Шпенер, Филипп Якоб

Филипп Якоб Шпенер (нем. Philipp Jakob Spener; 13 января 1635, Раппольтсвайлер, Эльзас — 5 февраля 1705, Берлин) — лютеранский богослов, основатель пиетизма, специалист по генеалогии и основатель теоретической геральдики.

Биография

Родился в семье юриста. Получил домашнее образование под руководством крестной, графини Агаты фон Раппольтштайн, последовательницы Иоганна Арндта. В 1651—1659 годах изучал философию и богословие (с 1654 года) в Страсбургском университете, получив в 1653 году степень магистра философии. В университете изучал богословие Лютера и ортодоксальную лютеранскую догматику у известного богослова Иоганна Конрада Даннхауэра. Помимо университетских занятий богословием Шпенер изучал историю, а после окончания университета — древнееврейский язык и Ветхий Завет. В 1663 году стал помощником проповедника в Страсбургском соборе.

После защиты докторской диссертации по богословию в 1664 году переезжает во Франкфурт-на-Майне, где становится старшиной приходских пасторов города. Во Франкфурте Шпенер организовал занятия по изучению катехизиса, а с 1670 года проводил в своем доме collegia pietatis («школы благочестия», отсюда название движения «пиетизм»), собрания для чтения Библии, проповеди, поощрения благочестия и пробуждения живой деятельной веры, чуждой ортодоксального формализма. Собрания были открыты для всех, причем с 1674 года студенты перестали составлять большинство участников. В 1679 году во Франкфурте был основан дом для бедняков и сирот.

В 1686 году Шпенер принимает приглашение стать придворным проповедником при саксонском дворе в Дрездене, но разногласия с курфюрстом вынуждают его перебраться в 1691 году в Берлин, где он занимает должность пропста (старшего пастора) в церкви св. Николая.

Умер Шпенер в Берлине 5 февраля 1705.

Pia Desideria

Неудовлетворенность состоянием лютеранской церкви своего времени побудила Шпенера выступить с критикой церкви и программой реформирования церковной жизни — этому посвящено главное сочинение Шпенера Pia desideria (Жертва угодная, или Сердечное устремление к богоугодному улучшению истинной Евангельской церкви, купно с некоторыми на это простодушно нацеленными христианскими предложениями — Pia Desideria: oder hertzliches Verlangen nach gottgefälliger Besserung der wahren Ev. Kirche, sampt einigen dahin einfältig abzweckenden christlichen Vorschlägen, 1675), опубликованном во Франкфурте. Для исцеления церкви он предлагал обновить её на основе живой и деятельной веры, в постоянном обращении к Священному Писанию, в общении с благочестивыми верующими. В книге Шпенер высказал шесть «благочестивых желаний», или «предложений исправить состояние церкви», ставшие основополагающими принципами движения^

• Более широкое употребление Писания, включая изучение Библии в малых группах. Вместо того чтобы оставлять богословские дискуссии профессиональным богословам, ученым, советам, синодам и трактатам, верующим следует изучать Писание в малых группах и на домашних собрания. Не только служители проповедуют богословие с кафедры; люди должны изучать Библию по домам.
• Обновленное внимание к идее духовного священства всех верующих. В теории протестантское движение учило, что все христиане являются священниками пред Богом, но на практике многие церкви переняли католическое отношение, допуская к богословию и служению только профессиональных служителей. Шпенер хотел давать прихожанам положения с духовной ответственностью, позволяя им принимать активное участие в жизни и служении церкви.
• Акцент на духовные переживания и практическую христианскую жизнь, нежели чем на знания. Чем посвящать себя формальным дискуссиям и диспутам, людям нужно лично переживать Бога. Им надо научиться, как жить по-христиански, как ходить в святости.
• Разрешение споров в духе любви. Люди не должны изучать богословие ради того, чтобы побеждать доктринальных оппонентов, и в богословских диспутах они должны не забывать держаться верховного принципа любви.
• Обучение пасторов с помощью духовной литературы и практики. Образование служителей практически заключалось в обучении их вероучительным формулировкам; практические наставления, касающиеся их ответственности вести людей в христианской жизни, оставляли в пренебрежении. Шпенер хотел, чтобы проповедники и пасторы, помимо богословских трактатов, изучали духовную литературу и получали подготовку в том, как вести богослужение, наставлять верующих и вести людей к большей духовности.
• Обновленный фокус на то, что цель проповеди — назидать людей в вере. Проповедь должна звучать для наставления, вдохновения и духовного питания верующих, а не для изложения абстрактных доктрин. Слишком часто проповеди произносились в возвышенном и помпезном тоне, были отягощены богословскими и научными терминами и имели полемический (настроенный на спор) характер. Например, служитель мог проповедовать на тему предопределения, почему кальвинисты (или лютеране) заблуждаются, об ограниченном искуплении или о супралапсарианизме (Божьем избрании до грехопадения). Шпенер желал, чтобы проповеди имели практических характер, принося благословение и пользу сердцам и жизни людей.

Другие сочинения

Эсхатология Шпенера, идущая вразрез с ортодоксальным лютеранским вероучением, была изложена в книге Упование лучших времен (Hoffnung besserer Zeiten, 1692): в эти «лучшие времена» после обращения евреев и гибели папства будут преодолены религиозные расколы и все верующие восславят Бога едиными устами.

Шпенер оказал сильное влияние на многие поколения евангелических церковных деятелей и богословов, в том числе на А. Г. Франке, Н. фон Цинцендорфа (крестником которого был Шпенер) и др.

Литература

• Хегглунд Б. [www.skatarina.ru/library/bog/hegglund2.pdf История теологии] / Пер.с швед. В. Ю. Володин; Под ред. А. М. Прилуцкого. — СПб: Светоч, 2001. — 370 с. — 2000 экз. — ISBN 5-7443-0058-9.
• Шпенер, Филипп-Яков // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Шпенер, Филипп Якоб

На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.