Филиппа Ланкастерская

Филиппа Ланкастерская англ. Philippa of Lancaster<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
королева Португалии
11 февраля 1387 — 19 июля 1415
Предшественник:	Леонора Теллеш де Менезеш
Преемник:	Элеонора Арагонская
Рождение:	31 марта 1359(1359-03-31) Замок Лестер, Англия
Смерть:	19 июля 1415(1415-07-19) (56 лет) Сакавен, Португалия
Место погребения:	монастырь Баталья, Лейрия
Род:	Ланкастеры
Отец:	Джон Гонт
Мать:	Бланка Ланкастерская
Супруг:	Жуан I
Дети:	сыновья: Альфонс, Дуарте I, Педру, Генрих Мореплаватель, Жуан, Фернандо дочери: Бланка, Изабелла, Бранка

Филиппа Ланкстерская (англ. Philippa of Lancaster; 31 марта 1359, замок Лестер, Англия — 19 июля 1415, Сакавен, Португалия) — королева Португалии с 1387 года, жена короля Португалии Жуана I, старшая дочь Джона Гонта, 1-го герцога Ланкастера и Бланки Ланкастерской, дочери Генри Гросмонта.

Биография

Ранние годы и образование

Филиппа провела большую часть детства в многочисленных дворцах и замках её отца, таких как Савойский дворец в Лондоне. Здесь она получила воспитание и образование, также как и её младшие брат и сестра, Елизавета, которая была на три года моложе, и Генрих, который был на шесть лет моложе Филиппы. Впоследствии, он стал королём.

Мать Филиппы Бланка умерла от чумы в 1369 году. Джон Гонт женился в 1371 году на инфанте Констанции Кастильской, дочери короля Кастилии Педро I, а потом женился на своей бывшей любовнице, Екатерине Суинфорд, которая была гувернанткой Филиппы. Этот брак считался скандальным, и в будущем Филиппе пришлось защитить себя от такого затруднения.

Вероятно, Екатерина Суинфорд очень любила Филиппу и её братьев и сестёр и сыграла важную роль в образовании Филиппы. Екатерина имела тесные связи с Джефри Чосером (её сестра Филиппа Руэт была его женой). Джон Гонт стал покровителем Чосера, и последний провёл много времени с семьёй Джона и был одним из наставников и учителей Филиппы. Она была удивительно хорошо образованной для женщины того времени; науку ей преподавал брат Жан, поэзию — Жан Фруассар, философию и теологию — Джон Уиклиф. Она умела хорошо читать на латыни и греческом труды учёных, таких, как Плиний и Геродот, и усердно занималась исследованием религии.

Брак

Филиппа стала королевой Португалии через её брак с королём Жуаном I, скрепив тем самым легендарный альянс Англии и Португалии, который продлился до XX века.

Супружеская пара получила благословение церкви в кафедральном соборе Порту 2 февраля 1387 года. Их семейная жизнь официально началась 14 февраля. Португальский двор отмечал свадьбу в течение 15 дней. Филиппа вышла замуж за короля Жуана I заочно, и в соответствии с уникальной португальской традицией, заменителем короля Жуана был Жуан Родригес де Са.

Этот брак имел политические цели. Филиппа считалась некрасивой, поэтому казалось неправдоподобным, что король выбрал её по внешней привлекательности. Король Жуан специально выбрал Филиппу, дочь Джона Гонта, потому что ходили слухи, что Джон Гонт хотел подчинить себе королевство Кастилия через свою младшую дочь от Констанции Кастильской, Екатерину Ланкастерскую. В качестве де-факто короля Кастилии, Джон Гонт мог оспорить претензии короля Джона на Португальское королевство. Филиппа, в возрасте 27 лет, считалась уже не слишком юной, чтобы быть в первый раз невестой, поэтому было поставлена под сомнение её способность иметь детей от короля. Эти опасения стали вскоре неактуальны, так как Филиппа родила девять детей, шесть из которых дожили до зрелого возраста.

Король имел трёх внебрачных детей от своей давней любовницы Инес Перес Эстевес, в том числе сына Афонсу, которому было 10 лет, когда состоялся брак Филиппы и Жуана. Филиппа позволила Афонсу и его сестре Беатрисе быть принятыми при португальском дворе. Их мать покинула двор по приказу Филиппы, и была отправлена в монастырь, где потом, благодаря Филиппе, стала настоятельницей.

Влияние при дворе

Хотя Филиппу называли идеальным символом царственного благочестия, общественность не считала правильным для жены вмешиваться в дела своего мужа, и на самом деле Филиппа обладала достаточно большим влиянием как в Португалии, так и в Англии и активно участвовала в мировых делах.

Сохранившиеся письма показывают, что Филиппа часто писала в Англию из Португалии и, таким образом, принимала участие в английской политике. Например, Филиппа вмешалась в политику и оказала поддержку последователям свергнутого Ричарда II, когда они обратились к ней за помощью её брату Генриху IV, узурпировавшему английский трон. В другой раз она уговорила Томаса Фицалана, 12-го графа Арундела жениться на незаконнорожденной дочери её мужа Беатрисе, для дальнейшего укрепления союза между Португалией и Англией.

Основной политический вклад Филиппа внесла в собственный двор. По окончании португальского участия в нескольких войнах с Кастилией и маврами экономика Португалии резко упала, а многие люди, которые нашли работу во время войны, стали внезапно безработными. Филиппа знала, что завоевание и контроль над Сеутой были бы весьма выгодными для Португалии: она бы обрела контроль над африканской и индийской дорогой специй. Хотя Филиппа умерла ещё до того, как её план был реализован, Португалия отправила экспедицию на Сеуту и захватила город 14 августа 1415 года в битве при Сеуте.

Смерть

В возрасте 53, как и её мать, Филиппа смертельно заболела чумой. Она переехала из Лиссабона в Сакавен и призвала своих сыновей к своей постели, чтобы она могла дать им своё благословение. Филиппа подарила своим трём сыновьям мечи, в которые были вставлены жемчужины, которыми они в дальнейшем пользовались, и дала каждому часть Животворящего Креста, предписывая им сохранить свою веру и исполнять их обязанности.

Хотя Жуан и не хотел жениться на ней, король впоследствии очень полюбил жену, и он сказал, что он так огорчён её смертельной болезнью, что он не мог ни есть, ни спать.

В последний час Филиппа была спокойной и не испытывала боли. Говорилось, что её разбудил ветер, который сильно дул от дома, и она спросила, что это был за ветер. Она была рада услышать, что это был северный ветер и думала, что это было бы весьма полезным для её сына и мужа, которые плыли в Африку, что она организовала. Конец Филиппы был как и её благочестивый, гармоничный и мирный характер жизни: она молилась с несколькими священниками и скончалась без страданий с улыбкой на лице.

Итоги

Филиппа и Жуан установили порядок в государстве, которое было особенно коррумпированным. Филиппа стала матерью «прославленного поколения» (порт. Ínclita Geração). Её дети внесли значимый вклад в историю Португалии. Её сын Дуарте I стал одиннадцатым королём Португалии, и был известен как «Философ», или «Красноречивый». Другой сын, Генрих Мореплаватель, отправлял экспедиции в Африку.

Влияние Филиппы было описано в литературных произведениях. Средневековый французский поэт, Эсташ Дешан, посвятил ей одну из своих баллад «Филиппа Ланкастерская». Кроме того, было предположение, что Джефри Чосер, возможно, сослался на Филиппу в своём стихотворении «Легенда о хороших женщинах».

Брак и дети

Муж с 11 февраля 1387: Жуан I (11 апреля 1357 — 14 августа 1433) , король Португалии. Дети:

• Бланка (13 июля 1388 — март 1389)
• Афонсу (30 июля 1390 — 22 декабря 1400)
• Дуарте I (31 октября 1391 — 9 сентября 1438), король Португалии в 1433—1438 годах;
• Педро (9 декабря 1392 — 20 мая 1449), герцог Коимбра;
• Энрике (4 марта 1394 — 13 ноября 1460), герцог Визеу, мореплаватель;
• Изабелла (1397—1471), супруга герцога Бургундии Филиппа III;
• Бранка (родилась и умерла в 1398);
• Жуан (13 января 1400—18 октября 1442);
• Фернандо (29 сентября 1402—5 июня 1443), магистр ордена Ависа.

Предки

Предки Филиппы Ланкастерской

16. Эдуард I (король Англии)               8. Эдуард II (король Англии)                       17. Элеонора Кастильская               4. Эдуард III (король Англии)                             18. Филипп IV (король Франции)               9. Изабелла Французская                       19. Иоанна I (королева Наварры)               2. Джон Гонт                                   20. Жан II д'Эно               10. Гильом I д'Эно                       21. Филиппа Люксембургская               5. Филиппа Геннегау                             22. Карл Валуа               11. Жанна де Валуа                       23. Маргарита Неаполитанская               1. Philippa of Lancaster                                         24. Эдмунд Горбатый, 1-й граф Ланкастер               12. Генри Плантагенет, 3-й граф Ланкастер                       25. Бланка д'Артуа               6. Генри Гросмонт                             26. Патрик де Чаворт               13. Матильда Чаворт                       27. Изабелла де Бошан               3. Бланка Ланкастерская                                   28. Луи де Бриенн               14. Генри де Бомон, 4-й граф Бьюкен                       29. Агнес де Бомон               7. Изабелла де Бомон                             30. Александр Комин               15. Алиса Комин                       31. Джоанна ле Латимер             </center>

Литература

• Beazley, Raymond C. [www.archive.org/details/princehenrythena18757gut Prince Henry the Navigator]. — New York: G.P Putnam's Sons, 1923.
• Armitage-Smith, Sydney. [books.google.com/books?id=aUutJGyx5EEC&printsec=titlepage John of Gaunt: Duke of Lancaster]. — New York: Charles Scribner's Sons, 1905.
• Marques, Oliveira. Daily Life in Portugal in the Late Middle Ages. — Madison: University of Wisconsin P, 1971. — ISBN 0-299-05580-9.
• Major, Richard H. [books.google.com/books?id=VrkEAAAAMAAJ The Life of Prince Henry the Navigator]. — London: Frank Cass & Co, 1967.
• Rusell, Peter E. Prince Henry 'the Navigator': a life. — New Haven: Yale UP, 2000. — ISBN 0300082339.
• Prestage, Edgar. [books.google.com/books?id=KLxQRUWUb5IC&pg=PA35 The Portuguese pioneers]. — London: Adam & Charles Black, 1966. — ISBN 144372694X..
• Walker, Simon. The Lancastrian Affinity, 1361–1399. — Oxford: Clarendon Press, 1990. — ISBN 0198201745.
• Goodman, Anthony. John of Gaunt: The Exercise of Princely Power in Fourteenth-Century Europe. — Burnt Mill, Harlow, Essex: Longman, 1992. — ISBN 0582098130.
• Isabel Stilwell. Filipa de Lencastre - A Rainha que Mudou Portuga.l. — A Esfera dos Livros, 2007. — ISBN 9789896260590.
• Weir, Alison. Britain's Royal Family: A Complete Genealogy. — U.K.: The Bodley Head London, 2002. — С. 113. — ISBN 0-7126-4286-2.
• Sanceau, Elaine. Henry the Navigator; the story of a great prince and his times. — New York: Hytchinson & Co, 1945.
• Lee, Sidney. Philippa of Lancaster. — London: The Dictionary of National Biography, 1st series 1896.
• McCash, June H. The Cultural Patronage of Medieval Women. — Athens: University of Georgia P, 1996.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLAND,%20Kings%201066-1603.htm#_Toc159664202 HOUSE of LANCASTER, descendants of JOHN of GAUNT] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 19 мая 2010.
• [www.thepeerage.com/p10215.htm#i102143 Philippa of Lancaster] (англ.). thePeerage.com. Проверено 19 мая 2010. [www.webcitation.org/67CwXlDEL Архивировано из первоисточника 26 апреля 2012].
• [www.tudorplace.com.ar/PLANTAGENET2.htm#Phillippa PLANTAGENET (Queen of Portugal) .] (англ.). The Tudorplace. Проверено 19 мая 2010.
• [www.genealogy.euweb.cz/anjou/anjou6.html Plantagenet] (англ.). Genealogy.EU. Проверено 19 мая 2010. [www.webcitation.org/67CwYEGwf Архивировано из первоисточника 26 апреля 2012].
• [www.ucalgary.ca/applied_history/tutor/eurvoya/philippa.html Philippa of Lancaster, Queen of Portugal] (англ.). The University of Calgary. Проверено 19 мая 2010. [www.webcitation.org/67CwX8zRV Архивировано из первоисточника 26 апреля 2012].
• [genealogics.org/getperson.php?personID=I00004879&tree=LEO Philippa of Lancaster] (англ.). Genealogics - Leo van de Pas. Проверено 19 мая 2010. [www.webcitation.org/67CwYnUqL Архивировано из первоисточника 26 апреля 2012].
• [www3.dcs.hull.ac.uk/cgi-bin/gedlkup/n=royal?royal01501 Plantagenet, Philippa of Lancaster] (англ.). the University of Hull. Проверено 20 мая 2010. [www.webcitation.org/67D19XUJE Архивировано из первоисточника 26 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Филиппа Ланкастерская

Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.