Филиппик
| Филиппик Вардан греч. Φιλιππικός Βαρδάνης лат. Philippicus Bardanes<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 711 — 713 | ||
| Предшественник: | Юстиниан II | |
| Преемник: | Анастасий II | |
| Вероисповедание: | Монофелитство | |
Филиппик Вардан (греч. Φιλιππικός Βαρδάνης; арм. Վարդան, Vardan), византийский император в 711—713 годах.
Биография
Вардан был сыном патриция Никефора, армянина по происхождению, проживавшего в одной из колоний в Пергаме[1]. Убеждённый монофелит, он имел неосторожность заявить о своих претензиях на императорский трон, про что донесли царствовавшему императору Тиверию Апсимару, и тот арестовал Вардана и сослал на остров Кефалония. Император Юстиниан II, вскоре свергнувший Тиверия, заменил Вардану место ссылки на Херсонес Таврический. Здесь Вардан принимает имя Филиппика и успешно подстрекает жителей к восстанию с помощью хазар. Мятежники захватили Константинополь и Юстиниан II бежал и вскоре был убит. Филиппик стал императором.
Филиппик сразу же после прихода к власти объявил об отмене постановлений Шестого Вселенского собора. Монофелитство стало официальной верой империи (под давлением императора патриарх Иоанн VI в 712 году закрепил это на поместном Соборе. В ответ римская церковь отказалась признать нового императора и его патриарха. Это вызвало широкое недовольство. К тому же, император не справлялся с управлением. Арабы с востока, болгары с северо-запада совершали набеги на империю, грабя и уводя невольников. Император же непрерывно пировал. Ему вменяли в вину среди прочего блуд с монахинями. После одного из пиров заговорщики захватили сонного и полупьяного императора и немедленно его ослепили. Императором стал протоасикрит Артемий, принявший имя Анастасий.
Напишите отзыв о статье "Филиппик"
Примечания
- ↑ Лэнг Дэвид. Армяне. Народ-созидатель. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2006.: «С VIII по X век армяне никогда не удалялись далеко от императорского трона Константинополя. С 711-го по 713 год армянин Вардан Филиппик действительно царствовал в Византии.»
Литература
- Кулаковский Ю. А. История византийской империи.
Отрывок, характеризующий Филиппик
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
