Филателия

Филатели́я — область коллекционирования и изучения знаков почтовой оплаты (например, почтовых марок) и других филателистических материалов. Самым непосредственным образом областью изучения филателии является также история почтовой связи. В некоторых случаях под филателией может также подразумеваться совокупность собственно предметов филателистического коллекционирования (например, «магазин „Филателия“»).

Объекты филателии

К объектам филателии относят, в широком значении, знаки почтовой оплаты и сопутствующие почтовые документы и материалы. В частности, объектами филателистического коллекционирования являются:

• наклеиваемые почтовые марки,
• разнообразные провизории,
• марки гербового сбора,
• конверты, почтовые карточки, открытки, формуляры (бланки) с этими знаками (почтовыми марками) — напечатанными (так называемые цельные вещи) или наклеенными (так называемые целые вещи),
• оттиски календарных, рекламных, специальных и других почтовых штемпелей, гашений и штампов, включая оттиски франкировальных машин (франкотипы),
• телеграммы,
• почтовые формуляры, квитанции, наклейки, этикетки и ярлыки,
• другие материалы, иллюстрирующие различные аспекты работы почтовых ведомств и администраций,
• другие виды филателистических материалов.

Происхождение термина

Термин «филателия» (фр. philatélie) образован от греч. «φίλος», «φιλέω» — друг, люблю и «τέλος» — сбор, пошлина. В других трактовках слово происходит от «φίλος» — друг и «ἀτέλεια» — освобождение от оплаты, пошлины, сбора, франкирование или от «φίλος» — друг и «ἀτελής» — без конца, то есть «друг того, что никогда не кончается». В прошлом в Греции на письмах ставили особую отметку — телос, которая показывала, что письмо оплачено отправителем и получателю не требуется ничего платить. Эта отметка является как бы предшественником современной почтовой марки, заменившей денежную плату за пересылку писем.

Первоначально страсть к знакам почтовой оплаты называли «тэмброфилией» или «тэмбрологией» (фр. timbre — почтовая марка). Но когда стало ясно, что так называемые «коллекционеры почтовых марок» не столько изучают их, сколько накапливают для совершенно других целей, таких как, например, оклейка комнат, новое увлечение окрестили «маркоманией». Термин «филателия» был введён французским коллекционером Жоржем Эрпеном (Georges Herpin) в 1864 году. В своей статье во французском ежемесячном журнале «Коллекционер почтовых марок» он писал, что получивший широкое распространение термин «маркомания» не отражает существа дела и предложил новое определение «филателия», имея в виду любовь к изучению всего, что относится к знакам почтовой оплаты — марок, конвертов, штемпелей, почтовых документов.

История

XIX век

Коллекционирование и коллекции

Как область коллекционирования филателия возникла в 1840-е годы, после введения в обращение почтовых марок в 1840 году. Некоторые авторы считают, что первый филателист появился в день выпуска первой в мире почтовой марки. Известно, что 6 мая 1840 года Лондонская адвокатская контора «Оливерсон, Денби и Леви» (англ. «Oliverson, Denby and Lavie») отправила в Шотландию письмо с документами, франкированное десятью неразрезанными «Чёрными пенни». На конверте имеется разборчивый оттиск штемпеля «LS.6MY6. 1840». Таким образом, это первая в мире целая вещь с гашением первого дня обращения; в 1992 году на аукционе в Цюрихе этот конверт был продан за 690 тысяч франков.

Уже в 1846 году в Англии были известны случаи собирания почтовых марок в большом количестве, впрочем безо всякой системы, например, для оклеивания стен. Систематическое коллекционирование знаков почтовой оплаты по странам, выпускам и т. д. началось в середине 1850-х годов. Первым филателистом считается живший в Париже гравёр Мансен, который в 1855 году продал свою коллекцию, содержавшую почти все выпущенные к тому времени почтовые марки торговцу марками и букинисту Эдарду Лапланту (фр. Edard de Laplante). Благодаря спросу на почтовые марки появились торговцы, которые занялись продажей марок для целей коллекционирования.

К концу XIX века собирание марок охватило сотни тысяч людей всех классов общества, от детей бедняков до миллионеров и принцев царствующих домов. Даже некоторые государства имели коллекции знаков почтовой оплаты (например, Англия, Германия, Франция, Бавария, Болгария). Для этой цели с 1870-х годов в ряде стран стали создаваться национальные почтовые музеи, где собирались и хранились государственные коллекции знаков почтовой оплаты (первые — в Германии, Франции, Болгарии). На первом месте стояла коллекция Британского музея, собранная членом парламента Таплингом и завещанная им в 1891 году Музею; она обошлась в 800 000 немецких марок. Имперский почтовый музей в Берлине также обладал обширной коллекцией марок. Возникали крупные частные коллекции. Обширнейшая и единственная в своем роде коллекция принадлежала барону Филиппу Феррари в Париже и обошлась ему свыше 1 млн немецких марок.

Так как число почтовых знаков с каждым годом увеличивалось, то собирание их становилось всё затруднительнее. Поэтому с начала 1880-х годов появились так называемые специалисты-собиратели, которые ограничивались какой-нибудь одной частью света или несколькими государствами, или даже одним государством.

Общества филателистов и выставки

Ввиду затруднительности для одного лица вести с успехом дело коллекционирования, любители начали соединяться в общества собирателей почтовых марок. Первое филателистическое общество было организовано в Англии в 1866 году, а затем они стали появляться в США (1868), Великобритании (англ. «Philatelic Society», Лондон, 1869; в дальнейшем Королевское филателистическое общество Лондона), Германии (1869), Франции (фр. «Société française de timbrologie», Париж, 1874), затем в других странах. В конце XIX века обществ филателистов насчитывалось свыше 400, из которых большинство приходилось на Германию и Соединенные Штаты Америки. Представители немецких обществ собирались ежегодно с 1889 года на съезды обществ филателистов (Philatelistentage).

Филателистические общества устраивали выставки знаков почтовой оплаты. Первая выставка частной коллекции состоялась в 1852 году в Брюсселе. Первые филателистические выставки были организованы в Дрездене (1870), Берлине (1870), Вене (1873 — первая международная), Париже (1878), Антверпене (1887 — международная), Нью-Йорке (1889). В 1890 году, по случаю 50-летия существования почтовой марки, их было три — в Вене, Магдебурге и Лондоне.

Торговля марками

См. также: Филателистический дилер

Торговлей марками занимались тысячи людей; в крупных центрах существовали биржи и бывали аукционы. За редкие марки платили значительные цены: например, за марку Британской Гвианы первого выпуска (1850) в 2 цента на розовой бумаге было уплачено 1010 долларов. Ввиду высоких цен на редкие марки появились в обращении фальшивые марки; например, в Париже была открыта целая фабрика фальшивых марок. Обнаружение подделок было одной из задач филателических обществ. Некоторые государства приходили на помощь коллекционерам: когда какая-нибудь вышедшая из употребления марка становилась редкой в продаже, почтовое ведомство отпечатывало со старых досок новое издание марок, которые продавало по умеренным ценам. Иногда печатные доски каким-нибудь путём попадали к частным лицам, которые также выпускали новые издания марок, ценимые, впрочем, дешевле правительственных.

Высоко ценились коллекционерами эссе (англ. essays) и пробные марки, которые изготавливались почтовым ведомством раньше выпуска марок, чтобы решить, не нужно ли сделать изменения в рисунке, печатании, красках и т. п. Кроме официальных, существовали и частные пробные марки, которые были представлены почтовому ведомству и последним забракованы.

Некоторые государства пользовались страстью коллекционеров для извлечения доходов и часто производили выпуски марок, вызывавшиеся не действительной необходимостью, а желанием сбыть их коллекционерам. Особенно много различных знаков почтовой оплаты выпускалось государствами Центральной и Южной Америки, где к тому же часто менялись формы правления и правители, а последние считали долгом выпускать новые марки. Иногда случалось, что при недостатке марок известной ценности они заменялись марками другой ценности, с наложением соответственного штемпеля, то есть надпечатки. Такие марки с надпечатками также высоко ценились коллекционерами, которые иногда искусственно вызывали появление подобных марок, скупая все имеющееся в наличности количество обыкновенных марок.

Любопытно, что к маркам, выпущенным со спекулятивной целью, в прошлом относили, за некоторыми исключениями, появившиеся в изобилии в последней четверти XIX века юбилейные знаки почтовой оплаты. В 1876 году в Соединенных Штатах Америки впервые появились юбилейные конверты по случаю празднования столетия объявления независимости; в 1887 году в Англии были выпущены марки по случаю 50-летия царствования королевы и т. д. Заслуживает внимания юбилейный конверт Великобритании 1890 года, продававшийся вместе с вложенным в него бланком для письма, с довольно сложным рисунком конверта, на котором были изображены старые и новые средства почтовой доставки. В таком же роде Швейцарией было выпущено юбилейное открытое письмо в 1893 году, по случаю 50-летия первых швейцарских знаков почтовой оплаты.

Филателистическая литература

С 1860-х годов стали издаваться каталоги и журналы по филателии, а также специальные альбомы для размещения и хранения филателистических коллекций, что стимулировало систематическое коллекционирование. Первый журнал, посвященный почтовым маркам, появился в 1862 году в Ливерпуле под названием «The Stamp-Collector's Review and Monthly Advertiser», который выходил до 1864 года. С 1863 года начали также издавать журналы «Le Timbre-Poste» (Брюссель) и нем. «Magazin für Briefmarken-Sammler» (Лейпциг); в 1864 году вышел в свет первый филателистический журнал США.

В конце XIX века литература по филателии была довольно обширна: на 13 языках выходило до 800 журналов, посвящённых почтовым маркам. Наиболее распространённым был «Illustriertes Briefmarken-Journal», издававшийся братьями Зенф и имевший 17 000 подписчиков. Ещё до начала издания журналов начали выходить каталоги почтовых марок. В числе первых в 1861 году был выпущен каталог А. Потике в Париже, затем появились каталоги Ж.-Б. Моэнса (Брюссель, 1862), Скотта (Нью-Йорк, 1867), «Стэнли Гиббонс» (Великобритания, 1879—1895), «Ивер и Телье» (Франция, 1897—1913). До конца XIX века было издано 720 каталогов и руководств; одними из лучших среди них считались:

• Братья Зенф, «Illustrierter Postwertzeichenkatalog» (Лейпциг, 1892).
• Ж.-Б. Моэнс, «Bibliothèque des Timbrophiles» (Брюссель).
• К. Линденберг, «Die Briefumschläge der deutschen Staaten» (Берлин, 1892).

XX век

Филателия как один из самых популярных видов коллекционирования продолжала развиваться в XX столетии. Наряду с каталогами «Скотт», «Стэнли Гиббонс» и «Ивер и Телье», начали издаваться каталоги «Цумштейн» (Швейцария, 1909), «Михель» (Германия, 1910), также получившие впоследствии мировую известность.

В 1926 году была основана Международная федерация филателии (ФИП), под патронатом которой с 1929 года регулярно организуются международные филателистические выставки. Так, первая Всемирная филателистическая выставка в Праге прошла в августе — сентябре 1962 года. В 1976 году ФИП уже объединяла национальные общества из 57 стран, которые провели свыше 100 выставок; в 1987 году в ФИП входили свыше 60 стран.

С середины XX века филателия стала наиболее массовой областью любительского коллекционирования, чему способствовали:

• значительно расширившийся почтовый обмен между странами,
• выпуск почтовыми ведомствами большинства стран:
  • коммеморативных (памятных) эмиссий,
  • многокрасочных серий марок, посвящённых истории, важнейшим событиям современности, искусству, фауне, флоре, спорту и пр.;
  • отдельных марок, блоков (сувенирный лист с одной или несколькими напечатанными марками и надписью на полях), цельных вещей, предназначенных специально для филателистов;
• широкая продажа (в том числе комиссионная) коллекционных знаков почтовой оплаты, альбомов, кляссеров и других предметов филателии;
• издание каталогов марок;
• организуемые филателистическими обществами национальные и международные выставки, внутригосударственный и международный обмен, пропаганда филателии через специализированные журналы и другие периодические издания.

Филателистические журналы издавались во многих странах мира, в том числе социалистических: «Филателен преглед» (НРБ), «Filatéliai Szemie» (ВНР), «Sammler Express» (ГДР), «Filatelia Cubana» (Куба), «Filatelista» (ПНР), «Filatelie» (СРР), «Filatelie» (ЧССР); в капиталистических — «The London Philatelist» и «Philatelic Magazine» (Великобритания), «The American Philatelist» и «Linn’s Weekly Stamp News» (США), «Der Sammler-Dienst» и «Deutsche Zeitung für Briefmarkenkunde» (ФРГ), «Austria-Philatelist» (Австрия), «Schweizer Briefmarken Zeitung» (Швейцария), «L'Écho de la timbrologie» («Эхо тэмбрологии») и «La Philatélie française» (Франция), «Il collezionista», «La Tribuna del collezionista», «Cronaca Filatelica», «Francobolli», «Il Nuovo Corriere Filatelico» (Италия), «Dansk Filatelistisk Tidsskrift» (Дания).

В социалистических странах филателия наибольшее развитие получила в СССР, ГДР, ПНР, ЧССР и ВНР, в капиталистических — в ФРГ, Франции, Великобритании, США, Австрии. Уникальными государственными коллекциями почтовых марок в это время располагали Британский музей (Лондон), почтовые музеи в Стокгольме, Париже, Берне; среди известных частных собраний — коллекции английской королевской семьи, Ф. Феррари (Австрия), М. Бурруса (Швейцария), А. Лихтенштейна, А. Хинда и Дж. Бокера (США), Х. Канаи (Япония).

В середине 1970-х годов национальные организации и другие объединения филателии имелись в большинстве стран, а филателией занимались 150—200 млн человек.

XXI век

С 28 августа по 1 сентября 2004 года в Сингапуре впервые в истории мировой филателии проводился Всемирный чемпионат марок (англ. World Stamp Championship).

Филателия в России

Филателия в Российской империи

Зарождение филателии в России тесно связано с выпуском первых российских марок (1858) и штемпельных конвертов (1845). Уже в XIX веке некоторые русские марки высоко ценились коллекционерами. Так, 6-копеечная бандерольная марка для восточной корреспонденции выпуска 1863 года оценивалось в 100 немецких марок, 5-копеечный конверт Московской городской почты выпуска 1846 года — в 1000 немецких марок.

Земские марки, чистые (то есть неупотреблённые), также весьма ценились: за марки новейших выпусков платили от 3 до 5 раз дороже действительной ценности. Цены на марки более отдалённых выпусков росли в геометрической прогрессии, а за некоторые марки первых выпусков торговцы спрашивали 400 рублей и дороже. Причина высокой цены на чистые земские марки заключалась в том, что в 1860-х годах никто не думал их собирать. Гашёные (то есть употреблённые) марки были гораздо дешевле, хотя марки первых выпусков были также дороги. Земские марки очень ценились иностранными филателистами; изданы даже несколько сочинений на французском и немецком языках о русских земских марках. Известность также имело сочинение Д. Чудовского «Описание русских земских почтовых марок, конвертов и бандеролей» (Киев, 1888).

В 1866 году в России поступил в продажу первый «Карманный альбом марок». В сентябре 1872 года в рамках проходившей в Москве Политехнической выставки состоялся первый в России показ коллекций знаков почтовой оплаты, подготовленной Почтовым департаментом Министерства внутренних дел.

Самым известным российским филателистом того времени считают Ф. А. Брейтфуса (1851—1911), жившего в Петербурге. Его коллекция марок была признана третьей в мире после собраний Ф. Феррари и Т. Таплинга. Впоследствии часть коллекции Брейтфуса была продана английской торговой фирме «Стэнли Гиббонс».

Ещё одним выдающимся российским филателистом был А. К. Фаберже (сын знаменитого ювелирного мастера К. Г. Фаберже), который собрал уникальную коллекцию марок и цельных вещей Российской империи.

В последней четверти XIX века в Москве, Петербурге и других городах России появились общества собирателей почтовых марок. В качестве отделений Дрезденского международного общества филателистов (нем. Internationale Philatelistenverein Dresden) 10 октября 1883 года Ф. А. Брейтфусом была основана Московская секция Международного общества филателистов, первая в России филателистическая организация, а в декабре того же года — Санкт-Петербургская секция. Московская секция просуществовала до 1898 года с перерывом в 1888 и 1889 годах. В марте 1907 года Санкт-Петербургская секция была преобразована в Российское общество филателистов, ставшее первой всероссийской филателистической организацией, которое функционировало до 1918 года.

Кроме того, в 1883 году было основано Московское общество собирателей почтовых марок, вначале неофициально. К 10-летнему юбилею в нём было 26 членов, состоялось 148 заседаний и по поводу юбилея была издана брошюра, в которой была изложена история общества и напечатано извлечение из проекта его устава. После утверждения 1907 году устава оно стало называться Московским обществом собирателей знаков почтовой оплаты.

С ноября 1895 года существовало Санкт-Петербургское (русское) отделение Германского союза филателистов, на базе которого в августе 1906 года было создано Санкт-Петербургское общество собирателей почтовых знаков. Большой популярностью у филателистов пользовался издаваемый обществом ежемесячник «Всемирная почта». Он печатался громадным для тогдашней филателистической периодики тиражом до 800 экземпляров.

В 1896 году в Киеве появился первый филателистический журнал России «Марки». С декабря 1913 года до конца 1917 года ежемесячно в Санкт-Петербурге—Петрограде издавался журнал «Филателия», последние номера которого вышли в первой половине 1918 года.

В 1901 году вышел в свет «Первый русский описательный и иллюстрированный каталог почтовых марок с 200 рисунками».

Филателия в РСФСР и СССР

В РСФСР первое общество филателистов было создано в 1918 году в Москве. В Московское общество филателистов и коллекционеров (МОФИК) вошло большинство членов дореволюционного Московского общества собирателей знаков почтовой оплаты. МОФИК действовало до февраля 1921 года. Мысль о создании нового общества филателистов была поддержана в 1922 году Российским бюро филателии при Народном комиссариате почт и телеграфов РСФСР и Уполномоченным по марочным пожертвованиям ЦК Помгол при Народном комиссариате внешней торговли РСФСР. Первое организационное собрание нового общества состоялось 6 апреля 1923 года. В соответствии с уставом, утверждённым 15 марта 1923 года, оно стало называться Всероссийским обществом филателистов. Отделения общества имелись в Ереване, Тифлисе, Ташкенте, Ашхабаде, Баку и других городах. В 1924—1925 годах проведена первая Всероссийская филателистическая выставка. Органом Всероссийского общества филателистов был журнал «Советский филателист» (1922—1932; ряд лет назывался «Советский коллекционер»). Всего Общество просуществовало с 1923 года до конца 1930-х годов.

В последующие 15 лет организованное филателистическое движение в СССР практически отсутствовало, если не считать отдельные кружки и клубы в некоторых городах. Однако в 1950-е годы объединения филателистов стали возникать во многих городах страны, и в 1957 году в Москве было создано Московское городское общество коллекционеров (ныне Союз московских филателистов).

В марте 1966 года было учреждено Всесоюзное общество филателистов (ВОФ). ВОФ было добровольной культурно-просветительской организацией и объединяло филателистов СССР. Оно возникло на основе Московского городского общества филателистов и ряда филателистических объединений в других городах страны. Целью ВОФ являлось всестороннее использование филателии как одного из видов общественно полезной деятельности, сочетающей разумный отдых с расширением культурного кругозора и способствующей коммунистическому воспитанию. Основные направления деятельности ВОФ составляли пропаганда филателии, создание отделений и клубов на местах, научно-исследовательская работа и экспертиза, организация выставок, расширение и укрепление дружеских и культурных связей с зарубежными филателистическими организациями и др.

В 1967 году ВОФ было принято в члены Международной федерации филателии. Деятельностью ВОФ руководило Правление со штаб-квартирой в Москве. Первым председателем ВОФ был Герой Советского Союза Э. Т. Кренкель, с 1977 года — лётчик-космонавт Герой Советского Союза Л. С. Дёмин. В 1977 году ВОФ объединяло свыше 2 тыс. первичных организаций и 3 тыс. клубов юных филателистов (многие из которых имели секции фалеристики, филумении, филокартии, бонистики и др.), свыше 200 тыс. членов. В 1966—1976 годах ВОФ экспонировало на международных выставках свыше 1 тыс. коллекций, отмеченных 854 медалями и 198 призами. За заслуги в развитии и пропаганде советской филателии было учреждено звание «Почётный член ВОФ»; к 1977 году оно было присвоено 62 советским и зарубежным филателистам.

С 1963 года в Москве издавался ежегодник «Советский коллекционер», с 1966 года — ежемесячный журнал «Филателия СССР», печатный орган Министерства связи СССР и ВОФ. Журнал (до 1977 года — бюллетень) публиковал сведения о выпусках новых почтовых марок, знакомил с исследованиями по истории почты и филателии, с тематическим коллекционированием, деятельностью ВОФ и союзов филателистов других социалистических стран; имелся раздел для юных филателистов. На международных филателистических выставках журнал неоднократно отмечался наградами. В 1977 году его тираж составлял около 100 тыс. экземпляров, в 1991 году — 44 тыс. экземпляров.

В 1976 году был выпущен «Каталог почтовых марок СССР. 1918—1974», к которому издавались ежегодные дополнения.

В середине 1970-х годов филателией в СССР занимались 0,5 млн человек, из них свыше 200 тыс. были членами ВОФ. Впоследствии, в 1989 году, ВОФ было преобразовано в Союз филателистов СССР, который функционировал до 1992 года.

Новейший период

В настоящее время (с 1992 года) действует Союз филателистов России (СФР), правопреемник Союза филателистов СССР. СФР является национальной филателистической организацией России и представляет отечественных филателистов в ФИП (с 1993 года). В состав СФР включены 70 региональных объединений и союзов, в которых зарегистрировано около 50 тысяч филателистов. Журнал «Филателия СССР» издаётся под новым названием «Филателия» и является печатным органом СФР. Союз также издаёт бюллетень «Новости филателии» и ежегодник «Коллекционер». В ноябре 2005 года был проведён IV съезд СФР.

Коллекционеры России участвуют в филателистических выставках под патронатом ФИП, и некоторые из них награждены высокими призами. Самым титулованным российским филателистом называется московский собиратель Л. Я. Мельников; его разработка «Авиапочта СССР» не раз получала большие золотые медали на Всемирных филателистических выставках. В 1997 году в России прошла первая Всемирная филателистическая выставка «Москва — 1997» под эгидой ФИП.

Виды филателии и коллекций

Изучение предметов коллекционирования в филателии может иметь три разных аспекта:

• Собственно филателистический — бумага, использованная для печатания марки, водяные знаки, размер, тип и форма перфорации, краски, клей, способы печати и гашения, дефекты и ошибки печати и прочее, то есть всё, что подтверждает подлинность марки, время её выпуска, продолжительность обращения, а также разновидности марок в результате отступления в полиграфическом исполнении от основного типа, проекты марок (эссе), пробы печати и цвета, первичные оттиски и др.
• Исторический — политические и экономические условия появления марки, период обращения, причины изъятия, правила использования, специальные гашения и надпечатки, почтовые маршруты, тарифы, оформление корреспонденции, способы доставки и прочее, связанное с историей почты.
• Тематический — теория и практика коллекционирования по определённым темам.

Филателистические коллекции подразделяются на:

• Хронологические — на основе систематизации объектов в порядке последовательности их выпуска.
  • генеральные — собрания всех выпущенных в мире, группе стран, отдельной стране почтовых марок и (или) цельных вещей (разновидности, как правило, отсутствуют).
  • специализированные — включают не только все выпущенные марки и цельные вещи, но и их разновидности (нередко марки на письмах и в листах, эссе, образцы, то есть марки, направляемые государственными почтовыми ведомствами в Бюро Всемирного почтового союза, частью с надпечаткой «образец», и др.).
  • исследовательские — то же, что и специализированные собрания, но отражающие результаты исследований в определённой области истории знаков почтовой оплаты и других памятников почтового обращения.
• Тематические.
  • собственно тематические — на основе индивидуального подхода коллекционера к избранной теме и подбору материалов.
  • мотивные — подбор материалов, объединённых общностью изображений (сюжетов).
  • документальные — собрания марок, почтовых и других документов, раскрывающих тему.
• Коллекции специальных областей филателии, имеющие отношение к истории развития почтового сообщения, оплаты почтовых отправлений и т. п.:
  • воздушная почта (самолётная, вертолётная, дирижабельная, ракетная, аэростатная, планёрная, катапультная, голубиная и др.);
  • корабельная почта;
  • железнодорожная почта;
  • полярная почта;
  • подводная почта;
  • пневматическая почта;
  • почтовые марки с ошибками;
  • почтовые штемпели (в том числе домарочного периода, специальные, номерные и др.);
  • штемпели франкировальных машин (отмечающих оплату и дату почтового отправления);
  • марки с фирменными проколами;
  • письма домарочного периода;
  • письма служебной почты;
  • письма полевой почты и др.

Эволюция филателии

С течением времени собирание марок стало увлечением многих миллионов человек во всём мире. В середине XX века цели коллекционирования существенно изменились, что привело к перемене характера, методов и форм коллекционирования. Анализируя эти процессы в филателистическом движении к середине 1970-х годов, доктор филологических наук М. Теплинский указывал на страницах журнала «Филателия СССР»:

Что преимущественно интересовало филателиста в прошлом? Марка как знак почтовой оплаты. Следовательно, целью коллекции могло быть установление интересных подробностей по истории почты, по истории почтовых тарифов, подробности изготовления марок, технология их производства и т. д. С этой точки зрения очень важны были разновидности, особенности бумаги, зубцовки и пр. Ценились прежде всего гашёные марки, которые действительно прошли почту. В наше время всё больше и больше филателистов увлекаются тематическим коллекционированием. Процесс этот закономерный, я бы даже сказал — прогрессивный, он будет развиваться и дальше. Но сейчас марка по существу интересует многих филателистов уже не как знак почтовой оплаты. Марка превращается в картинку.

Другой советский филателист Б. Кисин в книге «Страна Филателия» (1969) заметил, что постепенно «знаки почтовой оплаты… всё более и более расценивались как произведения искусства». В связи с этим рецензент М. Наумов констатировал:

Таким образом почтовые марки отрываются от почты и превращаются в картинки. Но тогда при чем же здесь филателия?

Указывая на эти очевидные изменения предмета и сущности филателии, М. Теплинский отмечал:

Спор этот представляется мне очень существенным. Действительно, что же мы, филателисты, сейчас преимущественно собираем: знаки почтовой оплаты или картинки? Я, разумеется, имею в виду не филателистов, ведущих серьёзную исследовательскую работу в этой области, а широкую массу коллекционеров, которые никогда и не помышляли об участии во всесоюзной выставке (не говоря уже о международной), которые, может быть, вообще не читают филателистическую литературу. Беру на себя смелость сказать, что большинство современных филателистов собирают именно картинки — признаём мы это или нет.

Одним из подтверждений превращения знаков почтовой оплаты в картинку может быть, например, появление картмаксимумов и области их коллекционирования — максимафилии, поскольку изготовление картмаксимумов не вызвано почтовой необходимостью и даже специальное почтовое гашение на них по сути является фиктивным. Картмаксимумы возникли как отражение новой тенденции в филателии.

Ещё одной кардинальной переменой в среде филателистов стало появление интереса к коллекционированию преимущественно чистых, не прошедших почту марок. А. И. Качинский это стремление объяснял, например, так:

Для тематических коллекций... более подходят негашёные марки... Нас в первую очередь интересует изображение на них, и предпочтительнее, чтобы оно не было закрыто гашением.

Следовательно, при тематическом коллекционировании на первое место выступает изображение, то есть картинка, а не зубцовка или способ печати. Это, по мнению М. Теплинского, неминуемо приведёт к вырождению филателии, к её слиянию с филокартией.

Новые тенденции нашли широкое отражение в филателистической литературе. Так, в «Филателистическом словаре», изданном в 1969 году, указывалось:

С филателистической точки зрения почтовые марки — миниатюрные произведения графического искусства, выполненные полиграфическими средствами.

В свою очередь, Б. Кисин называл марки произведениями «государственной графики».

Полемизируя с подобными формулировками, М. Теплинский подчёркивал, что почтовая марка является прежде всего государственным, официальным изданием. В то же время сугубо официальный характер марок определяет отображающиеся на них политические, идеологические и культурные особенности данной страны:

…Благодаря маркам можно не просто лучше узнать ту или иную страну, её флору и фауну, историю и живопись, но выяснить политику государства, которая прямо или косвенно отражается в выборе марочных сюжетов, характере откликов на те или иные знаменательные события, и т. д.

Интересные факты

• Первая коллекция почтовых отправлений, причём весьма полная, якобы была собрана в Древнем Египте 4600 лет назад. В гробнице фараона Аменоптиса из IV династии (около 2575 года до н. э.) якобы археолог Тапельтгам обнаружил набор прекрасно сохранившихся египетских почтовых штемпелей с обозначением мест отправки в количестве 186 штук. Каждый из штемпелей был наложен на отдельное папирусное письмо синей, иногда красной краской, и каждый папирус находился в герметически закрытом медном цилиндре. В 1919 году коллекция была перевезена в Британский музей. В книге английского филателиста Джеймса Маккея утверждалось, что в 1970-х годах письма были переданы Каирскому музею.
• В 1840-х годах в лондонской газете «Таймс» было размещено объявление неизвестного молодого человека, желавшего оклеить свою спальню гашёными марками. При этом, благодаря помощи друзей, он уже имел 16 000 марок, но этого количества было всё-таки недостаточно.
• Марками оклеивали также галстуки, шляпы, автомобили. В середине XX века в США, в Балтиморе, подвенечное платье одной невесты было украшено 30 000 чистых (негашёных) марок, а в Калифорнии коллекция некоего пастора итальянского происхождения, в которой имелось 149 242 марки, была расклеена на стенах и потолке двух его комнат. Марки на потолке одной из комнат образовывали американский флаг, в котором полосы составляли итальянские марки, а звёзды — американские двухцентовые. Эта коллекция собиралась пастором 30 лет и стоила немалых денег.
• Представитель австрийской ветви Ротшильдов в своё время скупил целиком один из первых выпусков афганских марок и сжёг затем все марки за исключением немногих на глазах у агентов крупнейших марочных фирм, тем самым нажившись на продаже оставшихся марок.
• 22 сентября 1972 года папа римский Павел VI подписал апостольское письмо архиепископу венскому, согласно которому Архангел Гавриил является патроном почты и филателии. По ходатайству венского архиепископа на основании этого письма австрийская почта издала в 1973 году почтово-благотворительную марку с изображением архангела (1490) и текстом «Архангел Гавриил — защитник и патрон филателии» (Скотт #B329). Данную идею «пробил» во время папской аудиенции в 1972 году президент Всемирного союза филателистов имени святого Гавриила, шеф-редактор австрийского журнала «Die Briefmarke» Бруно Гримм.

См. также

• Виды филателистических коллекций
• Всесоюзное общество филателистов
• История почты
• Каталог почтовых марок
• Международная федерация филателии
• Почтовая марка
• Союз филателистов России
• Филателист
• Филателистическая выставка
• Филателистический журнал
• Филателия (журнал)
• Филателистическая литература
• Филателистическая экспертиза
• wikt:филателизм
• Проект:Филателия и почта/Литература по филателии
• Проект:Филателия и почта/Литература по истории почты

Литература

• Бабинцев С. Филателистическая библиография. — М., 1970.
• Березняк А. [www.ng.ru/collection/2005-01-14/22_zasursky.html Журфак и филжур. Филателистическая журналистика как отдельная профессия] // Независимая газета. — 2005. — № 3 (3399). — 14 января.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/1/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.

• Вигилев А. Из истории филателии // Филателия СССР. — 1979. — № 7. — С. 52—53.
• Владинец Н. И. Филателия. — М., 1975.
• Гаков В. [web.archive.org/web/20070630085623/www.kommersant.ru/k-money-old/story.asp?m_id=18219 Прилипалы с родословной] // Коммерсантъ Деньги. — 2002 . — № 46 (401). — 26 ноября.
• Гросс О., Грыжевский К. [www.fmus.ru/article02/gross.html Путешествия в мир марок] / О. Гросс, К. Грыжевский; Пер. с польск. Ю. М. Соколова с сокр. — М.: Прогресс, 1977. — 50 000 экз. (Проверено 23 июня 2016) [www.webcitation.org/6cwolVVDc Архивировано] из первоисточника 11 ноября 2015.
• Кисин Б. М. [www.ozon.ru/context/detail/id/3223180/ Страна Филателия] / Ред. В. Нездвецкий. — М.: Просвещение, 1969. — 240 с. — 100 000 экз. (Проверено 15 июля 2016) [webcitation.org/6eDwKqKmf Архивировано] из первоисточника 2 января 2016.
• Левитас И. Я. С марками в страну знаний. Заметки о почте и филателии. — К., 1987.
• От составителя // [www.fmus.ru/article02/FS/pred.html Филателистический словарь] / Сост. О. Я. Басин. — М.: Связь, 1968. — 164 с.
• Почтовые знаки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. (Проверено 2 ноября 2010)
• Соколов М. П., Ниселевич Л. М. Спутник филателиста / Всесоюзное общество филателистов. — Изд. 2-е, доп. и перераб. — М.: Связь, 1974. — 241 с. [См. фотографии оформления книги: [www.gornitsa.ru/images/products/al_book_sputfil.jpg], [www.gornitsa.ru/images/products/al_book_sputfil_1.jpg], [www.gornitsa.ru/images/products/al_book_sputfil_2.jpg].] (Проверено 7 января 2009)
• Стальбаум Б. К. [www.fmus.ru/article02/Stal.html Что надо знать филателисту.] — М.: ЦФА «Союзпечать», 1968. (Проверено 15 июля 2011)
• Читатель спрашивает — отвечаем // Филателия СССР. — 1984. — № 3. — С. 42.
• Grallert W. Einführung in die Briefsmarkenkunde. — Leipzig, 1957. (нем.)
• Groer M. Praktyczna filatelystika. — Warszawa, 1975. (польск.)
• Hamann H. Kleine Briefsmarkenkunde. — Berlin, [1973]. (нем.)
• Hille Н. Moderne Philatelie. — Berlin, [1968]. (нем.)
• Williams L. N., Williams М. Techniques of Philately. — L., 1969. (англ.)

Ссылки

• Новосёлов В. А. [www.mirmarok.ru/prim/view_article/209/ Мир филателии]. Знакомство с филателией. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (1 ноября 2008). — Электронная книга. Проверено 27 июня 2016. [www.webcitation.org/65u8fHvPN Архивировано из первоисточника 4 марта 2012]., включая главы:
  • [mirmarok.ru/prim/view_article/211/ Глава 5. Краткие вехи развития филателии] (Проверено 27 июня 2016) [www.webcitation.org/65kvcZYSc Архивировано] из первоисточника 27 февраля 2012.
  • [mirmarok.ru/book/ Глава 7. Легендарные марки] (Проверено 27 июня 2016) [www.webcitation.org/65u8fHvPN Архивировано] из первоисточника 4 марта 2012.
  • [mirmarok.ru/prim/view_article/223/ Глава 8. Знаменитые филателисты] (Проверено 27 июня 2016) [www.webcitation.org/6iM5tfdQX Архивировано] из первоисточника 18 июня 2016.
  • [mirmarok.ru/prim/view_article/225/ Глава 9. Знаменитости — филателисты] (Проверено 27 июня 2016) [www.webcitation.org/66QtjvXKe Архивировано] из первоисточника 25 марта 2012.
• Официальный сайт [www.f-i-p.ch/ Международной федерации филателии] (англ.) (Проверено 7 января 2009)
• Сайт [www.stampnews.com «Stamp Collecting News»] о новых выпусках марок и других мировых новостях в области коллекционирования марок (англ.)
• [youtube.com/watch?v=QT6c7Aw_LHs Филателия, история марок в киножурнале «Хочу всё знать», № 11 (KK)] на YouTube
• Сайт [www.stamprussia.com/index.html «Postage Stamps and Stationery of Russia and USSR»] (англ.) (рус.):
  • [www.stamprussia.com/serv_term.htm Филателистических термины]
  • [www.stamprussia.com/serv_voc.htm Мультиязычный словарь филателистических терминов]
  • [www.stamprussia.com/stamp.htm Каталог почтовых марок РСФСР и СССР] (1918—1991)

Отрывок, характеризующий Филателия

Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.