Цаппи, Филиппо
| Филиппо Цаппи |
Филиппо Дзаппи или Цаппи (итал. Filippo Zappi; 25 ноября 1896, Меркато-Сарачено — 3 июля 1961, Удине) — офицер итальянского военно-морского флота, участник полярной экспедиции Умберто Нобиле на дирижабле «Италия» в 1928 году (штурман дирижабля), дипломат.
Содержание
Биография
Цаппи начал военную службу во время итало-турецкой войны, во время Первой мировой войны получил офицерский чин и лицензию пилота дирижабля. После возвращения из экспедиции на дирижабле «Италия» он сделал дипломатическую карьеру: с 1929 года служил консулом в различных европейских странах и Китае, был послом в Саудовской Аравии и Финляндии. Цаппи стал первым послом Италии в Саудовской Аравии после восстановления дипломатических отношений между двумя странами в 1947 году[1].
Известность сомнительного характера Цаппи приобрёл в связи со своим участием в экспедиции Нобиле на дирижабле «Италия». Через пять дней после катастрофы дирижабля, 30 мая 1928 года, Нобиле разрешил группе из трёх участников экспедиции — Мальмгрену, Мариано и Цаппи — на свой страх и риск добираться до берега. 12 июля оставшихся в живых Мариано и Цаппи подобрали советские моряки с ледокола «Красин».
При этом, по сообщению Самойловича и других очевидцев, на Цаппи были тёплые вещи Мальмгрена и ещё комплект или два одежды и обуви, надетые один поверх другого. На Цаппи было исподнее, куртка, две толстых теплых рубахи, трое штанов, две пары носков, две пары кожаных мокасин. Сам Цаппи был бодр, он находился в приличном, для таких обстоятельств, физическом состоянии. Напротив, Мариано был полураздет, он имел вязаную рубаху, куртку, исподнее, одни суконные штаны, не имел шапки и обуви, на ногах имел только шерстяные чулки. Мариано был истощён, обессилен и обморожен. Он лежал на обрывке одеяла и, по мнению судового врача, мог умереть, не приди помощь ещё 10-12 часов. Такое состояние спасенных вызвало в экипаже ледокола антипатию к Цаппи, так как складывалось устойчивое впечатление, что Цаппи обирал своего напарника[2][3][4]. По словам Цаппи, Мальмгрен умер примерно за месяц до прибытия «Красина» и перед смертью отдал тёплую одежду ему. Сразу после публикации этой истории в газетах появилась версия о том, что Цаппи выжил потому, что ел мясо Мальмгрена. Обвинение не было ни подтверждено, ни опровергнуто, убедительных доказательств для такого обвинения не существует.[2] Нобиле, который не верил в утверждения о каннибализме, в мемуарах писал, что Цаппи был «жестоко оклеветан».
Похоронен в Меркато-Сарачено.
Награды
- Великий офицер ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (1958)
- Бронзовая медаль «За воинскую доблесть» (Италия)
Напишите отзыв о статье "Цаппи, Филиппо"
Примечания
- ↑ [www.darah.org.sa/bohos/Data/15/09.htm Saudi-Italian Relations Since the Second World War]
- ↑ 1 2 Самойлович Р.Л. Во льдах Арктики. Поход "Красина" лето 1928 года. Издание 3е, персмотренное и дополненное.. — Ленинград: Издательство всесоюзного арктического института, 1934.
- ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,787439-1,00.html Ring Around Nobile]. Time (6 августа 1928). Проверено 1 января 2009. [www.webcitation.org/655Ss7zFg Архивировано из первоисточника 31 января 2012].
- ↑ [www.vokrugsveta.com/S4/nebesa/nobile.htm «-SOS-„Италия“-Нобиле…»], vokrugsveta.com
Ссылки
- [www.comune.mercatosaraceno.fc.it/Turismoecultura/Scoprireilterritorio/PersonaggiillustridiMercatoSaraceno/tabid/261/Default.aspx Биография] на официальном сайте Меркато-Сарачено (итал.)
Отрывок, характеризующий Цаппи, Филиппо
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
