Филарет (Гумилевский)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Филарет и фамилией Гумилевский.

Для термина «Конобеевский» см. также другие значения.

Архиепископ Филарет<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">портрет работы Петра Бореля</td></tr>
Архиепископ Черниговский и Нежинский
15 мая 1859 — 22 августа 1866
Предшественник:	Павел (Подлипский)
Преемник:	Варлаам (Денисов)
Архиепископ Харьковский и Ахтырский до 7 апреля 1857 года — епископ
19 ноября 1848 — 15 мая 1859
Предшественник:	Елпидифор (Бенедиктов)
Преемник:	Макарий (Булгаков)
Епископ Рижский, викарий Псковской епархии
21 декабря 1841 — 19 ноября 1848
Предшественник:	Иринарх (Попов)
Преемник:	Платон (Городецкий)
Учёная степень:	доктор богословия
Имя при рождении:	Дмитрий Григорьевич Конобеевский
Рождение:	23 октября (5 ноября) 1805(1805-11-05) деревня Лесное Конобеево, Шацкий уезд, Тамбовская губерния
Смерть:	9 (22) августа 1866(1866-08-22) (60 лет) Конотоп
Принятие монашества:	19 августа 1829 года
Епископская хиротония:	21 декабря 1841 года

Архиепископ Филарет (в миру Дмитрий Григорьевич Гумилевский, при рождении Конобеевский; 23 октября [5 ноября] 1805, деревня Лесное Конобеево, Тамбовская губерния — 9 [21] августа 1866, Конотоп) — епископ Православной Российской Церкви; со 2 мая 1859 года архиепископ Черниговский и Нежинский; историк церкви, богослов, патролог, библеист.

Как историк Русской церкви имел своим предшественником митрополита Платона Левшина. 14 апреля 2009 года прославлен УПЦ МП в лике местночтимых святых как святитель.

Биография

Родился в семье священника Григория Конобеевского. Фамилия Гумилевский ему была дана в семинарии в связи с его малым ростом и смиренным нравом (от латинского humilis — низкий, незнатный). Существуют данные, что в юности Дмитрий посетил Саровскую пустынь, где Серафим Саровский сказал про него: «Сей отрок будет великим светильником Церкви и прославится по всей Руси, как учёный муж».

Окончил Шацкое духовное училище, Тамбовскую духовную семинарию, Московскую духовную академию (со степенью магистра, вторым в выпуске), по окончании которой был оставлен при ней для подготовки к преподавательской деятельности. Доктор богословия (1860).

19 августа 1829 был пострижен в монашество. При пострижении митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) дал ему своё имя — беспрецедентный случай в истории академии.

С 3 февраля 1830 года — иеродиакон. С 29 июня 1830 года — иеромонах.

С 6 июня 1831 года — бакалавр по кафедре церковной истории Московской духовной академии, член собора иеромонахов московского Донского монастыря, цензор.

С 1832 года — профессор по кафедре Священного Писания.

С 1 мая 1833 года — инспектор Московской духовной академии, профессор по кафедре нравственного и пастырского богословия.

С 27 января 1835 года — архимандрит.

С 14 декабря 1835 года — ректор Московской духовной академии. Основал академический журнал «Творения святых Отцев в русском переводе с прибавлениями духовного содержания».

С 9 марта 1837 года, одновременно, настоятель московского Богоявленского монастыря.

Епископ Рижский

С 21 декабря 1841 года — епископ Рижский, викарий Псковской епархии.

Во время его управления Рижским викариатством были открыты 63 прихода, сооружены 20 постоянных и и 43 временных церкви. Был сторонником распространения православия среди латышских и эстонских крестьян, что вызывало активное противодействие со стороны остзейской аристократии и лютеранского духовенства (по словам митрополита Мануила (Лемешевского), «пытались парализовать деятельность архипастыря, не гнушались самыми грязными доносами»). В 1844 присоединил к православию членов протестантской общины гернгутеров по их просьбе, причём император Николай I разрешил совершать для них богослужения на латышском языке. В апреле — декабре 1845 в православие перешли 9870 эстонцев и 4564 латыша, за семь месяцев 1846 — 6285 эстонцев и 6313 латышей. Всего в 1845—1848 только в эстонской части Лифляндской губернии к православию присоединились 63858 крестьян. По словам профессора Дерптского университета М. А. Розберга (лютеранина по вероисповеданию),

без какого-либо подстрекательства, без надежды на какие-либо земные выгоды толпы добродушных и мирных крестьян, окончив свои полевые работы, направляются к русским священникам, чтобы принять русскую веру. Это зрелище не только возвышает и трогает, но и являет собой торжество православной духовности, ибо это не нарушители, не полудикие язычники, не униаты, ближе стоящие к русской Церкви, но протестанты, три столетия находившиеся под влиянием красноречия образованных лютеранских священников.

При этом в своей деятельности епископ Филарет исходил из инструкции Николая I от 1845 о порядке перехода эстонцев и латышей в православие, которая запрещала принуждение в этом вопросе и обещание материальных благ в случае смены вероисповедания. Много внимания епископ уделял подготовке священников для викариатства, в 1847 в Риге было открыто духовное училище. Два присоединившихся к православию эстонца были рукоположены в священники. Деятельность владыки Филарета подготовила преобразование в 1850 году викариатства в самостоятельную Рижскую епархию.

Деятельность в Харькове и Чернигове

С 6 ноября 1848 года — епископ Харьковский и Ахтырский.

7 апреля 1857 года возведён в сан архиепископа.

С 2 мая 1859 года — архиепископ Черниговский и Нежинский.

В качестве правящего архиерея Харьковской и Черниговской епархий владыка Филарет заботился об обеспечении духовенства, организовывал церковно-приходские школы, типографию, основывал монастыри и руководил храмостроительством. Учредил периодическое издания «Черниговские епархиальные известия». Готовил программы преподавания для духовных учебных заведений на содержание которых направлял доходы от издания своих трудов. Много средств тратил на благотворительность, в связи с чем был вынужден постоянно сокращать свои расходы. Получил известность своими проповедями в Харьковской епархии во время Великого поста, опубликованными под названием «Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа», и изданием «Историко-статистического описания Харьковской епархии».

Во время холерной эпидемии 1866 владыка Филарет предпринял объезд Черниговской епархии, чтобы ободрить павших духом прихожан. В пути сам заболел холерой и скончался в Конотопе. По словам митрополита Мануила (Лемешевского),

от Конотопа до Чернигова на протяжении 180 верст народ сменяя один другого сопровождал гроб любимого архипастыря в количестве 10-12 тысяч человек. При этом не было ни одного случая заболевания холерой. Забыли все об этом страшном биче. Холера не дошла до Чернигова и прекратилась.

Погребен в крипте Троицкого собора Чернигова.

Историк и богослов

Владыка Филарет получил известность своими научными трудами. Он был членом Общества истории и древностей российских (1847); действительным членом Императорского Русского географического общества (1852); почётным членом Императорского Русского археологического общества (1856), Копенгагенского общества древностей, Московского и Харьковского университетов, Киевской и Московской духовных академий, Императорской Академии наук. Профессор Казанской духовной академии Григорий Елисеев считал, что

это был, можно сказать, единственный действительно ученый богослов в России, который как богослов-догматик, как богослов-историк, как богослов-археолог стоял если не выше, то никак не ниже знаменитых иностранных богословов, человек необыкновенно талантливый, всецело преданный науке.

По словам митрополита Мануила (Лемешевского),

в трудах Филарета поражает масса критических статей и заметок. Это была особенность его таланта — пытливо относиться ко всякому предмету, все проверять взглядом критика. Он очень много читал. Вся жизнь его была посвящена чтению и труду. Обществу, публике он отдавал себя только по крайней необходимости. Люди, близко его знавшие, говорили, что он работал и отдыхал, ел и пил всегда с книгою в руках и тут же сразу делал нужные ему заметки и извлечения… У него всегда было желание за все взяться, во всем явиться если не первоначинателем, то успеть больше прочих, во всем оставить о себе добрую память.

История Русской Церкви

Значительную известность получил его главный труд «История Русской Церкви» (доведённый до 1826), вышедший в пяти выпусках в Риге и в Москве в 1847—1848 и выдержавший множество переизданий. Автор предложил принципиально новую периодизацию русской церковной истории, разделив её на пять периодов: от начала христианства в России до нашествия монголов (988—1237); от нашествия монголов до разделения русской митрополии (1237—1410); от разделения митрополии до учреждения патриаршества (1410—1588); период Патриаршества (1589—1720); синодальное управление (1721—1826). В сокращённом виде он впервые был издан в 1859 и потом, как учебник, выдержал множество переизданий.

По мнению протоиерея Георгия Флоровского (считавшего владыку Филарета человеком «исключительных дарований, с беспокойной мыслью и тревожным сердцем»), в этом труде «впервые вся русская церковная история была рассказана и показана как живое целое, рассказана ясно и вдумчиво». Профессор Антон Карташёв считал, что «настоящую учёную историю Русской Церкви мы имеем со времени выхода в свет „Истории Русской Церкви“ архиепископа Филарета».

В энциклопедии Брокгауза и Ефрона исторический труд владыки Филарета сравнивался с «Историей государства Российского» Николая Карамзина и оценивался следующим образом:

Автор стоит всецело на богословской точке зрения; явления русской церковной истории он рассматривает с их, так сказать, официальной стороны: излагает прежде всего подвиги святых мужей и иерархов на пользу русской церкви, а затем идет рассмотрение ересей и расколов, как отклонений от правильного понимания православного учения. У него нет указаний на внутренний процесс восприятия русским народом истин христианства, а равно и на причины отклонения от церковного учения.

Богословские и исторические труды

Значимым богословским трудом владыки Филарета в области патрологии является «Историческое учение об Отцах Церкви», опубликованный в трёх томах в 1859. По словам протоиерея Александра Меня,

он стремился раскрыть всю живую многогранность святоотеческого учения, а не превращать его в застывшую схему. По его словам, святые отцы, следуя в главном церковному Преданию, по многим вопросам имели различные мнения. Они «размышляли о слове Божьем, о предметах веры, о правилах жизни, они спорили, ораторствовали, философствовали и были филологами, и при этом даже ошибались». Подобный подход показался слишком смелым, и книга смогла выйти лишь в новых церковно-общественных условиях.

(То есть после кончины Николая I, при царе-реформаторе Александре II).

Также был автором подробного «Обзора русской духовной литературы» (1859—1861), капитального труда «Православное догматическое богословие» (1864), житий святых, множества исторических монографий, статей и проповедей.

Труды

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003561588#?page=1 История Русской Церкви: Периоды 1—5.] М., Рига, 1847—1848. В 5-ти частях (переиздание — М., 2001).
• Слова и беседы Филарета, епископа Харьковского и Ахтырского, говоренные в Риге. М., 1850.
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/23274-filaret-gumilevskiy-d-g-chernomorskaya-nikolaevskaya-pustyn-pri-lebyazhiem-limane-harkov-1856#page/1/mode/grid/zoom/1 Черноморская Николаевская пустынь при Лебяжьем лимане. — Харьков, 1856 — 35 с.]
• Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа, говоренные Филаретом, епископом Харьковским и Ахтырским: В 2 ч. М., 1857 (2-е издание — 1859, 3-е издание — 1884).
• [dalizovut.narod.ru/filaret/filar_s.htm Историко-статистическое описание Харьковской епархии. М., 1852—1859.]
• Гумилевский Д. Г. [zslls.esrae.ru/pdf/2015/4/4.pdf Змиевской уезд (округа I, II, III) в «Историко-статистическом описании Харьковской епархии»] // Змиевское краеведение. — 2015. — № 4. — С. 22-55.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003543576#?page=1 Исследование о смерти царевича Димитрия. Москва : Унив. тип., 1858.]
• Слова и беседы Филарета, архиепископа Харьковского и Ахтырского. 1858—1859. В 3-х частях.
• Историческое учение об отцах Церкви. СПб., 1859. В 3-х томах (второе издание — 1882).
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003564039#?page=1 Обзор русской духовной литературы, 862—1720. Санкт-Петербург : тип. Имп. Акад. наук, 1857]; Харьков, 1859—1861 (2-е издание — 1863, 3-е издание — 1884).
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003574591#?page=1 Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой Церкви, с примечаниями и снимками древних нотных знаков. Чернигов : тип. Ильинского монастыря, 1864 СПб.,] (Переиздание — 1902, репринтное издание — Сергиев Посад, 1995).
• Кафедральные черниговские монастыри: Ильинский, Елецкий и Борисоглебский. Чернигов, 1861.
• Русские святые, чтимые всей Церковью или местно: Опыт описания жизни их. Чернигов, 1861—1864 (2-е издание — 1863—1865, 3-е издание — 1882), в трёх отделениях (книгах). [dlib.rsl.ru/viewer/01003837268#?page=7 Отделение первое. Январь, февраль, март, апрель]; Отделение второе. Май, июнь, июль, август; [dlib.rsl.ru/viewer/01003837267#?page=4 Отделение третье. Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.]
• Слова, беседы и речи Филарета, архиепископа Черниговского и Нежинского. 2-е издание. Чернигов, 1863. В 4-х частях (3-е издание — 1883).
• Православное догматическое богословие. Чернигов, 1864 (2-е издание — 1865 (На Викискладе: том 1; том 2), 3-е издание — 1882).
• [tvereparhia.ru/biblioteka-2/f/768-filaret-gumilevskij/16110-filaret-gumilevskij-svyatye-yuzhnykh-slavyan-opisanie-zhizni-ikh Святые южных славян: Опыт описания жизни их.] Чернигов, 1865. В 2-х томах (2-е издание — 1882, 2-е издание — 1883, 4-е издание — 1894).
• Сокращенная история русской церкви. СПб.,1869.
• Жития святых подвижниц Восточной Церкви. 2-е издание СПб, 1885, 3-е издание — 1898 (репринтное воспроизведение — М., 1994). Заглавие 1-го издания — «Святые подвижницы Восточной Церкви» (СПб, 1871).
• Жития святых, чтимых Православной Церковью, с сведениями о праздниках Господских и Богородичных и о явленных чудотворных иконах. СПб., 1885 (2-е издание — 1892, 3-е издание — 1900).
• Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Чернигов, 1873.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003586590#?page=1 Описание Новгородсеверского Спасопреображенского первоклассного мужеского монастыря Чернигов : Губ. тип., 1873]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003561583#?page=1 Богослужение русской церкви до монгольского времени Москва : О-во истории и древностей рос., 1847 Москва : О-во истории и древностей рос., 1847]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01002894637#?page=1 Житие святого праведного Симеона Верхотурского : заимств. из кн.: «Русские святые» Филарета, архиеп. Черниговского Москва : Изд. книгопродавца И. А. Морозова, 1885]

Почитание и прославление

14 апреля 2009 года Священный Синод Украинской Православной Церкви принял решение о причислении архиепископа Филарета к лику местночтимых святых Черниговской епархии. 25 октября того же года в Троицком соборе Чернигова состоялся чин канонизации, возглавленный митрополитом Киевским Владимиром. По обретении мощи святителя были перенесены из крипты собора и размещены в новой раке в самом соборе.

Библиография

• Патриарх Алексий II. «Православие в Эстонии». М., 1999.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2411 Биография]
• [www.rulex.ru/01210126.htm Биография]
• [www.mamif.org/stfilaret/sikorskaja.htm Биография]
• [www.krotov.info/spravki/persons/19person/gumilev.html Биографии]
• [www.orthodox.cn.ua/podvyzhnyky/svjatyteli/70-filaretgumilevskij Биография на сайте Нежинской епархии]
• www.orthodox.com.ua/index.php?go=pages&in=view&id=900

Отрывок, характеризующий Филарет (Гумилевский)

В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!