Филипп III Добрый

Филипп III Добрый фр. Philippe le Bon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Филипп III Добрый. Портрет работы Рогира ван дер Вейдена</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Филиппа Доброго (после 1430)</td></tr>
граф Шароле
1410 — 1433
Предшественник:	Жан Бесстрашный
Преемник:	Карл Смелый
герцог Бургундии
1419 — 1467
Предшественник:	Жан Бесстрашный
Преемник:	Карл Смелый
граф Фландрии, и Артуа
Предшественник:	Жан Бесстрашный
Преемник:	Карл Смелый
граф Бургундии
1419 — 1467
Предшественник:	Жан Бесстрашный
Преемник:	Карл Смелый
Рождение:	31 июля 1396(1396-07-31) Дижон
Смерть:	15 июня 1467(1467-06-15) (70 лет) Брюгге
Род:	Валуа
Отец:	Жан Бесстрашный
Мать:	Маргарита Баварская
Супруга:	1. Мишель Французская 2. Бонна д’Артуа 3. Изабелла Португальская, герцогиня Бургундская
Дети:	От 3-го брака: Антуан, граф де Шароле Жозеф, граф де Шароле Карл Смелый, граф де Шароле и герцог Бургундский
Награды:

Филипп Добрый (фр. Philippe le Bon) или Филипп III Бургундский (31 июля 1396, Дижон — 15 июня 1467, Брюгге) — герцог Бургундии, граф Бургундии и Артуа с 1419 года, маркграф Намюра (под именем Филипп IV) с 1429 года, герцог Брабанта и Лимбурга с 1430 года, граф Геннегау, Голландии и Зеландии с 1432 года, герцог Люксембурга с 1443 года, из Бургундской ветви династии Валуа.

Браки и дети

Родившийся в Дижоне, он был старшим сыном Иоанна (Жана) Бесстрашного и Маргариты Баварской.

28 января 1405 года, он получил титул графа де Шароле и, вероятно, тогда же был обручён с Мишель Французской (1395—1422), дочерью короля Франции Карла VI и Изабеллы Баварской. Свадьба же состоялась в 1409 году.

• Агнесса (1421/1422—в дет.)

После смерти жены Филипп женился вторично на Бонне д’Артуа (1393—1425), дочери Филиппа Артуа, которая была к тому же вдовой его дяди, графа Неверского Филиппа II (30 ноября, 1424 года).

В его третьем браке, который был заключен в Брюгге 7 января 1430 года с Изабеллой Португальской (1397 — 17 декабря 1471), дочерью Жуана I Португальского и Филиппы Ланкастер, родилось трое сыновей, двое из которых умерли в детстве:

• Антуан (30 сентября 1430, Брюссель — 5 февраля 1432, Брюссель), граф де Шароле
• Жозеф (24 апреля 1432 — после 6 мая 1432), граф де Шароле
• Карл (1433—1477), граф де Шароле и будущий герцог Бургундский

Кроме того, у герцога Филиппа было около 17 внебрачных детей, в том числе Антуан, Великий бастард Бургундский.

Начало правления и союз с Англией

См. также: Арманьяки и Бургиньоны

Герцогом Бургундским Филипп стал после убийства его отца в 1419 году. В этом убийстве, которое произошло в Монтеро, Филипп обвинил дофина Франции Карла.

В 1420 году Филипп заключил союз с королём Англии Генрихом V. В 1423 году этот союз был укреплен браком между сестрой Филиппа Анной и Джоном, герцогом Бедфордом, регентом при малолетнем короле Генрихе VI. Стоит отметить, что после того как усилиями Изабеллы Баварской дофин был объявлен бастардом, Генрих V наследовал французский престол после Карла VI Безумного, а Филипп становился его наместником во Франции.

В 1430 году бургундские войска захватили в Компьене Жанну д’Арк и позже передали её англичанам, которые обвинили её в ереси, судили и казнили.

Союзничество бургундцев с англичанами закончилось в 1435 году, после того как по Аррасскому договору Филипп признал Карла VII королём Франции. Однако этот договор был нарушен в 1439 году, а в 1440 году Филипп поддержал восстание французской знати (также известное как Прагерия) и дал убежище мятежному дофину Людовику.

Расширение Бургундских земель

Во время Столетней войны Филипп предпочитал не воевать на чьей-либо стороне, а, пользуясь нестабильной обстановкой, занимался присоединением новых земель к своему герцогству. В 1429 году он присоединил маркграфство Намюр, после смерти его бездетного правителя Жана III, выкупленное у последнего за долги ещё в 1421 году. В 1432 году он присоединил ещё несколько нидерландских земель, в том числе Фрисландию и Зеландию. После смерти своего кузена Филиппа де Сен-Поль в 1430 году он унаследовал герцогство Брабантское и маркграфство Антверпенское. А в 1443 году купил герцогство Люксембург у своей тетки Елизаветы фон Гёрлиц. Неудивительно, что после всего этого Филипп стал называть себя «Великим герцогом Запада».

23 июля 1453 года при Гевере он наголову разгромил ополчение восставшего Гента.

Однако в 1463 году Филиппу пришлось вернуть часть захваченных земель Людовику XI. В этом же году он основал Генеральные штаты Голландии, построенные по французской модели.

Умер Филипп в Брюгге в 1467 году, причиной его смерти стала острая пневмония нижней доли легкого, спровоцировавшая кратковременный отек легких и сепсис, поразивший селезенку.

Похоронен Филипп III в Дижонском соборе Святого Венигна.

Характер

Филипп был страшен в своём гневе, но умел быстро прощать. Любя дорогие вещи, он медлил с размышлениями, учитывая рекомендации своих советников. Также как и король Франции Иоанн II Добрый, Филипп III Добрый был обязан прозвищем не своей доброте, но тому что «хорошо держал в руках шпагу». Герцог до конца своей жизни помнил о вине французских Валуа, не воспрепятствовавших убийству его отца Жана Бесстрашного. Смерть его отца вызвала у него очень глубокую грусть (его почти всегда изображали в чёрном камзоле, в знаке траура).

Покровитель искусств

Филипп усиленно поддерживал идею рыцарства при своём дворе. В 1430 году он создал Орден Золотого руна. Его герцогство не имело постоянной столицы, и двор был то в Брюсселе, то в Брюгге, то в Лилле, и в этих городах часто устраивались рыцарские турниры.

В 1454 году Филипп хотел устроить крестовый поход против Османской империи, однако этот замысел так и не был осуществлён.

Также Филипп был большим ценителем произведений искусства, собрал большую коллекцию гобеленов и других работ. Во время его правления Бургундская капелла стала музыкальным центром Европы, наблюдалось большое развитие Бургундской школы композиторов и певцов. Жиль Беншуа, Робер Мортон и позже Гийом Дюфаи, известнейшие композиторы XV века играли в придворной капелле Филиппа.

В 1428 году Ян ван Эйк был отправлен в Португалию, для того чтобы написать портрет невесты Филиппа инфанты Изабеллы. С помощью опытных португальских кораблестроителей Филипп основал свою собственную судоверфь в Брюгге.

Образ в литературе

Историко-приключенческая серия «Катрин» французской писательницы Ж. Бенцони рассказывает о герцоге Филиппе как об одном из героев романа — он выступает и как историческое лицо, правитель и политик, и как любовник главной героини — прекрасной Катрин.

Образ в кино

• «Чудо волков» / «Le miracle des loups» (Франция; 1924) режиссёр Раймон Бернар, в роли Филиппа — Фернан Майи.

Ссылки

• [vadimus.by.ru/Main/lith.htm#BUR4 Филипп III Валуа Добрый] — Статья с сайта, посвященного столетней войне.

Отрывок, характеризующий Филипп III Добрый

Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.