Филипп II (ландграф Гессен-Рейнфельса)
| Филипп II Гессен-Рейнфельсский | ||
| ||
|---|---|---|
| Предшественник: | ландграфство учреждено | |
| Преемник: | ландграфство упразднено | |
| Дети: | нет | |
Филипп II Гессен-Рейнфельсский (нем. Philipp II. von Hessen-Rheinfels, также Филипп Младший (Philipp der Jüngere); 22 апреля 1541, Марбург — 20 ноября 1583, крепость Рейнфельс) — первый и единственный ландграф Гессен-Рейнфельса.
Биография
Филипп — сын ландграфа Филиппа I Гессенского и его супруги Кристины, дочери герцога Георга Саксонского.
В 1552 году 11-летнего Филиппа, переодетого в девичье платье, передали послам короля Франции Генриха II в Базель в залог того, что Гессен будет придерживаться Шамборского договора. Филипп прожил некоторое время при французском дворе.
После смерти отца Гессен был разделён между четырьмя братьями, и Филипп в 1567 году стал ландграфом Гессен-Рейнфельса. Его владения составляли около восьмой части гессенских земель. В 1569 году Филипп женился на Анне Елизавете Пфальцской, его тестем стал курфюрст Фридрих III Пфальцский. При ландграфе Филиппе Якоб Теодор Табернемонтанус в 1568 году впервые опробовал минеральные источники в Швальбахе.
Филипп Гессен-Рейнфельсский умер в перестроенной им крепости Рейнфельс и был похоронен в монастырской церкви в Санкт-Гоаре, где его брат Вильгельм возвёл монументальный надгробный памятник в стиле ренессанс. У Филиппа не было детей, и Гессен-Рейнфельс унаследовали его братья. Вильгельм IV Гессен-Кассельский получил большую часть, графство Нижний Катценельбоген; Георг I Гессен-Дармштадтский унаследовал Шоттен, Дорнфельс und Гомбург. К Людвигу IV Гессен-Марбургскому отошли Лисберг, Ульрихштайн и графство Иттер.
Напишите отзыв о статье "Филипп II (ландграф Гессен-Рейнфельса)"
Примечания
Литература
- Gerhard Köbler: [books.google.com/books?id=Fc9r8BbvIsUC&pg=PA279&dq=Philipp+II.+Hessen+Rheinfels&lr=&hl=de Historisches Lexikon der Deutschen Länder, S. 279]
Отрывок, характеризующий Филипп II (ландграф Гессен-Рейнфельса)
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
