Филипп Гессен-Румпенхаймский

Филипп Гессенский нем. Philipp Prinz und Landgraf von Hessen итал. Filippo d'Assia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Глава Гессенского дома
28 мая 1940 — 25 октября 1980
Предшественник:	Фридрих Карл Гессен-Кассельский
Преемник:	Мориц Гессенский
Титулярный король Финляндии и Карелии
28 мая 1940 — 25 октября 1980
Предшественник:	Фридрих Карл Гессен-Кассельский
Преемник:	Мориц Гессенский
Титулярный ландграф Гессенский
28 мая 1940 — 25 октября 1980
Предшественник:	Фридрих Карл Гессен-Кассельский
Преемник:	Мориц Гессенский
Титулярный великий герцог Гессенский и Рейнский
30 мая 1968 — 25 октября 1980
Предшественник:	Людвиг V
Преемник:	Мориц
Вероисповедание:	лютеранство
Рождение:	6 ноября 1896(1896-11-06) замок Румпенхаймер, Оффенбах-на-Майне, Гессен, Германская империя
Смерть:	25 октября 1980(1980-10-25) (83 года) Рим, Италия
Род:	Гессенский дом
Отец:	Фридрих Карл Гессен-Кассельский
Мать:	Маргарита Прусская
Супруга:	Мафальда Савойская
Дети:	Мориц Генрих Отто Маргарет Элизабет

Филипп Гессенский (6 ноября 1896 — 25 октября 1980) — глава Гессенского дома (с 1940 по 1980 год). Также титулярный король Финляндии и ландграф Гессенский (1940—1980), титулярный великий герцог Гессенский и Рейнский (1968—1980).

Внук германского императора Фридриха III и правнук королевы Великобритании Виктории, а также зять короля Италии Виктора Эммануила III.

Ранняя жизнь и брак

Родился в Оффенбахе-на-Майне (Гессен). Третий сын принца Фридриха Карла Гессенского (1868—1940) и его жены принцессы Маргариты Прусской (1872—1954), сестры последнего германского и императора Вильгельма II. У Филиппа был младший брат-близнец Вольфганг, а также два старших брата (Фридрих и Максимилиан), и два младших брата-близнеца — Кристоф и Рихард.

В детстве за Филиппом ухаживала английская гувернантка. В 1910 году он был отправлен в Англию, где учился в школе в Бексхилл-он-Си (Восточный Суссекс). После возвращения в Германия принц учился в Гете-гимназии во Франкфурте-на-Майне и в гимназии Гельмгольца в Потсдаме. Он был единственным из своих братьев, кто не посещал военную академию.

В начале Первой мировой войны Филипп Гессен-Румпенхаймский был зачислен в 24-й гессенский драгунский полк вместе со своим старшим братом Максимилианом. Они служили в Бельгии, где принц Максимилиан был убит в октябре 1914 года.

В 1915—1916 годах принц Филипп служил на Восточном фронте на территории современной Украины. Он имел чин лейтенанта (крайне низкий чин для отпрыска герцогского рода) и, в основном отвечал за доставку боеприпасов. В 1917 году он служил на линии Зигфрида на западе Германии, затем вернулся на Украину, где участвовал в боевых действиях и был ранен.

В 1916 году в Румынии погиб старший брат Филиппа Фридрих Вильгельм. Филипп стал вторым преемником своего дяди Александра Фридриха (1863—1945) в качестве главы Гессенского дома. В октябре 1918 года Фридрих Вильгельм Гессен-Кассельский, отец Филиппа, был избран королём Финляндии, вышедшей из состава Российской империи. Предполагалось, что именно Филипп должен будет унаследовать титул главы Гессенского дома, а его младший брат-близнец Вольфганг унаследует после отца королевский трон Финляндии. Однако Германская империя потерпела поражение в Первой мировой войне, а Финляндия стала республикой в июле 1919 года.

После войны Филипп Гессенский был зачислен в «Армию переходного периода» (Übergangsheer), которая успешно боролась с коммунистическими и социалистическими движениями в Веймарской Германии. С 1920 по 1922 год он учился в техническом университете в Дармштадте, де изучал историю искусства и архитектуру. Он несколько раз ездил в Грецию, где его тетя принцесса София Прусская была женой короля Константина I. В 1922 году Филипп бросил университет, не закончив обучение, и устроился на работу в Музей Кайзера Фридриха в Берлине. В следующем году он переехал в Рим, где стал успешным дизайнером интерьеров.

По словам биографа Джонатана Петропулоса, Филипп, вероятно, был бисексуалом. У него были отношения с английским поэтом Зигфридом Сассуном. Несмотря на это, 23 сентября 1925 года в Кастелло ди Раккониджи (под Турином) Филипп Гессенский женился на принцессе Мафальде Савойской (1902—1944), второй дочери короля Италии Виктора Эммануила III и Елены Черногорской. У супругов было четверо детей:

• Принц Мориц (6 августа 1926 — 23 мая 2013), титулярный ландграф Гессенский
• Принц Генрих Вильгельм Константин Виктор Франц (30 октября 1927 — 18 ноября 1999), не женат
• Принц Отто Адольф (3 июня 1937 — 3 января 1998), 1-я жена с 1965 (развод в 1969) Анжела фон Деринг (1940—1991), 2-я жена с 1988 (развод в 1994) Элизабет Bönker (1944—2013)
• Принцесса Маргарет Элизабет (род. 8 октября 1940), муж с 1962 года Фридрих Карл фон Опперсдорф (1925—1985)

Семья Филиппа и Мафальды проживала, в основном, в отеле Вилла Поликсена (назван в честь королевы Поликсены, жены короля Пьемонта и Сардинии Карла Эммануила III. Супруги также часто посещали Германию.

Филипп Гессенский и НСДАП

Во время проживания в Италии Филипп Гессенский стал сторонником фашизма. После возвращения в Германию в октябре 1930 года он вступил в состав Национал-социалистической немецкой рабочей партии. В 1932 году он стал штурмовиком (SA), в а 1933 году его младший брат Кристоф стал членом СС. Позднее его братья Вольфганг и Рихард также вступили в штурмовые отряды. Благодаря членству в партии Филипп стал близким другом Германа Геринга, будущего главы немецких военно-воздушных сил (Люфтваффе).

После назначения Адольфа Гитлера на пост канцлера Германии 30 января 1933 года принц Филипп Гессенский был назначен обер-президентом (губернатором) провинции Гессен-Нассау в июне 1933 года. После победы на выборах гитлеровской партии он также стал членом германского рейхстага и прусского стаатсрата (государственного совета). Филипп Гессенский сыграл важную роль в укреплении господства национал-социалистической партии в Германии. Он представлял интересы немецких аристократов в НСДАП и, будучи зятем короля Италии, был частым посредником между Адольфом Гитлером и Бенито Муссолини. Он также выступал в качестве арт-агента Гитлера в Италии.

В качестве губернатора Гессен-Нассау Филипп был замешан в создании Программы умерщвления Т-4. В феврале 1941 года Филипп подписал приказ о передаче клиники в городе Хадамар в распоряжение министерства внутренних дел Рейха. Более 10 000 психически больных людей были убиты там. В 1946 году Филипп Гессенский был обвинен в этих убийствах, но затем обвинения с него были сняты.

Во время Второй мировой войны отношение национал-социалистической партии к членам немецких княжеских домов изменилось. Вначале нацисты использовали знатные исторические роды для получения ещё большей народной поддержки, а теперь они стали дистанцироваться даже от князей, которые их поддерживали.

В конце апреля 1943 года Гитлер приказал доложить Филиппу Гессенскому, чтобы он оставался на своей должности ещё четыре месяца. В мае 1943 года Гитлер подписал декрет, согласно которому немецкие аристократы на должностях в армии, партии и государстве должны были пройти проверку на соответствие. Арест Муссолини по приказу короля Италии Виктора Эммануила (тестя Филиппа) в июле 1943 года ухудшил положение принца. Гитлер считал, что Филипп и его семья были соучастниками свержения и ареста Муссолини.

8 сентября 1943 года Филипп Гессенский был арестован. Он бы лишен членства в партии и уволен из Люфтваффе. 25 января 1944 года он был освобожден от занимаемой должности губернатора Гессен-Нассау. В сентябре 1943 года Филипп был отправлен в концлагерь Флоссенбюрг на границе с Чехией. Его поместили в одиночную камеру, ему были запрещены любые контакты с внешним миром. Несмотря на это он имел некоторые привилегии: был одет в гражданскую одежду и ел ту же пищу, что и охранники.

Мафальда Савойская, жена Филиппа, была арестована и находилась под стражей в Риме. Её отправили для допросов в Мюнхен и Берлин, а затем бросили в концлагерь Бухенвальд, где она была посажена рядом с оружейным заводом. В августе 1944 года союзники разбомбили этот завод. Мафальда была тяжело ранена и умерла через несколько дней после операции в концлагере.

После вступления союзников на территорию Германии в апреле 1945 года Филипп был переведен в концентрационный лагерь Дахау. После десяти дней нахождения там он был переправлен в Тироль вместе со 140 другими известными заключенными. 4 мая 1945 года он арестован американцами в Нидердорфе в Итальянских Альпах.

Жизнь после войны

Так как принц Филипп Гессенский занимал должность губернатора Гессен-Нассау в Третьем Рейхе, он вначале находился в заключении на острове Капри, а затем в ряде других центрах содержания под стражей.

В 1940 году после смерти своего отца Фридриха Карла Гессен-Кассельского Филипп возглавил Гессенский дом, став титулярным королём Финляндии и ландграфом Гессена.

В 1968 году после смерти своего дальнего родственника Людвига, принца Гессенского и Рейнского (1908—1968), не имевшего детей, Филипп Гессенский унаследовал титул великого герцога Гессенского и Рейнского. Ещё в 1960 году принц Людвиг принял своего дальнего родственник Морица, ландграфа Гессенского, и объявил его следующим главой Гессенского дома

83-летний Филипп Гессенский скончался 25 декабря 1980 года в Риме (Италия).

Источники

• Jonathan Petropoulos: Royals and the Reich. The Princes von Hessen in Nazi Germany. Oxford University Press 2006, ISBN 0-19-920377-6.
• Jobst Knigge: Prinz Philipp von Hessen. Hitlers Sonderbotschafter für Italien. Humboldt-Universität Berlin 2009 edoc (PDF; 486 kB)
• Heinrich Prinz von Hessen: Der kristallene Lüster. Meine deutsch-italienische Jugend 1927—1947. München und Zürich 1994.

Отрывок, характеризующий Филипп Гессен-Румпенхаймский

– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его: