. Пушкин, от мечтаний перешедший к размышлению (стихотворение, написанное в ответ на стихи Пушкина «Дар напрасный…» в журнале «Звездочка», 1848, № 10).
  17. Записки, руководствующие к основательному разумению Книги Бытия, заключающие в себе и перевод сей книги на русское наречие [dlib.rsl.ru/01003846902 РГБ]
  18. Полное собрание резолюций Филарета, митрополита Московскаго, с приложением портрета / с предисл. и примеч. проф. И. Н. Корсунского и протопресвитера Московского Большого Успенского собора В. С. Маркова. 1903, 1914 [dlib.rsl.ru/01003975108 Том 1 РГБ], [dlib.rsl.ru/01003975107 Том 2 Вып. 1 РГБ], [dlib.rsl.ru/01003975106 Том 2 Вып. 2 РГБ], [dlib.rsl.ru/01003975105 Том 2 Вып. 3 РГБ], [dlib.rsl.ru/01003975104 Том 3 Вып. 1 РГБ], [dlib.rsl.ru/01004073412 Том 4 РГБ], [dlib.rsl.ru/01003975103 Том 5 Вып. 1 РГБ], [dlib.rsl.ru/01003975102 Том 5 Вып. 2 РГБ] [dlib.rsl.ru/01003975101 Том 5 Вып. 3 РГБ]
  19. Пред высочайшим вступлением в Успенский собор для священного коронования и миропомазания, его императорскому величеству государю императору Николаю Павловичу, самодержцу всероссийскому речь, говоренная Синода членом, Филаретом, архиепископом Московским августа 22 дня, 1826 года [dlib.rsl.ru/01003541994 РГБ]
  20. Предложения речи преосвященного митрополита Филарета, в день высокоторжественного коронования его императорского величества на французский, англинский [!], итальянский, немецкий и испанский языки, служащим при Министерстве иностранных дел, титулярным советником Голенищевым-Кутузовым, 1826 [dlib.rsl.ru/01003541995 РГБ]
  21. Речь благочестивейшему государю императору Николаю Павловичу, самодержцу всероссийскому, при сретении его императорского величества, в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, говоренная Святейшего правительствующего синода членом Филаретом, митрополитом Московским, сентября 25 дня, 1826 года [dlib.rsl.ru/01003541996 РГБ]
  22. Слово, в присутствии её императорского величества государыни императрицы Марии Феодоровны, при гробе блаженной памяти государыни императрицы Елисаветы Алексеевны, в Можайском Николаевском соборе, говоренное синодальным членом Филаретом, архиепископом Московским, мая 26 дня, 1826 года [dlib.rsl.ru/01003541997 РГБ]
  23. Слово по случаю перенесения чрез Москву тела в бозе почившего государя императора Александра Павловича всея России, говоренное в Кафедральном Архангельском соборе синодальным членом Филаретом, архиепископом Московским, февраля 4 дня, 1826 года [dlib.rsl.ru/01003541998 РГБ]
  24. Слово по случаю возложения на раку мощей иже во святых отца нашего Алексия, митрополита Московского, от благочестивейшего государя императора Николая Павловича принесенного покрова и медали за Персидскую войну, говоренное в Кафедральной церкви Чудова монастыря синодальным членом Филаретом, митрополитом Московским, мая в 27 день, 1828 года [dlib.rsl.ru/01003542012 РГБ]
  25. Слово в день восшествия на всероссийский престол благочестивейшего государя императора Николая Павловича, говоренное в Кафедральной церкви Чудова монастыря ноября 20 дня, 1830 года, синодальным членом Филаретом, митрополитом Московским [dlib.rsl.ru/01003542135 РГБ]
  26. Беседа о сложении перстов для крестного знамения и для благословения, Санкт-Петербург, 1836
  27. Правила благоустройства монашеских братств в Москве / [Сост. высокопреосвященнейшим Филаретом, митр. Моск. в 1852 г. и с 1853 г., по утв. Святейшим синодом, введены в действие в моск. епарх. монастырях], Москва, 1868 [dlib.rsl.ru/01003545413 РГБ]
  28. Несколько резолюций московского митрополита Филарета по епархиальным и училищным делам, Москва, 1877 [dlib.rsl.ru/01003546100 РГБ]
  29. Письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского к высочайшим особам и разным другим лицам, Тверь, 1888 [dlib.rsl.ru/01003550923 РГБ]
  30. Христианское учение о царской власти и об обязанностях верноподданных: мысли, вкратце извлеченныя из проповедей Филарета, митрополита Московскаго / собрал Порфирий Кременецкий, Тверь, 1888 [dlib.rsl.ru/01003550924 РГБ]

Напишите отзыв о статье "Филарет (Дроздов)"

Примечания

  1. Послужной список Высокопреосвященнейшего Филарета Митрополита Московской епархии за 1867 год. // «Сочинения Филарета митрополита Московского и Коломенского». Т. I., М., 1873, стр. VII.
  2. Прот. А. М. Иванцов-Платонов. Современное состояние высшего церковного управления в России. // Высшее церковное управление в России. М., 1905, стр. 60.
  3. Братья Булгаковы. Переписка. Том 2. М.: Захаров, 2010. Стр. 134.
  4. Письма духовных и светских лиц к митрополиту московскому Филарету. — СПб., 1900. — С. 663.
  5. [www.otechestvo.org.ua/hronika/2004_09/h_4_01.htm Дню священного коронования и миропомазания государя императора Николая I Павловича посвящается]. [www.webcitation.org/6CVHTp8R9 Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  6. Высочайший манифест // «Московские ведомости», 25 августа 1826, № 68, стр. 2717—2722.
  7. Любопытно мнение А. И. Герцена: «Филарет представлял какого-то оппозиционного иерарха, во имя чего он делал оппозицию, я никогда не мог понять. Разве во имя своей личности. <…> Подчинённое ему духовенство трепетало его деспотизма; может, именно по соперничеству они ненавидели друг друга с Николаем. Филарет умел хитро и ловко унижать временную власть; в его проповедях просвечивал тот христианский, неопределённый социализм, которым блистали Лакордер и другие дальновидные католики.<…>» (А. И. Герцен. Былое и думы. Л., 1947, стр. 70 // Часть 1-я, Глава VI). Исследователь истории русской богословской мысли и культуры протоиерей Георгий Флоровский: «<…> У Филарета была своя государственная теория, теория священного царства. Но она совсем не совпадала с официальной и официозной доктриной государственного суверенитета. <…> Филаретовский образ мыслей был вполне далёк и чужд государственным деятелям Николаевского времени. Филарет им казался опасным либералом.» (Прот. Георгий Флоровский. [krotov.info/library/f/florov/page06.htm#11 Пути русского богословия]. [www.webcitation.org/6CVHUwRmn Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].. Париж, 1937, стр. 203.
  8. [www.stsl.ru/lib/book13/chap139.htm 84. Слово по освящении храма и по принесении Господу Богу молитв о предохранении от губительныя болезни.]. [www.webcitation.org/6CVHVPNBp Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012]. Говорено сентября 18 дня 1930 года.
  9. [www.stsl.ru/lib/book13/chap141.htm 86. Слово в день Святых триех Святителей Московских, при продолжении молитв о избавлении от губительныя болезни.]. [www.webcitation.org/6CVHW2u64 Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012]. Говорено в Успенском соборе, октября 5 дня 1930 года.
  10. 1 2 Послужной список Высокопреосвященнейшего Филарета Митрополита Московской епархии за 1867 год. // «Сочинения Филарета митрополита Московского и Коломенского». Т. I., М., 1873, стр. X.
  11. Послужной список Высокопреосвященнейшего Филарета Митрополита Московской епархииза 1867 год. // «Сочинения Филарета митрополита Московского и Коломенского». Т. I., М., 1873, стр. XI.
  12. Джаншиев Г. Эпоха великихъ реформъ. СПб., 1907, стр. 64.
  13. Ibid., стр. 63.
  14. Ibid., стр. 65—67.
  15. [www.guslickiy.ru/history.html История Гуслицкого Спасо-Преображенского мужского монастыря].
  16. Филарет (Захарович), игум. [www.pavel-prusskiy.ru/lib/ob-otkrit-mon.html Об открытии Никольского единоверческого монастыря в Москве] : Ист. записка / Сост. игум. Филаретом. -М.: тип. Э.Лисснера и Ю.Романа, 1897. −30 с.
  17. 1 2 Священник Иоанн Малинин. [www.pravoslavie.ru/526.htm К литературной переписке митрополита Филарета и А. С. Пушкина]. Православие.RU (8 июня 2006).

Литература

  1. Корсунский И. Н. Святитель Филарет, митрополит московский. Его жизнь и деятельность на московской кафедре по его проповедям, в связи с событиями и обстоятельствами того времени (1821—1867 гг.). Харьков, 1894.
  2. Прот. Александр Смирнов. Детство, отрочество, юность, годы ученья и учительства в Троицкой Лаврской семинарии Митрополита Филарета. М., 1893.
  3. Филарет, митр. Московский. 1867—1917 гг.// Сборник статей к годовщине 50-летия со дня кончины Филарета, митр. Московского. Сергиев Посад, 1918;
  4. Прот. Георгий Флоровский. [krotov.info/library/f/florov/page06.htm#7 Пути русского богословия // Святитель Филарет, митрополит Московский (и далее)]. [www.webcitation.org/6CVHUwRmn Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].. Париж, 1937.
  5. Беляев С. В память вечную будет праведник… : Обретение мощей свт. Московского Филарета, свт. Московского Иннокентия и архим. Антония: Журнал Московской Патриархии. М., 1996, № 12, стр. 57-67.
  6. Яковлев А. И. Светоч Русской Церкви: Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова) митрополита Московского и Коломенского. (К 225-летию со дня рождения свт. Филарета). Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2007.
  7. Зубов В. П. Русские проповедники: Очерки по истории русской проповеди. — Эдиториал УРСС, 2001. — 232 с. — ISBN 5-8360-0292-4..
  8. Переписка Константина Зедергольма со старцем Макарием Оптинским (1857—1859) / [Сост. Г. В. Бежанидзе]. — М.: Изд-во ПСТГУ, 2013. — 383 с.: илл. ISBN 978-5-7429-0717-6
  9. Хондзинский П., свящ. Святитель Филарет Московский: богословский синтез эпохи. — М., 2010. — 303 с.

Ссылки

  • [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_3415 Филарет (Дроздов), св.]. [www.webcitation.org/6CVHYccnQ Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50385.ln-ru Профиль митрополита Филарета (Василия Михайловича Дроздова)] на официальном сайте РАН
  • [www.pagez.ru/philaret/ Наследие свт. Филарета, библиография изданных трудов, житие и прочие материалы.]. [www.webcitation.org/6CVHZGxt5 Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  • [www.krotov.info/history/19/55/drozd_ts.html Владислав Цыпин. Митрополит Филарет и Московские Духовные школы.]. [www.webcitation.org/6CVHZreWZ Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  • Рыбаков Д. Митрополит Московский Филарет (Дроздов) как учёный-библеист, иерарх и пророведник. [www.pravoslavie.ru/put/040225165220 ЧАСТЬ 1]. [www.webcitation.org/6CVHafleG Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012]., [www.pravoslavie.ru/put/040303132001 ЧАСТЬ 2]. [www.webcitation.org/6CVHc947K Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  • [www.meparh.ru/history/5.htm Доклады, прочитанные в день памяти свт. Филарета в г. Коломна]. [www.webcitation.org/6CVHdMNVt Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  • [www.krotov.info/libr_min/f/drozdov1.html Пространный Катихизис (позднейшая редакция)]. [www.webcitation.org/6CVHeJZlo Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
  • Протоиерей Александр Горский. [azbyka.ru/otechnik/Aleksandr_Gorskij/raznye-sluchai-byvshie-po-molitvam-v-mitropolita-filareta/ Разные случаи, бывшие по молитвам В. Митрополита Филарета] // «Азбука веры», интернет-портал.
  • Константин Гаврилкин. [www.jcrelations.net/ru/?item=2664 Митрополит Филарет (Дроздов) и евреи] (2006).
  • [memoirs.ru/files/Vosp_RA69_7.rar Воспоминание о митрополите Филарете. / Сообщ. Д. И. Завалишиным // Русский архив, 1869. — Вып. 7. — Стб. 1177—1184.]. [www.webcitation.org/6CVHeprAI Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].

Отрывок, характеризующий Филарет (Дроздов)

– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]