Шейдеман, Филипп

Филипп Шейдеман Philipp Scheidemann
1-й Премьер-министр Германии
13 февраля — 27 июня 1919
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Густав Бауэр
Место погребения:	Кассель
Партия:	СДПГ

Фили́пп Ше́йдеман (иногда Ша́йдеманн, нем. Philipp Scheidemann; 26 июля 1865, Кассель — 29 ноября 1939, Копенгаген) — немецкий политик, социал-демократ, провозгласивший Германию республикой 9 ноября 1918 (в результате Ноябрьской революции), первый премьер-министр Веймарской республики (канцлер).

Начало политической карьеры

Филипп Генрих Шейдеман родился 26 июля 1865 года в Касселе в семье мебельщика. Окончив школу в 1879 году, он стал обучаться профессиям типографского наборщика и печатника. В дальнейшем Шейдеман работал управляющим типографиями социалистических газет и позднее их редактором.

В 1883 году Шейдеман, будучи убеждённым социалистом, вступил в СДПГ. Через 20 лет он был впервые избран в рейхстаг, где с 1913 по 1914 год был одним из двух сопредседателей социалистической фракции.

В коалиционном правительстве Макса Баденского он занял пост государственного секретаря. Именно по инициативе Шейдемана 5 ноября 1918 года, за несколько дней до революции, были разорваны дипломатические отношения с Советской Россией. Именно Шейдеману принадлежит решающая роль в становлении демократической республики в Германии — после победы вооружённого восстания в Берлине 9 ноября 1918 г. он опередил лидера спартакистов Карла Либкнехта и в 4 часа дня провозгласил демократическую республику. Он был безоговорочно поддержан Независимой социал-демократической партией и большинством центрального правления СДПГ, а потому лидеру социал-демократов Фридриху Эберту, которому свергнутый рейхсканцлер Макс Баденский передал власть, пришлось с этим смириться (Эберт считался монархистом).

Республика

10 ноября 1918 г. на собрании Советов Берлина в цирке Буш было утверждено новое переходное правительство Германии — Совет народных уполномоченных. Как человек с опытом работы в правительстве (и особенно на посту статс-секретаря), Шейдеман вошёл в состав коалиционного Совета. Он полностью поддержал действия председателя СНУ Эберта относительно подавления восстаний левых, а потому сохранил свой пост во втором переходном правительстве, когда коалиция СДПГ — НСДПГ развалилась.

11 февраля 1919 г. Национальное собрание Германской империи избрало председателя Совета народных уполномоченных Фридриха Эберта временным рейхспрезидентом, в результате чего переходное правительство лишилось постоянного председателя. Возникла необходимость формирования нового правительства — первого постоянного правительства Веймарской республики. «Веймарская коалиция» (СДПГ, Партия центра и демократы) по предложению Эберта 13 февраля 1919 г. проголосовала за образование нового кабинета во главе с Шейдеманом. Его правительство было коалиционным.

Четыре с половиной месяца, которые Филипп Шейдеман провёл на посту имперского премьер-министра (именно так называлась должность главы правительства Германской империи с 13 февраля по 14 августа 1919 г.) Германии, были очень тяжёлыми. Всю весну он и его коалиционное правительство занимались тем, что подавляли революционное движение в стране (яркий пример — Баварская Советская Республика). С наступлением мая перед правительством Шейдемана встала новая тяжёлая задача — добиться выгодных условий мирного договора, первый проект которого был передан Парижской конференцией имперскому правительству именно в тот период. Правительство отклонило его и 7 мая с одобрения рейхспрезидента Фридриха Эберта объявило в стране неделю национального траура. Этот ход прокоммунистически настроенные лидеры позже назвали «тактическим», «предпринятым для отвлечения революционной энергией масс». Это было опровергнуто заявлением Шейдемана во время дебатов в Национальном собрании 12 мая 1919 г., когда он сказал, что пусть отсохнет та рука, которая подпишет такой договор.

Несогласное с условиями мирного договора правительство Шейдемана подало в отставку 20 июня 1919 г., которая и была принята рейсхпрезидентом Ф. Эбертом. С уходом из правительства Шейдеман остался депутатом рейхстага, и именно благодаря его материалам о связях рейхсвера с Красной Армией СССР рухнуло правительство Густава Штреземана, которое провозгласило демократизацию армии. Долгое время пробыл в должности обер-бургомистра родного Касселя.

После установления нацистской диктатуры Шейдеман, противник национал-социалистического движения с самого момента его зарождения, был лишён немецкого гражданства и покинул Германию. Скончался в 1939 году в Дании.

Ссылки

• Шейдеман Филипп — статья из Большой советской энциклопедии.
• [interpretive.ru/dictionary/462/word/sheideman-filip Исторический справочник русского марксиста, 1999]

Отрывок, характеризующий Шейдеман, Филипп

– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.