Филиппа Геннегау

Филиппа Геннегау Philippa of Hainault<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Филиппа де Эно. Рисунок Роберта Смёрка с утраченной позднее стенной росписи в часовне Св. Стефана в Вестминстерском дворце</td></tr>
Королева-консорт Англии
24 января 1328 — 15 августа 1369
Предшественник:	Изабелла Французская
Преемник:	Анна Чешская
Рождение:	24 июня 1314(1314-06-24) Валансьен
Смерть:	15 августа 1369(1369-08-15) (55 лет) Виндзорский замок
Место погребения:	Вестминстерское аббатство, Лондон
Род:	Дом Авен
Отец:	Виллем I
Мать:	Жанна Валуа
Супруг:	Эдуард III
Дети:	сыновья: Эдуард, Уильям Хартфилд, Лайонел, Джон, Эдмунд, Вильям Виндзор и Томас дочери: Изабелла, Иоанна, Мария и Маргарет

Филиппа де Авен (Philippe de Avesnes; 24 июня 1314, Валансьен — 15 августа 1369, Виндзорский замок) — королева Англии, жена Эдуарда III. От четырнадцати детей Эдуарда и Филиппы происходят основные участники войн Алой и Белой розы.

Биография

Третья из пяти дочерей Виллема I (1286—1337; соединившего в своих руках графства Геннегау, Голландия и Зеландия) и Жанны (1294—1352; дочери Карла Французского, графа Валуа). Наречена в честь прадеда — французского короля Филиппа III.

Брак

Брак с Эдуардом был заключён по политическим мотивам: в 1326 году Виллем I помог матери будущего английского короля собрать войско для свержения её мужа. Несмотря на это, по словам Жана Фруассара, семейная жизнь Эдуарда и Филиппы была на редкость удачной.

Брачный союз своего старшего сына с одной из дочерей Виллема I планировал ещё Эдуард II. По его заданию епископ Экзетерский Уолтер Степлдон в 1319 году на пути в Париж остановился в Эно. Сохранилось описание выбранной Степлдоном в жёны наследнику английского престола принцессы. Имя не указано, возможно, что это была старшая дочь графа, Сибелла, вскоре умершая. Существуют также предположение, что епископ избрал Филиппу, однако, по существующему в то время обычаю, не полагалось отдавать предпочтение младшей дочери в обход старших.

По сообщению Фруассара, в 1326 году, будучи вместе с матерью при дворе Виллема I, Эдуард уделял Филиппе более внимания, чем другим её сёстрам, и она также искала его общества. Изабелла Французская и её сын провели в Валансьене восемь дней, прежде чем отправиться с наёмным войском, во главе которого стоял дядя Филиппы Иоганн Геннегау, в поход против Эдуарда II. Договор о помолвке Эдуарда с дочерью Виллема I был подписан Изабеллой 27 августа в Моне, королева обязывалась заключить брак не позднее, чем через два года. Приданое невесты было предоставлено в распоряжение королевы немедленно: с помощью денег, войск и флота Геннегау она совершила удачное вторжение в Англию и свергла Эдуарда II.

Формально брак принца должен был быть согласован с Парламентом и Королевским советом. Королева Изабелла не позднее 5 августа 1327 года добилась нужного решения: одна из дочерей графа Геннегау должна была стать женой молодого короля. Требовалось церковное разрешение на брак: будущие супруги состояли в близком родстве, так как их матери были двоюродными сёстрами. В письме к папе, где содержится просьба о дозволении королю Англии «жениться на дочери того дворянина, графа Уильяма Геннегау, Голландии, и Зеландии, и лорда Фрисландии», имя Филиппы не упоминается.

18 октября 1327 года король, находившийся в Ноттингеме, уполномочил епископа Личфилда и Ковентри на совершение его бракосочетания с «благородной девицей Филиппой Геннегау». Он также приказал «своему любимому Бартоломью Бергершу, констеблю Дувра, встретить графа Виллема Геннегау, с прославленной девицей Филиппой, его дочерью», а представителям короля тех земель, через которые могут проследовать граф, его дочь и их свита, оказывать им, если потребуется необходимую помощь.

Вскоре после получения папского разрешения Филиппа сочеталась браком по доверенности в Валенсьене. Она отплыла в Англию из Висана вместе с Иоганном Геннегау и свитой, высадилась в Дувре и прибыла в Лондон 23 декабря 1327 года. В торжественной встрече Филиппы участвовало духовенство, лорд-мэр и аристократия столицы Англии. Венчание Эдуарда и Филиппы произошло в Йорке 24 января 1328 года. Пышная церемонии, проходившая в Йоркском соборе, была отмечена присутствием ста представителей аристократии Шотландии, прибывших для заключения мира с Англией, который гарантировался браком младшей сестры короля Джоанны с наследником шотландского престола. После свадьбы дядя королевы отбыл на родину с богатыми дарами. В свите Филиппы в Англию прибыли хронист Жан Ле Бель и Уильям Мауни, позднее прославившийся как один из самых способных военачальников. У Филиппы, вопреки обычаю, не было своего двора, не получила она от свекрови и земельного удела, на владение которым при жизни мужа имела право в качестве королевы-супруги. Её коронация была отложена на неопределённое время. По мнению исследователей, Изабелла намеренно держала невестку на заднем плане, опасаясь потерять своё влияние на сына и, вместе с ним, свою власть. На сессии Парламента, проходившей в мае 1328 года Эдуард III пытался добиться выделения для жены фьефа и 15000 фунтов годовой ренты. Однако в королевской казне, в которой на момент падения Эдуарда II было 60000 фунтов, уже не оставалось средств.

Эдуард и Филиппа провели Пасху в Йорке и после заключения мира с Шотландией возвратились на юг. В июне они обосновались в летнем дворце в Вудстоке, который станет основным местом прибывания Филиппы, в то время, когда её молодой муж находился под опекой Мортимера и королевы-матери.

Филиппа была коронована в марте 1330 года в Вестминстерском аббатстве, церемония прошла скромно, так как королевская казна была опустошена Изабеллой и её фаворитом Мортимером.

Пятнадцатого июня 1330 года в Вудстокском дворце Филиппа родила первого ребёнка, Эдуарда, позднее прославившегося под именем Эдуард Чёрный принц. Рождение наследника так обрадовало короля, что Катрин де Монакют, первой сообщившая ему эту новость, получила в подарок невероятно большую сумму — пятьсот марок.

Осенью 1330 года Эдуард, раздражённый связью своей матери с Мортимером и понимавший всю опасность своего положения, отстранил Изабеллу от правления, арестовал и казнил Мортимера, взяв власть в свои руки. Став полноправным монархом, Эдуард объявил, что будет управлять «в соответствии с правами и здравым смыслом, что подходит нашему королевскому достоинству». Молодой Эдуард воплощал в себе качества, делавшие его в глазах окружения идеальным рыцарем. Филиппа, получившая воспитание при одном из изысканнейших дворов Европы, была образцовой женой справедливого и просвещённого короля, покровительницей людей искусства и учёных, законодательницей мод.

Королева Филиппа была очень внимательна к своей свекрови, отстранённой от власти. Папа римский в своём письме летом 1331 года воздавал хвалы молодой королеве за её отношение к Изабелле и отмечал, что необходимо «восстановление доброго имени королевы-матери, которое незаслуженно пострадало».

Эдуард пресек злоупотребления прежнего режима и обратил внимание на рост благосостояния страны, уделяя особое внимание развитию торговли и ремёсел. В 1330-х годах было положено начало производству высококачественных шерстяных тканей, ставших позже основным источником дохода страны, до тех пор лишь экспортировавшей сырьё. Возможно, под влиянием Филиппы король пригласил ткача из Фландрии Джона Кемпа. В одном из первых документов, подписанных им, Эдуард обещал безопасность и всяческую поддержку самому Кемпу, его родным и слугам в том случае, если он займется своим ремеслом в Англии. Фламандских ткачей привлекала в страну дешевизна и доступность сырья, развитая торговля и стабильность. Они обосновались преимущественно в Норидже (графство Норфолк), Йорке и Кренбуне (графство Кент). Во время поездки Эдуарда III по восточной части страны Филиппа лично посетила поселение фламандских ткачей в Норидже.

Войны с Шотландией и Францией

В 1332 году к Эдуарду за поддержкой обратился претендент на шотландский престол Эдуард Баллиол. В следующем году Эдуард, готовясь к вторжению в Шотландию, перенёс двор в Йорк, а весной осадил Берик. Филиппа сопровождала мужа, и, пока длилась осада Берика, находилась в замке Бемборо (Нортумберленд). Шотландский регент при малолетнем короле Давиде, Арчибальд Дуглас, пытаясь отвлечь внимание Эдуарда, блокировал Бемборо. Однако английский король, положившись на мужество супруги и надёжность замка, не снял осады с Берика, а после нанесения поражения шотландцам в битве при Халидон Хилле, вошёл в город 20 июля. В 1336 году, сопровождая Эдуарда в четвёртой кампании против шотландцев, Филиппа родила своего третьего сына, названного Уильямом Хатфилдом, в небольшой йоркширской деревне. Этот младенец умер, прожив несколько недель, и был похоронен с королевскими почестями в Йоркском соборе.

В 1338 году Эдуард, претендуя на французскую корону, начал войну с Филиппом VI. Чтобы добыть средства на военную кампанию, он заложил драгоценности короны и занял огромную сумму — триста тысяч фунтов. Фландрия стала плацдармом для английских войск. В Антверпен, где на время боевых действий расположился королевский двор, Эдуард прибыл с Филиппой и младшей дочерью. 29 ноября Филиппа родила сына, получившего по месту рождения имя Лайонел Антверп.

В честь Филиппы её духовник Роберт де Эгелсфилд основал в 1341 году в Оксфордском университете Квинс Колледж, королева являлась его патроном.

Жан Фруассар, служивший в 1361—1369 годах при дворе Филиппы хронистом, называл её «самой великой королевой Англии из тех, что правили после Джиневры».

В конце жизни Филиппа много болела и располнела, а Эдуард стал проводить всё больше времени с заносчивой метрессой, Алисой Перрерс. Королева Филиппа умерла в Виндзорском замке и была похоронена в Вестминстерском аббатстве.

В памяти народа с Филиппой связана легенда о шести гражданах Кале, которых Эдуард пощадил от казни, поддавшись увещеваниям беременной супруги. Знаменитое изваяние героев этой легенды создал в 1889 году для Кале скульптор Огюст Роден.

Дети

1. Эдуард Чёрный принц (1330—1376), принц Уэльский
2. Изабелла (1332—1379), супруга (1365) Ангеррана VII де Куси
3. Джоанна (1335—1348)
4. Вильям Хетфилд (1337—1337)
5. Лайонел Антверп (1338—1368), герцог Кларенс
6. Джон Гонт (1340—1399), 1-й герцог Ланкастерский, граф Ричмонд
7. Эдмунд Лэнгли (1341—1402), 1-й герцог Йоркский
8. Бланка (1342—1342)
9. Мария (1344—1361), супруга (1361) Жана V де Монфора, герцога Бретонского
10. Маргарет (1346—1361), супруга (1352) Джона Гастингса, графа Пемброка
11. Томас (1347—1348)
12. Вильям (1348—1348)
13. Джоанна (1351—?)
14. Томас Вудсток (1355—1397), 1-й герцог Глостерский

В искусстве

• Упоминается в исторических романах Мориса Дрюона «Французская волчица» и «Лилия и лев» из цикла «Проклятые короли».

Литература

• Уэйр Э. Французская волчица — королева Англии. Изабелла / Пер. с англ. А. Немировой. — М.: АСТ: Астрель, 2010. — 629 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-041727-8.
• Agnes Strickland. Lives of the queens of England, from the Norman conquest: with anecdotes of their courts, now first published from official records and other authentic documents, private as well as public. — Philadelphia: Lea and Blanchard, 1840. — С. 173-205. — 413 с.
• Francis Lancelot. The queens of England and their times. — 1848. — С. 203-220.

Ссылки

• [www.inghist.nl/Onderzoek/Projecten/DVN/lemmata/data/Henegouwen Филиппа Геннегау (голл.)]

Предшественник: Изабелла Французская

Королева Англии 1327—1377

Преемник: Анна Чешская

Отрывок, характеризующий Филиппа Геннегау

Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.